Бедолажный

То, что он не такой, как все, Стёпка понял, когда его в шесть лет перевели из детдома в интернат. Здесь его с другом Мишкой направили в «О-А» класс.
- Знакомьтесь, - врач впихнула мальчишек в большую, пахнущую краской группу, - это ваша новая воспитательница, Эльвира Зекировна.
Черноволосая девушка с кисточкой в руках улыбнулась мальчикам большими темно-карими глазами. Эля в этом году успешно закончила третий курс в педагогическом и, переведясь на заочное отделение, устроилась работать в интернат. До 1 сентября оставалась всего неделя, и она наводила блеск в группе, принимая и размещая новеньких детей.
- Это – Миша, - врач погладила перепуганного ребенка по голове. – А вот это – Степан.
Худощавый мальчонка с выцветевшими за лето волосами расплылся широкой улыбкой.
Врач потянула Эльвиру за рукав и что-то заговорщицки зашептала ей на ухо. По мере того, как она говорила, смуглокожая воспитательница бледнела, а её и без того большие глаза становились ещё круглее и наполнялись страхом. Это не ускользнуло от любопытного взгляда Стёпки.
«Интересно, что это она там обо мне говорит?» - недоумевал мальчик. Делая вид, что рассматривает группу, он прошелся по комнате, заглянул в спальню, где в обеденный час отдыхали другие дети и, спрятавшись за невысокий шкаф с игрушками, как можно ближе подошел к разговаривавшим женщинам.
- А это не опасно? А вдруг я или кто-нибудь из детей заразится? – расспрашивала Эльвира Зекировна.
- Да нет, не должны. Это же через кровь передается.
- Но всякое же бывает, - не унималась молоденькая воспитательница. – Да разве можно таких детей с нормальными помещать? Мне что теперь в резиновых перчатках работать?
- Да ну что ты такое говоришь, - всплеснула руками докторша. – Ладно, когда докрасишь подоконник, зайдешь ко мне в медпункт, я тебя подробнее проинструктирую. Думаешь, я от этого в восторге? Представляешь, какая мне головная боль? Антиретровирусные препараты ему, ведь, по часам давать надо…
Врач оставила Эльвиру «переваривать» новость и отправилась к выходу. У двери она обернулась:
- Да, вот еще что… Ты об этом, ну, сама понимаешь…
- О чем, «об этом»? – недоумевал Стёпа. – Что я такого сделал?

Потом Стёпка стал замечать, что на него как-то странно посматривают другие педагоги. «Который? Покажи», - толкали они в бок его воспитательницу, и та косила взглядом в сторону Степана.
- Это ты – заразный? – спросил его как-то старшеклассник, прижав к стене.
- Я не заразный, - заморгал Стёпа, испугавшись, нависшего над ним здоровяка.
- Эх, вмазать бы тебе хорошенько, да боюсь, в кровь получится.
- За что? – вжал голову Стёпа.
- Не дай Бог, кого заразишь, - приподнял малыша за воротник старшеклассник, - убью!
Швырнув Стёпку на пол, он убежал, а Степан забился под лестницу и долго плакал. «За что они так? – думал малыш. – Что я им сделал? Пальцами тычут, шушукаются, дразнятся».
Да, ему дают таблетки и микстурки какие-то, и еще кровь берут на анализы, но он уже к этому привык. Так всегда было… И никакой он не «заразный». Никого он ничем не заражал и не собирается! С чего они взяли! В детдоме никто его так не дразнил. А здесь даже его друг Мишка перестал с ним дружить, с другими водится. И остальные его в компанию не принимают. Стоит подойти, как тут же расходятся. А если попросишься в игру, прогонят, да еще скажут: «С заразными не играем!»
«А в детдоме играли», - вздыхал Степка. Размазывая кулаком слезы, он вспоминал, как весело ему жилось в детском доме. Правда, он тогда был еще маленьким, но он точно помнил, что там ему было лучше. Там у него была тётя Глаша. Она работала нянечкой у них в группе и часто баловала Стёпу, припрятанной в кармане конфеткой или какой-нибудь безделушкой, которая для Стёпки была настоящим «сокровищем».

Глафира Сергеевна – крупная, пышнотелая блондинка недавно вышла на пенсию, но все равно оставалась работать в детском доме. С ним была связана вся её жизнь. Своих детей у неё не было. Единственная дочь и то была приемная. Здесь, в этом же детдоме, двадцать пять лет назад взяла она себе девочку. С тех пор и жили они вдвоем. Глафира Сергеевна очень любила детей и, будь у нее возможность, усыновила бы еще кого-нибудь. Но, увы, материально ей это было не под силу.

Опустив голову на колени, Стёпка вспоминал, как часто тётя Глаша гладила его по голове, приговаривая: «Бедолажный ты мой». Что значит «бедолажный», Стёпка не знал, но вторая часть этой фразы ему очень нравилась. «Ты мой», - повторял он ночью, спрятавшись под одело, - значит, она меня любит».
Ах, как же ему захотелось сейчас уткнуться в большой мягкий живот тёти Глаши и обхватить её маленькими ручонками.
- Тетя Глаша-а, - всхлипывал малыш, как будто она могла его услышать.
- Ах, вот ты где, - под лестницу заглянула воспитательница, - я тебя, с ног сбилась, ищу.
- Эльвира Зекировна, а я что, правда, заразный? – Степка пытался смахнуть ладошкой слёзы с ресниц.
- А ты что, ничего не знаешь? – удивилась воспитательница.
Степан покачал головой.
- Все только заразным, да спидовским дразнятся, - шмыгнул носом Стёпка. – А что это значит?
- Да не обращай ты ни на кого внимания, - прикусила губу Эльвира.

Хорошо сказать: «Не обращай внимание». А как не обращать, если сама воспитательница боялась подойти к нему ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Стёпке хоть и шел всего седьмой год, но он всё чувствовал, всё замечал. За несколько месяцев в новом коллективе он не только не нашел новых друзей, но и потерял единственного друга, Мишку. Он чувствовал себя лишним, никому не нужным и от этого всё больше и больше замыкался в себе - одни играл, один дежурил (не смотря на то, что всегда предлагал всем свою помощь).
- Вообще-то он мальчик хороший, покладистый, аккуратный, - подслушал Стёпа как-то разговор двух воспитательниц.
- Надо же беда какая, - сокрушалась другая. – И откуда у него этот ВИЧ взялся?
- Откуда? Он с ним родился. Да и что можно было ожидать, если мать – наркоманка.

«Мать – наркоманка», - Стёпке хотелось расспросить Эльвиру Зекировну, что это значит, но он побоялся. Во-первых, ему было страшно признаться, что он подслушивал разговор, во-вторых, он не совсем понимал, но знал точно, что «наркоман» - это плохо.
«Значит и мама у меня плохая, - всхлипывал Стёпка ночью, уткнувшись в подушку. – И я поэтому плохой. Никто со мной даже дружить не хочет». Малыш повернулся на живот, обхватил руками большую мягкую подушку и, раскачиваясь из стороны в сторону, представлял, что обнимает тётю Глашу. Только она о нем и заботилась, только ей он и был интересен. «Ах, ты, Стёпушка мой, бедолажный», - убаюкивал он себя, словами нянечки.

На Новогодний утренник Степан выучил большое стихотворение.
- Молодец, память у тебя хорошая, - похвалила его учительница.
- А Деду Морозу понравится? – засиял глазками Стёпка.
- Понравится, не сомневайся.

В день утренника Стёпа проснулся раньше всех, еще до подъема. Он тщательно вымыл руки, шею – еще бы, для праздника ему приготовили новую белую рубашку. Потом он намочил и причесал непослушные волосы. Ему очень, очень хотелось хорошо выглядеть, чтобы понравиться Деду Морозу.
Когда подошла его очередь читать стих, Стёпка так разнервничался, что у него пересохло горло. Но всё прошло гладко, и стихотворение Дед Морозу понравилось. Он даже посадил взволнованного мальчика себе на колени и, взъерошив его волосы большой рукой в мягкой рукавице, сказал:
- Вот утешил старика, вот порадовал. Держи от меня подарочек.
Дед Мороз запустил руку в большой красный мешок и достал оттуда пакет с конфетами (такой же, как и остальным детям).
- Дедушка, а ты, правда, волшебный? – спросил Стёпа на ушко.
- Конечно, волшебный, - из под густых белых бровей мальчика оценивал внимательный взгляд. – Ты попросить что-то хочешь?
Стёпка молча кивнул.
- Говори, - Дед Мороз наклонился к малышу.
- Дедушка, я бы хотел, чтобы у меня был друг, - шептал Стёпка, обхватив Деда Мороза за шею. – Можно и собаку, но лучше такого, как Карлсон, чтобы он мог со мной разговаривать.
Почему-то в этот момент мальчик вспомнил героев своего любимого мультика.
- Сможешь? – Стёпка еще раз заглянул под мохнатые брови.
Но тут воспитательница сняла его с коленей Деда Мороза.
- Не задерживай, Стёпа, дедушку. Ему ещё к другим деткам ехать надо, - она тянула малыша за руку, а он всё оглядывался, пытаясь понять, сможет или нет Дед Мороз выполнить его просьбу…

Приближалось лето. Стёпа уже не надеялся на то, что его желание сбудется. Он чувствовал себя для всех чужим и никому не нужным. Хорошо ещё, что учительница научила его читать. В классе он читал лучше всех, а некоторые так и не научились складывать вместе слоги. Теперь Стёпка был счастлив, знакомясь с новыми книжными героями. Он взял в библиотеке книгу про Карлсона и с интересом читал её истории, представляя себя на месте Малыша. Как ему хотелось иметь такого друга, с пропеллером! Иногда, во время прогулки, когда все дети бегали с мячом или играли в другие игры, он сидел на бордюрчике и смотрел в высокое небо. Его фантазия рисовала картины, как он, держась за руку с Карлсоном, парит между облаков или как они весело болтают, сидя на тучке…

В конце июня всех детей вывезли к морю, в лагерь. Дети очень радовались: солнце, море, никаких уроков – красота! Одно сильно огорчала Стёпку – его заставили сдать любимую книгу назад в библиотеку. Да и моря он, честно говоря, побаивался, хотя и был на нем впервые.
- Степан, ты чего не идешь? – кричала воспитательница, выстраивая очередную «десятку» для купания в море.
- Не хочется, - пожимал он худенькими плечами.

На следующий день Эльвира Зекировна подошла к Стёпке, когда он строил из песка крепость.
- Стёп, а ты чего в море не купаешься? – присела она рядом.
Малыш посмотрел на неё из-под выгоревших ресниц и опустил взгляд:
- Я плавать не умею.
- Так никто из наших не умеет, но купаются же. Ты сначала по трусики заходи, учись. На берегу же жарко сидеть, - уговаривала его воспитательница.
- Я боюсь, - честно признался мальчик. – Мне однажды, в детдоме ещё, сон страшный приснился, как будто бы я в море утонул.
- Ну, так это же сон, - Эльвира Зекировна подала мальчику красивую ракушку. – Не бойся, тебе понравится.

Постепенно Стёпа стал купаться вместе со всеми. Но дальше, чем по пояс он не заходил – ему было страшно, что вдруг он начнет тонуть и никто не протянет ему руку помощи.
Отчаянные смельчаки просили воспитательницу сводить их попрыгать с волнореза. А у Стёпки аж дух захватывало, когда он смотрел, как оттуда, поднимая фонтаны брызг, прыгали старшеклассники. Нет, все-таки какой-то страх к глубине сидел у Стёпки под рёбрами, сковывая и мешая дышать…

Однажды, когда солнце катилось к горизонту, и приближался час ужина, дети весело играли в «выбивало». Стёпка не стал напрашиваться в игру, он был счастлив уже тем, что ему разрешили подавать укатившийся мяч.
В очередной раз, когда мяч, стукнувшись об игрока, поскакал в сторону моря, Степан помчался за ним со всех ног. Но в этот момент шлепок за что-то зацепился, и малыш юзом проехал по кальке.
Игра остановилась, когда детвора увидела расцарапанного в кровь одноклассника.
- Эльвира Зекировна, Стёпка расшибся, - Линка подбежала к воспитательнице.
- Как это? – Эльвира побежала к стайке детей, окружившей Степана.
Его лицо, живот, а особенно ладошки и коленки были сильно поцарапаны и сочились кровью. Стёпке было так больно, что как он ни старался, не мог сдержать слёз. Всхлипывая, он не хотел показать одноклассникам свою слабость и пытался сдержаться. Но предательские слёзы прозрачными ручейками стекали по запачканному лицу малыша. Вид крови, которая текла по худеньким ножкам и капала с разбитого носа, прорвал «плотину», и Стёпка горько заплакал. Ему было очень больно и жалко себя. Так хотелось, чтобы кто-то его пожалел и успокоил. Он переводил взгляд с одного одноклассника на другого, но ни в ком не было и капли сострадания: кто-то смеялся, а кто-то брезгливо морщился. Увидев подбегающую воспитательницу, малыш сделал пару шагов к ней навстречу, протянув вперед разбитые ладошки. Но, ошарашенная картиной, Эльвира попятилась. От этого Стёпка стал реветь во весь голос.
- Ну не плачь, не плачь, - молоденькая воспитательница ходила кругами вокруг рыдающего малыша, соображая, что же ей делать.
- Надо к врачу отвести, - подсказал кто-то из детей.

В медпункте Эльвира Зекировна остановила, наклонившегося над мальчиком, врача:
- Будьте осторожны, у него – ВИЧ!
Доктор невольно одернула от Стёпки руку, а затем, надевши одноразовые перчатки, зажав вату пинцетом, осторожно смазала раны зеленкой.

После отбоя, когда, утомленные зноем, дети затихли, Стёпка смотрел в окно на черное, усыпанное звездами, небо, и горячие ручейки слёз стекали на его подушку. «Я всем мешаю, - думал он. – Никто меня не любит. Была одна тётя Глаша, да и от той в интернат перевели». Раны на коленях дёргали и ныли, отчего на душе становилось еще тоскливей. Малыш пытался вспомнить что-нибудь хорошее из своей жизни, но вспоминалась только боль. Потом он представил свою любимую тётю Глашу. Он сидел у её ног, показывал замазанные зеленкой раны, а она гладила его по голове, приговаривая: «Бедолажный, ты мой, бедолажный». А затем он вспомнил о Карлсоне. «Если бы у меня был такой друг, - размышлял мальчик, - я бы попросил его перенести меня вон на ту звездочку. Интересно, расстроились бы они, если бы меня не стало?»
Степан не спал всю ночь, а под утро принял решение…
До подъема оставалось еще полчаса, когда Стёпа аккуратно заправил кровать, надел свою любимую красную футболку и тихонько вышмыгнул на улицу.

Глафира Сергеевна с тяжелой сумкой зашла в ворота оздоровительного комплекса и спросила у сторожа:
- Как мне четвертый корпус найти?
- Вот по этой дорожке пойдете, а там, у моря, увидите трехэтажное здание с красными балконами.
Облегченно вздохнув, женщина переложила сумку в другую руку. «Вот, Стёпушка обрадуется», - думала она. Новость, и правда, была хорошей. Глафира Сергеевна, скучавшая по мальчику, уговорила свою дочь оформить опекунство над Степаном. Ей-то по возрасту этого бы уже не разрешили, а вот дочке дали добро. Они уже и справки кое-какие собрали. Раньше времени женщина не хотела обнадёживать ребенка, а теперь ей не терпелось обрадовать малыша. В сумке лежали домашние пирожки, черешня и сладости. Всего было вдоволь, чтобы Стёпушка мог угостить своих друзей.
Глафира Сергеевна специально выехала первой электричкой, чтобы пораньше добраться до лагеря, позагорать со Степаном на море, а к вечеру вернуться домой. Насовсем она заберет его только в конце августа, когда дети вернутся в интернат. К тому времени и документы все будут собраны.

Когда женщина вывернула из-за угла нужного корпуса, маленькая фигурка в красной футболке спрыгнула с крыльца и скрылась за кустами. «Стёпушка?» - ёкнуло сердце. «Нет, он у меня послушный, один никуда не пойдет», - застучало в висках.
Поблукав по коридорам, Глафира Сергеевна остановилась возле двери, на которой была приколота бумажка: «Воспитательская». Постучав тихонько, а затем сильнее, она услышала за дверью шаги. На пороге появилась заспанная девушка. Объяснив, что к чему, Глафира Сергеевна с воспитательницей пошли к Стёпкиной палате.
- Все равно сейчас подъем, - сказала Эльвира Зекировна, открывая дверь.
Увидев вместо Стёпы аккуратно заправленную кровать, воспитательница пришла в замешательство. Тут-то тётя Глаша и вспомнила о фигурке, выскользнувшей из дверей.
На поиски срочно были подняты старшеклассники и другие воспитатели.
- К морю, к морю надо идти искать, - суетилась Глафира Сергеевна.
- Вряд ли он к морю пойдет, - сомневалась воспитательница, - он воды, как огня, боится.
Но, не смотря на это, тётя Глаша вместе с группой ребят пошли в сторону пляжа. Глафира Сергеевна вертела головой, осматривая песчаный берег, когда мальчишки закричали ей что-то с волнореза, показывая рукой в море. У края пирса на волнах покачивалось красное пятно. «Кровь!» - застучали виски. «Футболка», - замерло сердце.

- Что же мне теперь будет? Что же мне теперь будет? – кричала Эльвира Зекировна, хватая за руки своих коллег.
- Стёпушка-Стёпушка, бедолажный ты мой, - тихо плакала Глафира Сергеевна, прижимая к себе мокрое, холодное тело.

БедолажныйПроза

Бедолажный
Проза