Из круга в круг, или Нить неизбывная Обрывок четвёртый
Повесть к свободному узничеству
Обрывок четвёртый
..............................................................
Дорога к роще пробиралась между затопленным талой водой карьером и молодыми охранными тополями, остановившими разрастание ямищи в сторону виноградника. Сквозь листву протиснулся неяркий свет предзакатного солнца. Сужаясь в подступивших к ней бурьянах, уже не дорога – едва видимая тропка – карабкалась по косогору к раскидистым дубам, обступившим поляну. Будто к древнему капищу. Колыхалась напряжённая тишина. И казалось, что в тишине зреет пронзительный голос языческого жреца. Я вошёл в рощу.
– У-у-хх!..
– …ху!.. ху! ху!.. – Эхо дрожью пробежало по коже, обвило руки, стянуло.
Из-за ближнего дуба дробью осыпал меня смех. Она. Светка, соседка по улице и по парте. Распущенные волосы, светлые и густые. Грудь подпрыгивала от безудержного хохота, сверкали блёстки на свитере, рассыпались по всей поляне.
– Ха-ха-ха-ха!.. Испугался?
Медленно, напрягая ноги, я двинулся в её сторону.
– Вот… вот я тебе счас покажу!
– Что? – Она всё ещё смеялась. – Что ты покажешь?
– Накажу.
Смех не угасал, из голоса перелетел в шумное дыхание, и оно подшучивало надо мной. Она вздёрнула голову, ошпарила меня густой синевой из глаз:
– Ну?
На вызов надо было отвечать. Отступать – мужское достоинство растоптать.
Губы скользнули по Светкиной щеке, по губам, чуть солоноватым, в мгновение отмякшим…
– Ой! – Она вскрикнула. – Трава сырая.
– Ну и что? – Этот вопрос тоже был из собрания проклятых.
– След останется. – Светка вздохнула. Я обрадовался.
– А ты права, права, права: такая сочная трава…
Чтоб не обидеть, я чмокнул Светку в ямочку на пухлой щеке и не спеша вывел из рощи.
Никто не окликнул нас. Только запоздалый ветерок прошумел по кронам дубов.
Бедная Леля! (Астарта, Афродита, то бишь Света)…
Ночь уже разлилась вокруг нас, уплотнила воздух; Светка нырнула мне под руку. Вдалеке, за колхозными огородами, заворочался на широкой долине Буг, что-то ухало в той стороне, и откуда-то издалека, из раннего детства, гудел двигатель гружённой гранитом баржи. Едва намётанная в темноте дорога растворялась в туманном свечении города. Светка потёрлась щекой о мою грудь.
– Серёжка, ну почему ты такой?
– В белой «рубашоночке, хорошенький такой»? – Я почти пропел.
Упругое существо под моей рукой не унималось:
– Говорят, мужчины от спиртного смелыми становятся…
– И от кого же тебя надо защищать?
Она ушла из-под руки.
– Ты несносный! – Она ткнула кулаком мне в бок (так что печёнка почувствовала) и взорвалась рыданием: – Несносный!.. Противный!.. Я… я люблю тебя…
Печёнка слегка заныла, я искоса посмотрел на Светку и подумал: «Это пройдёт. Когда придёт другое… А что – другое? И откуда?»
Притянул Светку к себе, а мысли забегали. По городу, по берегу Буга, по Марьиной роще. Интересно, а у деда с бабкой тоже здесь было первое свидание?
Конечно. Где же ещё? Это земля предков…
................................................................
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Мне очень понравилось!Хочется прочитать дальше.Это все живое,интересное и реальное...,но что-то еще хочется прочитать,чего-то жаждет разум и просит душа... Комментарий автора: Сердечное спасибо!
Вместо комментария отсылаю Вас на
http://evaksarin.foru.ru/
Реальность - Андрей Скворцов Я специально не уточняю в самом начале кто именно "он", жил. Лес жил своей внутренней жизнью под кистью и в воображении мастера. И мастер жил каждой травинкой, и тёплым лучом своего мира. Их жизнь была в единстве и гармонии. Это просто была ЖИЗНЬ. Ни та, ни эта, просто жизнь в некой иной для нас реальности. Эта жизнь была за тонкой гранью воображения художника, и, пока он находился внутри, она была реальна и осязаема. Даже мы, читая описание леса, если имеем достаточно воображения и эмоциональности можем проникнуть на мгновение за эту грань.
История в своём завершении забывает об этой жизни. Её будто и не было. Она испарилась под взглядом оценщика картин и превратилась в работу. Мастер не мог возвратиться не к работе, - он не мог вернуть прежнее присутствие жизни. Смерть произвёл СУД. Мастер превратился в оценщика подобно тому, как жизнь и гармония с Богом были нарушены в Эдеме посредством суда. Адам и Ева действительно умерли в тот самый день, когда "открылись глаза их". Непослушание не было причиной грехопадения. Суд стал причиной непослушания.
И ещё одна грань того же. В этой истории описывается надмение. Надмение не как характеристика, а как глагол. Как выход из единства и гармонии, и постановка себя над и вне оцениваемого объекта. Надмение и суд есть сущность грехопадения!
Гроб. - Геворг Минасян Друзья! Все отзывы (если они будут),прошу направить на E- mail. Там же отвечу всем: Всем нам БОЖЬЕГО мира! С любовью во ХРИСТЕ: Минасян Геворг.
