Отрывки пути становились все короче и короче. Глаза Максимуса застилал красный туман, кровь колотилась в висках тяжелыми молоточками, от постоянного напряжения ноги все чаще сводило судорогой.
Неожиданно, во время очередной остановки юноша заметил что-то странное под ногами. Он заставил себя сконцентрироваться на снегу и обнаружил множество следов крупных животных. Местами следов было так много, что они почти скрыли следы Мигеля и Мария. Животные проходили с севера на юг, и в этом месте пересекли путь Максимуса и Павла.
Юноша заставил себя думать. Если животные затоптали следы Мигеля, значит, они прошли тут позже людей, не далее чем десять-двенадцать часов назад, а возможно и того меньше. Такое скопление животных наверняка произошло не без участия людей, возможно, каких-нибудь пастухов. Тогда имеет смысл двинуться по их следам, потому что к ночи, они должно быть тоже желают встать на стоянку. Не теряя ни минуты, Максимус повернул на юг и настырно зашагал. К его великому удивлению, скоро у горизонта появилось множество темных точек. Собрав последние силы, он с утроенной энергией двинулся по направлению к ним. Вот уже стали различимы большие кибитки. На светлом снежном фоне они возвышались как черные кляксы. Еще немного и Максимус узнал во множестве пасущихся повсюду животных северных оленей. Несколько пастухов гордо восседали на крупных особях верхом и уже обратили на юношу пристальное внимание.
Силы оставили Максимуса, он тяжело сел в снег рядом с Павлом. Ближайший из пастухов отделился от стада и медленно направился к нему. Сильный олень с корявыми мощными рогами грузно семенил по снегу частой рысью.
Предвкушая скорое избавление, юноша радостно улыбался подъезжающему человеку. Но тот, видимо, не очень был настроен отвечать ему взаимностью, напротив, приближался с большими предосторожностями, прятался за широкой шеей оленя и с любопытством выглядывали из-за его рогов. Метрах в десяти он остановился и стал внимательно рассматривать пришельцев. Максимус в свою очередь не упустил возможности присмотреться к человеку. Одежда из оленей шкуры, меховая шапка, унты, черная косматая борода и красное от мороза лицо – вот что в первую очередь бросилось юноше в глаза. Верховой олень оседлан, словно лошадь, за седлом торчит потертый приклад, рядом сплетенный из волоса аркан.
Максимус ждал, когда человек осмелеет и подойдет поближе, чтобы начать разговор, но тот, немного помедлив, круто повернул животное и помчался к самой большой кибитке во весь опор. Максимус видел, как он спешно соскочил на землю и вошел внутрь.
Он не появлялся довольно долго, или это так показалось Максимусу, потому что он стал быстро замерзать. Дальше идти у него уже не было сил, поэтому ему ни чего не оставалось, как только покорно ждать своей участи.
Из кибитки выскочило несколько человек. Не прибегая к помощи животных, они пешком очень быстро добрались до пришельцев и без слов взяли обоих за руки и потащили их волоком туда, откуда вышли сами.
Максимус не сопротивлялся, хоть метод передвижения, который выбрали его гостеприимные хозяева, был ему не совсем по душе. Священник только глухо стонал в бреду, он по всей вероятности даже не заметил произошедших перемен. По дороге к кибитке Максимус думал, что лучше уже это, чем замерзнуть в ледяной пустыне, или умереть с голоду вместе со своим спутником.
Их затащили в покрытое кожами помещение на колесах, проволокли к центру и неожиданно бросили на пол. Максимус больно стукнулся головой о деревянный пол. Так как его волокли лицом вверх, то естественно он мог видеть только то, что остается позади, а что творилось впереди ему было не ведомо. Предоставленный самому себе он с великим трудом сел и потрогал ушибленный затылок. Все в порядке, голова, кажется цела.
Помещение было мрачным, но довольно просторным для того, чтобы в нем могло поместиться человек двадцать. Всюду на крючочках и гвоздиках висели теплые одежды, в маленькое оконце топилась пузатая железная печка, посреди комнаты, на самом освещенном керосиновой лампой месте восседал толстый, гладко выбритый, розовощекий человек, и смотрел на Максимуса сквозь опухшие веки злыми маленькими глазками.
- Кто такие? – Властно спросил он, когда Максимус повернулся к нему лицом.
Молодой человек попытался улыбнуться, но толи у него это не получилось, толи обстановка к этому не располагала, но толстяк сразу нахмурился.
- Мы бывшие граждане «великого города». – Уклончиво ответил Максимус, но по выражению лица собеседника понял, что это ему ни о чем не говорит. – Мы из Аллагора. – Поспешил он пояснить.
На лоб человека легли складки озабоченности. Максимус понял, что сказал не то, что требовалось, но ни как не мог взять в толк, что от него хотят.
- Я не знаю поселений с таким названием, пришелец. – Хрипло проговорил хозяин. - Но если ты осмелишься мне лгать, то я предам тебя самой страшной смерти.
От таких слов легкий холодок пробежал по спине Максимуса, а волосы на затылке зашевелились.
- А это кто? – Пухлый палец нервно указал в сторону Павла.
- Это мой друг.
- Он кажется нездоров? – Хозяин подозрительно прищурился, вглядываясь в неподвижную фигуру на полу. – От него надо избавиться.
Максимус вздрогнул.
- Нет, вы не правильно поняли, он вовсе не болен, у него сломана нога и плюс сильное истощение. Он не заразный и ни какой опасности не представляет. – Торопливо затараторил юноша.
- Бросьте это на улицу. – Невозмутимо приказал толстяк, будто не слышал слов Максимуса.
- Нет-нет, его нельзя на улицу! – Закричал тот и прижал к себе неподвижное тело. На глазах юноши выступили слезы отчаяния.
Один из подчиненных хозяина, желающий исполнить приказание своего босса, на секунду оторопел от такого дерзкого поведения, но когда самообладание вернулось к нему, он выхватил из-за пояса короткий кинжал и шагнул к Максимусу. Острое лезвие сверкнуло в полутьме, и юноша закрыл глаза. В один миг он представил, как холодная сталь обжигает его тело, и сокрушает жизненно важные органы… Но ни чего не произошло.
Хозяин еще не достаточно удовлетворил свое любопытство, и чуть заметным движением повелел слуге подождать. Тот снова безропотно отошел в тень.
Максимус открыл глаза. Павел у него на руках, он еще жив, значит, не все еще потеряно.
- Назови мне хотя бы одну вескую причину, почему я должен сохранить жизнь этому неподвижному куску мяса. – Услышал Максимус.
- Это – священник. – Тут же ответил он.
Толстяк озадаченно потер переносицу.
- Настоящий? – Почему-то спросил он.
- Самый настоящий!
Толстяк надолго задумался. Время остановилось. Вокруг установилась умиротворенная тишина, только изредка снаружи доносились голоса пастухов или хриплые вздохи животных.
Неожиданно хозяин засмеялся. Его обширное тело заколебалось в глубоком кресле, заколыхался двойной подбородок.
- ХА-ха-ха! Теперь у меня будет своей собственный священник! – Воскликнул он. – Ха-ха, как у самого царя.
Вдруг до Максимуса дошло, что это ни что иное как помилование, и он в отчет облегченно улыбнулся.
Когда первый приступ радости прошел хозяин обратился к юноше.
- Ты молодой, крепкий сможешь кормить и себя и его. Наша основная задача – пасти царские стада. Если ты будешь хорошо работать, то мне все равно откуда ты пришел, у тебя будет еда и тепло. Если будешь пасти плохо… нам не нужен лишний рот.
Максимус понимающе кивнул.
- Отлично. – Продолжил толстяк. – В последней стычке с разбойниками мы потеряли одного из наших людей. Он погиб, как герой, защищая общее дело, поэтому его одинокая мать все еще живет в их доме и питается за счет общины. Но ей тяжело одной, ты должен стать для нее сыном. У нее достаточно места для вас обоих. – Человек недвусмысленно указал глазами на священника. – Я думаю, что он, когда встанет на ноги, принесет нам удачу.
Максимус не стал переубеждать его, а только согласно кивнул.
- Будем надеяться, что вы оба не доставите нам много хлопот. – Сказал он так тихо, словно говорил сам себе. – Глеб! – Гаркнул он.
Из тени выступил слуга.
- Отведи этих двоих к старухе Гульнар. Скажешь ей, что вот этот – он указал на Максимуса – теперь будет ее сыном, и займет в стане его место. Пусть заботится о нем и ест хлеб, который он зарабатывает.
Слуга кивнул, в знак того, что все понял и указал Максимусу на дверь. Юноша взвалил на плечи священника, и втроем вышли на свежий воздух.
Для ослабевшего Максимуса прогулка по стану пастухов с непомерным грузом на плечах не представляла ни какого интереса. Он не обращал внимания на то, как далеко они идут, сколько людей вышло из своих кибиток, которые они называют домами, чтобы потаращиться на удивительное зрелище - двух чужаков. Не интересовали его и многие другие подробности, потому что, собирая последние силы, он старался не отстать от проводника, который, казалось, совсем не замечал их. Он все шел и шел через стан, не огладываясь на попутчиков. Он уже вырвался вперед метров на пятьдесят, когда Максимус понял, что конец их путешествия близок. Их провожатый остановился у приземистой, покосившейся кибитки и постучал в дверь. Кто-то показался на пороге. Пока Максимус приближался, они оживленно о чем-то говорили, но прежде чем он успел что-нибудь разобрать из разговора, провожатый кивнул в их сторону и удалился.
До кибитки оставалось еще шагов двадцать, когда силы покинули юношу, и он растянулся на холодной земле, под тяжелым телом Павла.
Первое, что ощутил Максимус после пробуждения – тепло и густой запах вареного мяса. Он открыл глаза. Осмотрелся. Узкая доска под ним плавно переходила в шерстенную подушку. Вокруг было почти темно, видимо потому что тот угол, в котором он лежал, был отгорожен от основного помещения затхлой оленьей шкурой. Тут было не просто жарко, а невыносимо душно, вот почему он так сильно запотел, хоть на нем совершенно не было одежды.
Снаружи доносились тихие голоса. Один был хриплый старушечий, другой принадлежал священнику.
- …Всякое бывало, однажды, года два тому назад, появился в нашем стане человек. Подобно вам, он пришел ниоткуда, чтобы рассказывать нам о Боге. Но его рассказ не понравился Хагсу, и он повелел казнить несчастного. – Рассказывала старуха.
- За что? Неужели только за то, что говорил о Боге? – Удивился священник.
- Нет, не только. Он много ел и не хотел работать. Его накормили оленьей шерстью, и на третий день он умер. – Буднично пояснила собеседница.
Максимус отдернул ширму и сел на своей импровизированной кровати. От резкого движения потемнело в глазах, и закружилась голова.
- Кто-нибудь скажет мне куда подевалась моя одежда? – Сдавленно спросил он, прикрыв глаза рукой.
- А вот и наш герой. – Констатировала старая женщина.
Она медленно пересекла маленькую комнатку и сняла с веревки сухую одежду.
- Все было мокрым и грязным, надо было это постирать. – Деловито пояснила она, раскладывая стираное белье перед Максимусом. Тот туповато уставился на нее. – Что ты так таращишься? Ты теперь будешь мне вместо сына, а я тебе взамен матери. Так решил Хагс.
- Кто такой Хагс? – У юноши все плыло перед глазами, и женщина поняла его состояние и остановила все разговоры жестом руки.
- Довольно. Сначала тебе надо поесть, иначе ты будешь до ночи задавать глупые вопросы. – Заявила она и стала накрывать на деревянный столик больше похожий на табурет.
Запах мяса усилился, когда сочные варенные куски оленины появились на столе в трех глубоких плошках. Только теперь Максимус понял, как сильно он проголодался, и как давно он не пробовал настоящего мяса. Рот тут же наполнился слюной, а желудок свело острой судорогой.
- Сегодня только мясо. – Оправдывалась старушка. – Рыба будет только тогда, когда в семье будет рабочий человек. – И она с надеждой посмотрела на Максимуса.
От такого пристального взгляда Максимус перестал трясти солонкой над своим куском.
- Что мне надо будет сделать в первую очередь? – Спросил он, чтобы женщина поняла, что он полностью на ее стороне и тоже мечтает поскорее заняться чем-нибудь полезным.
Та сразу оживилась. Ее круглое монголоидное лицо с узкими шелками глас сразу повеселело.
- Я уже все узнала. После завтра ночью твоя смена пасти. Надеюсь, что ты оправдаешь многие мои надежды. Хотя если честно сказать, Хагс сегодня был крайне недоволен тобой, вызывал меня в свой дом.
- Хагс, это тот жирный боров, который разговаривал со мной в той большой кибитке? – Максимус поморщился, словно вспомнил кошмарный сон.
- Да, он тут главный. Мы полностью зависим от него. Но ты должен быть осторожней, если он узнает, что ты говорил о нем такие слова, то ты не заметишь, как тебе уже отрубят голову. – Женщина говорила совершенно серьезно, поэтому юноша сдержал улыбку.
- Что же ему не по душе? – спросил он.
- Этой ночью была твоя смена пасти, и ему доложили, что ты не вышел. Мне пришлось долго доказывать ему, что ты был просто не в состоянии подняться на ноги, иначе я опять осталась бы одна, и была бы обречена остаток жизни есть одну оленину.
Священник тем временем молча жевал и вникал в разговор.
- Я надеюсь, пасти оленей не очень тяжело, чтобы научиться этому ремеслу с первого раза? – Поинтересовался юноша.
- Как! Ты не разу в жизни не пас оленей?! – Удивилась в свою очередь женщина. – Кем же ты работал последние несколько лет?
- Я – врач.
Старушка задумалась.
- Это может быть очень кстати. – Вслух подумала она и добавила: - Пасти не трудно. Тот кто умеет лечить людей, сможет пересчитать оленей вечером и утром. Главное в этом деле не спать. Потому что сон во время работы карается смертью.
- А смог бы я пасти со сломанной ногой? – Спросил священник у старухи.
- Нет. – Оборвал его Максимус. – Тебе нельзя в седло, пока не срастется кость. – Кстати, как мне к вам обращаться. – Спросил Максимус женщину.
- Меня зовут тетушка Гульнар. – Кокетливо представилась старушка, и Максимусу показалось, что ее смуглое лицо залил румянец.
К вечеру, когда Максимус и Павел наперебой рассказывали Гульнар о Спасителе Иисусу Христе и Его искупительной смерти за все человечество, на улице послышался какой-то шум, а затем кто-то энергично постучал в дверь.
Старая хозяйка, жестом остановила Максимуса, который хотел открыть дверь, и поспешила сама разобраться в чем там дело. У кибитки собралась группа возбужденных людей. Гульнар посмотрела на того, кто стучал и плотно прикрыла за собой дверь.
- Что тебе нужно, Аристарх? – Сухо спросила она.
- Айнур был моим другом, и этому есть свидетели. – Он указал рукой в сторону толпы. – По закону я имею право претендовать на его имущество. – Дерзко бросил он в лицо старой женщины.
- Мой сын ни когда не относился к вашим отношениям настолько серьезно, чтобы ты мог распоряжаться жизнью его матери. – Почти прорычала она в ответ.
- Если бы ты была мужчиной, то я убил бы тебя на месте. – В тон ей ответил Аристарх. – Кто теперь вступится за твою жизнь и честь семьи?! – В вопросе был столько ехидство, что Гульнар невольно вздрогнула.
- Мой новый сын примет твой вызов, Аристарх, и завтра на рассвете твои жена и дети будут служить моему дому.
- Я буду ждать его у черного провала, как только взойдет солнце. – Громко воскликнул он, чтобы услышали остальные, затем приблизился к женщине и прошептал ей на ухо: - Я видел этого несчастного, когда он тащился через стан. Завтра вот этой пулей я вышибу ему мозги. – И для убедительности он показал ей патрон, которым намеревался сделать это.
Женщина прерывисто перевела дух и повернулась, чтобы уйти.
- Не говори «гоп» пока не перепрыгнешь. – Сказала она и скрылась за дверью кибитки.
- Что произошло? – Встретили ее вопросом оба мужчины.
- Самое неприятное, что только могло произойти. – Печально ответила она. – Пока я жила одна, ни кто не смел обидеть меня, потому что боялись гнева Хагса. Но теперь все по-другому. Теперь в моем доме появился мужчина и по закону он должен доказать свои права на собственность тем, кто пытаются оспаривать их. У моего сына при жизни не было ни кого кроме меня и одного друга. И теперь этот человек утверждает, что имеет права наследовать собственность моего сына.
- Вот наглец! – Возмутился священник.
- И что? – торопил ее Максимус, потому что чувствовал, дело это чрезвычайной важности.
- Завтра на рассвете ты должен сразиться с ним. – Серьезно посмотрела она на Максимуса.
- Сразиться?! – Изумленно переспросил тот. – Что значит «сразиться»?
- Вы встретитесь, и ты убьешь его. – Невозмутимо пояснила она.
- О, нет! Этого мне еще не хватало! Ни кого я убивать не собираюсь. – Замахал руками Максимус.
Настало время удивляться старухе.
- Ты же не покроишь позором наш род, отказавшись принять вызов?! – Прошептала она на грани истерики.
- А что произойдет, если отказаться от этого безумного предприятия? – Спросил Павел.
- Почти наверняка нас всех погубят, а если нет, то просто заберут все имущество и отдадут Аристарху.
- Тому негодяю?
- Да.
- И мы тогда останемся на улице?
- Да.
- И замерзнем?
- Или умрем с голоду. – Лицо старухи поникло.
Наступила долгая пауза.
- Неужели нельзя решить этот вопрос мирным путем? – В отчаянии воскликнул Максимус, когда понял всю безысходность ситуации.
Гульнар посмотрела на него, как на пришельца.
- А где ты видел, чтобы подобные вопросы решались мирно?
- В Аллагоре вообще не возникают подобные конфликты.
- Ну конечно, вот и вы в результате мирных переговоров оказались на улице без средств к существованию. – Ворчала она. – Подобным образом можно решить любой конфликт – отдадим наглецу все что у нас есть и отправимся в пустыню умирать.
Максимус был вынужден согласиться, что логика в ее рассуждениях есть, но принимать участие в кровавых разборках ему было как-то не с руки. И дело даже не в том, что он ни когда в жизни не держал в руках оружия и всегда сторонился школьных потасовок, все было гораздо сложнее. Как он, христианин, мог позволить поднять свою руку на человека, который так же, как и он был создан по образу и подобию Божию. А заповеди Христа относительно другой щеки…. Нет, это определенно невозможно.
«Господи, почему Ты допустил в моей жизни такую ситуацию? – Молился внутренне он. – Дай же мне мудрости правильно поступить».
- Что вы думаете об этом? – Спросил он, наконец, священника.
- Это определенно испытание. – Глубокомысленно ответил тот, на что Максимус криво усмехнулся.
- То что испытание, это я уже и сам понял. Что вы мне посоветуете делать?
- Людей убивать нельзя – это однозначно. Господня заповедь гласит: «Не убий!»
- Честно сказать, я больше теперь боюсь быть убитым. Пастухи не расстаются с оружием, воюют с разбойниками, а я ни когда ружья в руках не держал. – Максимус посмотрел на священника, как загнанный зверь. – Он убьет меня, это точно.
Старуха уже немного успокоилась, занялась домашними делами и теперь совсем не обращала внимание на мужской разговор.
- Да не переживай ты так, - успокаивал Максимуса Павел – доверься Господу, это самое главное. Помнишь победу Давида над Голиафом. У слабого пастуха не было шансов победить в этой схватке, но Господь был с ним, и нам известен исход битвы. Возможно завтра утром уже все прояснится и ни кого убивать не придется, а если бы и так, то пусть твой Бог пойдет впереди тебя.
- Да, ты прав. – Ободрился юноша. – Надо усердно молиться об этом. Может быть, все еще образуется.
Остаток дня Максимус провел как в бреду. Он по долгу стоял на коленях у кровати, а когда вставал очень скоро опять начинал нервничать и переживать. Старуха внимательно наблюдала за происходящим, и для нее все представлялось в ином свете. Она видела ревность молодого человека в том, как он активно вымаливает у своих богов завтрашнюю победу, а волнение которое Максимус не мог скрыть, принимала за возбуждение перед битвой. Весь этот вечер она методично граненным напильником стачивала наконечник пули. Она знала, что делает. Когда пуля стала вызывающе тупой, она проточила крестообразную канавку на ее лобной стороне, и теперь любовалась делом рук своих.
- Что это вы делаете весь вечер? – Решил отвлечься от мрачных мыслей Максимус.
- Подготавливаю для тебя патрон, сынок. – Ответила она, почти любовно вставила заготовку в патронник карабина и задвинула затвор. – Острая пуля слишком безобидный инструмент, для нашего дела. Эта пуля от удара легко расплющится и быстро выведет врага из строя.
Вдруг Максимус почувствовал, как обед подступает к горлу, и метнулся к двери. Но уже по дороге ему стало легче, и он устало сел на пороге, глубоко вдыхая морозный воздух.
Гульнар подошла сзади и плотно прикрыла дверь.
- Тепло надо беречь. – Назидательно проворчала она. – Пойди лучше поспи. Завтра тяжелый день.
- Я не смогу сейчас уснуть.
- Приготовлю тебе успокаивающий отвар, заснешь быстро, и будешь спать как младенец. – Заявила она и полезла в шкафчик.
Приготовленный отвар действительно имел сильное снотворное действие. Скоро мрачные мысли покинули голову юноши, а на их место пожаловали райские грезы. Волны приятных ощущений накатывались на Максимуса и усиливались до тех пор, пока его сознание не помутилось ими, и, в конце концов, он забылся блаженным сном.
Сквозь призрачный сон Максимус услышал отдаленный шепот и резко проснулся, от того, что кто-то тряс его за плечо.
Пред его затуманенным взором предстала круглолицая старуха.
- Вставай. Уже пора. – Зашептала она. – Скоро рассвет, а тебе еще надо хорошо подкрепиться.
Сонливость отступила только тогда, когда он умылся ледяной водой и плотно позавтракал остывшим варенным мясом.
Из дома вышли они в ночную тьму и зашагали в известном только старухе направлении. В правой руке Максимус сжимал карабин, и вес от оружия, каким-то невероятным образом вселял в его сердце уверенность. Но это была уверенность человека, который держит в руке увесистую дубину, потому что, как мы знаем, он не умеет пользоваться ружьем.
- У меня не должно быть секундантов? – Зачем-то спросил он по дороге.
Гульнар недоверчиво покосилась на юношу.
- Ты говорил, что не имеешь опыта в подобного рода делах, откуда ты знаешь правила?
- Да в книжках читал про дуэли, вот и спросил.
Старуха как будто удовлетворилась ответом, но еще несколько раз подозрительно глянула на него. «Этот парень еще удивит ее». – Подумала она и ободрилась.
- Тебе нет необходимости выставлять свидетелей, потому что все знают, что у нас нет ни родных, ни друзей. Мы можем надеяться только на себя.
- К сожалению и на это мало надежды.
- Что ты хочешь сказать?
- Моя надежда только на Господа. – Успокоил он перепуганную женщину.
- И на что же ты надеешься?
- На то, что мне вовсе не придется драться с кем бы то ни было.
Женщина поморщилась.
- Если ты струсишь, я весь свой короткий остаток жизни буду тебя презирать. – Предупредила она.
- Не сомневаюсь. – Мрачно согласился Максимус.
«Черный провал» появился перед ними внезапно. Подойдя поближе, Максимус понял, почему это место носит такое мрачное название. Даже в абсолютной темноте ночи, черная пропасть четко выделялась на общем фоне.
- Что это?
- Это граница нашей территории. Через этот провал ни кто перебраться не может. Тут отвесные скалы и дна не видно. Днем здесь не так жутко.
На Востоке черное небо уже начало бледнеть. Мороз был довольно сильный и Максимус постоянно пританцовывал, чтобы не прихватило пальцы на ногах.
Вдруг из-за бугра появилась группа людей. Они быстрыми шагами приближались к юноше и старухе. Все они были вооружены, и все были мужчинами.
Когда Максимус их заметил, то колени его стали ватными, а пальцы, которые несколько мгновений так уверенно сжимали карабин, чуть не разжались, и только в последний момент он заставил себя удержать ружье.
Метрах в двадцати процессия остановилась, и вперед выступил широкоплечий верзила. В темноте казалось, что все его лицо покрывает густая шерсть, и на голове не меховая шапка, а огромное птичье гнездо.
- Гульнар, где тот, кто будет представлять твои интересы в споре? – Выкрикнул он.
- Вот тот, кто вступится за меня. – Ответила она и указала на Максимуса.
Юноша понял, что эти переговоры, ни что иное, как часть традиционного этикета.
- Если вас устраивают обычные условия, то можно начинать. – Рыкнул здоровяк, и Максимусу показалось, что на его косматом лице мелькнула зловещая улыбка.
- Я прежде хотел бы помолиться, а потом сказать Аристарху несколько слов, это допустимо? – Вступил в разговор Максимус.
Гульнар бросила на него испуганный взгляд и тут же перевела его на бородатого мужчину. Тот оценивающе смерил глазами юношу, презрительно плюнул на мерзлую землю.
- Валяй. – Несколько подозрительно согласился он.
Максимус опустился на колени и несколько минут стоял перед всеми с закрытыми глазами и шевелил беззвучно губами. Когда он открыл глаза, Аристарх вздрогнул, его испугала улыбка, появившаяся на лице Максимуса.
Что-то было в этом явлении противоестественное. Аристарх подумал, что в такие моменты так улыбаются только сумасшедшие. Когда он заваривал эту кашу, то не знал с кем будет иметь дело, и перспектива биться с психом его совершенно не радовала.
Максимус поднялся и обратился к противнику.
- Аристарх, я хочу сказать тебе, что ни кто из нашего рода не держит на тебя зла за твой опрометчивый поступок. Каждый человек ищет спокойной жизни, и я сейчас призываю тебя отказаться от твоих прав на наследие и сохранить мир между нашими семьями. Уверяю, что слава милосердия и щедрости неизмеримо больше славы завоевателя. По этой причине твой род выиграет больше если ты сохранишь мир.
Кто-то подошел сзади к Аристарху и сказал ему в самое ухо, но так, чтобы эти слова мог слышать и Максимус.
- Разве ты не видишь, он просто трусит. Давай, убей его и пошли домой праздновать победу.
В других обстоятельствах он так бы и поступил, к тому же он видел, как тряслись коленки у этого юнца до его молитвы. Но сейчас Аристарх чувствовал, что в Максимусе говорит не страх.
- Ты предлагаешь невозможное, юноша. Мы будем сражаться, я убью тебя и вернусь в стан с победой. Но если ты боишься смерти, то я могу предложить другой вариант. Ты признаешь себя побежденным и просишь моей милости, а я в знак своей доброты делаю весь ваш род рабами в моем доме, как напоминание всем о своей славной победе. Я обещаю, что с голоду вы не умрете.
Гульнар в ужасе посмотрела на Максимуса.
- Твое упрямство сведет тебя в могилу, Аристарх. Да будет тебе известно, что я поклоняюсь Живому Богу, и просил Его в этой битве идти впереди меня, поэтому ты обречен на поражение. И пусть все знают, - добавил он громко – что это будет не моя победа, а победа моего Бога. А теперь скажите, что я должен делать по правилам, потому что я дерусь впервые.
Первая часть этой тирады произвела впечатление только на Аристарха, вторая – на всех. Едва ли нашелся бы в их обществе человек, который не знает правил выяснения спорных вопросов. Подобный вопрос мог задать только человек с другой планеты.
- Ты красиво говоришь, юноша. – Произнес Аристарх. – В других обстоятельствах я бы с удовольствием познакомился с тобой поближе, жаль, что мне сегодня приходиться убивать тебя. Правила таковы: мы расходимся за противоположные холмы и начинаем приближаться друг к другу. Стреляем, как только начинаем видеть противника, таким образом чаще побеждает тот, кто лучше видит в темноте. Твой холм тот, мой – этот. Все иди.
Аристарх резко развернулся и стал восходить на свой холм.
Максимус подошел к старухе. Ему показалось, что она постарела за последний час лет на десять.
- Не забудь снять с предохранителя. – Устало напомнила она.
- А как это делается?
Женщина вздохнула и щелкнула на карабине каким-то механизмом.
- Ну, ступай. – Прерывисто сказала она и тайком смахнула набежавшую слезу.
Так начались эти безумные соревнования.
Минут десять Максимус поднимался на свой холм, а когда оглянулся, то уже совершенно ни кого не видел внизу. Одинокий угловатый камень венчал вершину холма. Максимус присел рядом с ним и стал ждать. Вскоре он увидел у подножия другого холма какое-то движение. Легкая тень металась среди камней в надежде незаметно приблизиться. Максимусу это показалось забавным. Он с интересом принялся следить, как человек перебегает с места на место, как залегает на какое-то время, а потом опять вскакивает и устремляется на несколько шагов вперед.
Наконец прогремел первый выстрел. Максимус увидел вспышку у самого подножия его возвышенности, а пуля со звоном ударилась о камень, в метре от которого присел на холодную землю юноша. Тень от подножия стремительно метнулась назад и залегла среди огромных валунов.
Максимус не шевелился. Он понимал, что человек, который стрелял был достаточно близко от него, чтобы не промахнуться. Видимо, Аристарх спутал его с камнем, или проверял свои предположения. Но теперь он отступил, а так как я не стрелял ему в спину, то наверняка думает, что на вершине просто два камня.
Максимус оказался не далеко от истины. Аристарх был весьма озабочен скрытностью своего противника. Выстрелив в камень, он сделал серьезную ошибку. Теперь его противник, если не знал точно, то уж наверное догадывается о его положении. На верху холма не было ни какого движения. Два серых камня все так же неподвижно возвышались там. Если бы враг был за одним из них, то непременно подстрелил бы его в момент отступления. Это говорило в пользу того, что на вражеской вершине ни кого нет. Скорее всего юнец залег где-то среди разбросанных в низине валунов и ждет, когда он подойдет достаточно близко, чтобы не промахнуться. Но он, Аристарх, не так глуп, чтобы вот так себя подставить. Если он засветился своей последней вылазкой, то пока еще не поздно необходимо вернуться, тихо пробраться к тем двум камням на холме и сверху выследить противника.
Максимус с удивлением заметил, как Аристарх вместо того, чтобы предпринять еще одну попытку подобраться к нему ближе, стремительно отступил к своему холму и скрылся во тьме. Опять потянулись минуты томительного ожидания. Чем же все это закончится? Как остановить этого суетного безумца? Максимус печально вглядывался в темноту, с минуты на минуту ожидая выстрела из темноты. Но время шло, а Аристарх не показывался. Вдруг, с другой сторону холма мелькнула тень. Максимус присмотрелся. Так и есть. Немного пригибаясь к земле, Аристарх быстро поднимался к нему на вершину. Еще несколько мгновений и он будет настолько близко, что просто застрелит юношу в упор. Надо было срочно что-то предпринять, и Максимус решил напомнить отважному пастуху, что у него тоже есть ружье. Не поднимая приклада к плечу, он направил ствол вниз по холму, приблизительно в том направлении, где маячила подвижная тень, и уверенно нажал на курок. Грянул выстрел. Отдачей из рук юноши вырвало карабин, и он загремел вниз с холма по мелким камушкам. Выстрел произвел неожиданный эффект. Вместо того, чтобы напугать Аристарха и обратить в бегство, какая-то неведомая сила резко развернула его и бросила на землю.
Максимус тем временем в страхе потерять ружье заскользил вниз по холму и не видел, того что произошло. Когда же он подобрал карабин и осторожно вернулся на вершину, то сразу же заметил группу людей, которая быстро поднималась к нему. Это были секунданты Аристарха. Они все это время со стороны наблюдали схватку, но теперь, видимо, решили вести себя иначе. Нечего было и думать, о том, чтобы оказать им сопротивление, к тому же Максимус не был настроен агрессивно, даже тогда, когда Аристарх стрелял в его сторону.
Аристарх куда-то исчез, а его товарищи обступили бесформенный предмет метрах в пятидесяти от Максимуса. На мгновение страшная догадка мелькнула в голове юноши, но он тут же отогнал ее и двинулся в сторону оживленных голосов.
Когда ближайший к нему человек услышал звук приближающихся шагов, то повернулся и выступил навстречу юноше.
- Стой там! – Выкрикнул он с угрозой – Ты выиграл спор, твой противник не может держать оружия, поэтому ты не имеешь права умертвить его. Приходи вечером и владей всем домом Аристарха. Ты имеешь права на все, кроме его тела.
Ошеломленный Максимус не мог двинуться с места.
- Могу я осмотреть рану? – Спросил он, но это прозвучало настолько странно в данных обстоятельствах, что кто-то из товарищей Аристарха грязно выругался и сказал, что если ни кто не уберет от сюда этого кровожадного маньяка, то он лично пустит ему пулю в лоб.
Максимус понимал, что произошло невероятное, пущенная наугад пуля задела его противника, и теперь он искренне хотел помочь пострадавшему и не знал, как правильно поступить в этой ситуации. Он вовсе не желал вреда несчастному, тем более его смерти, но предупреждение, которое он услышал было настолько убедительным, что Максимус не посмел подойти ближе, а только стоял в стороне и наблюдал, как раненного подняли и понесли вниз по склону холма в сторону стана.
Кто-то прикоснулся к его плечу. Он вздрогнул. Гульнар довольная своим новым сыном широко улыбалась Максимусу.
- Когда-нибудь ты станешь великим вождем. – Убежденно сказала они и взяла его под руку.
- Я не желаю быть вождем. – Устало выдохнул Максимус.
- Каждый мужчина должен хотеть этого, иначе его жизнь будет бессмысленна. – Мягко убеждала она, направляя его шаг в сторону стана, но Максимус не стал с ней спорить, потому что он был сейчас не в том настроении, чтобы рассуждать о смысле жизни.
Дома Павел уже не спал. Через маленькое оконце он увидел приближающихся старуху и Максимуса и теперь сидел за столом мрачный, размышлял о чем-то тяжелом.
- Что произошло? – Хмуро спросил он, когда дверь закрылась за ними.
Максимус ответил не сразу, сначала он спокойно разделся и сел за стол.
- Мне кажется, что я убил его. – Печально признался юноша.
- Ты стрелял в него?
- Да.
- О, Боже! Мы же вчера проговорили об этом весь вечер, а ты так ни чего и не понял. – Сокрушенно воскликнул Павел. – Какой же ты христианин?!
От слов священника Максимус расстроился еще больше.
- У меня такое чувство, что Господь предал его в руку мою.
- Убить человека! Как ты теперь будешь говорить этим людям о Боге?
- А что мне оставалось?! – Не выдержал юноша. – Я спасал не только свою шкуру, не забывай!
- Я тебя предупреждал, что за правое дело готов умереть с радостью. – Урезонил его Павел. – Но что говорить об этом теперь? Можно ли исправить ситуацию?
- Можно было бы попытаться спасти его, кто знает насколько опасно ранение. – Предположил Максимус.
- Но ты же сказал, что убил его?
- Мне же не дали осмотреть рану. Может быть, он еще жив.
- Так ты же хирург, пойди, а вдруг еще не все потеряно. – Священник оживился. – Если бы я мог ходить, то не упустил бы возможности пойти с тобой.
Максимус недоверчиво посмотрел на него.
- Но ты уверен, что это удобно? – Сомнения еще не оставляли его.
- Если ты можешь спасти человеческую жизнь, то не удобно оставаться в бездействии.
Все это время Гульнар ошалело смотрела на обоих, поначалу не находя смысла в их споре, а потом – в их намерениях.
- Мать, - решительно обратился к ней Максимус - мне срочно нужен твой успокоительный отвар, ножницы, иголка, нитки, кипяток и спирт.
- Ты уверен, сынок, в том, что ты собираешься сделать? – Вполголоса спросила она.
- Абсолютно.
- Самогон подойдет?
- Да.
Через полчаса все необходимое было собрано и надлежащим образом упаковано.
- Мне нужно знать дорогу. – Обратился доктор к женщине.
Но та уже набросила на себя тяжелую шаль и взяла карабин.
- Один ты не справишься, я пойду с тобой. – Голосом не терпящим возражений заявила она.
Максимус кивнул в ответ, и они вышли.
На дворе было уже значительно светлее, и по пути им встречались удивленные люди. Все как один, они странно таращились на Максимуса некоторые испуганно, некоторые восторженно. По этим взглядам юноша понял, что всем в поселении уже известно утреннее происшествие, и это было неприятно, словно всякий прохожий видел на нем кровь Аристарха.
В кибитку траура они вошли без стука. Посреди комнаты прямо на столе лежал раненый. В сумрачном помещении его мертвенно бледное лицо отчетливо вырисовывалось в груде мехов.
Из-за ширмы выглянул изумленный мужчина. Мгновение, и его перекосило от гнева. Стремительным движением он сдернул со стены карабин, но в этот момент ствол ружья уперся ему в подбородок.
- Еще движение, Глеб, и я разнесу тебе голову. – Прошипела старуха.
Все на миг замерло. Было видно, что человек пытается оценить ситуацию.
- Что вам нужно? – Холодно спросил он наконец. – Разве тебе не сказали, когда прийти за своим?
Максимус выступил вперед и поставил у ног увесистую сумку.
- Я пришел помочь. – Твердо заявил он.
- Помочь?! – Глаза Глеба расширились, а зубы заскрежетали. – Ты уже сделал все, что мог, теперь убирайся.
- Но я… - Начал было Максимус.
- Нечего с ним трепаться! Делай то, зачем пришел. – Прервала его Гульнар.
Молодой врач словно опомнился: раскрыл сумку, достал все необходимое и разложил инструменты на скамеечке.
Аристарх был еще в сознании и теперь внимательно наблюдал за происходящим. Пока длилась короткая беседа с Глебом, он мужественно ожидал продолжения сцены, но когда Максимус стал раскладывать на лавочке инструменты, его глаза наполнились животным ужасом. Нож, ножницы, кусачки, игла – тут было все, что только может придумать в этих условиях человек, чтобы причинить своему собрату по возможности большие страдания. Еще совсем недавно Аристарх мечтал остаться в живых, но теперь моментальная смерть была для него желанней.
- Зачем ты это делаешь? Тебе приносит удовольствие страдание человека? – Хрипло спросил он.
От неожиданности Максимус вздрогнул и посмотрел на раненого. Дыхание больного было частым и поверхностным – зловещие признаки.
- Напротив, я – врач, и мое призвание избавлять человека от страданий. – Спокойно ответил он, подготавливая отвар.
- Ты хочешь лечить меня?! – Попытался засмеяться Аристарх, но скривился от боли и застонал. – Не ты ли подстрелил меня сегодня утром?
- Я не хотел этого.
- Да, я знаю, знаю, раз в год и вилы стреляют. – Раненный закрыл глаза. – Я был бы благодарен тебе, если бы ты облегчил мои страдания скорой смертью. Но я понимаю, что оскорбил тебя, и ты теперь вправе насладиться моими страданиями.
- Выпейте это. – Максимус поднес к его губам плошку с отваром.
- Что это? – Удивился тот.
- Наркотик. Он снимет боль и даст вам заснуть.
Аристарх недоверчиво посмотрел на юношу.
- Неужели ты решил удовлетворить мою просьбу? Я не верю.
- Пейте! – Рявкнул Максимус.
Почти счастливый Аристарх возвел глаза к небу, дерзко приложился к плошке и осушил ее до дна. Потом удовлетворенно откинулся и закрыл глаза.
- Вы не люди, вы – звери. – Зарыдал Глеб под охраной старухи.
Прошло пару минут и дыхание раненного стало реже и глубже – он уснул.
Максимус скинул с него тяжелые шкуры и обнаружил рану. По правой ключицей отметилась маленькая пульсирующая дырочка – то место, куда вошла пуля. Надо было определить, прошла ли она на вылет, или предстоит тяжелая операция. Доктор аккуратно перевернул больного на бок и ужаснулся – Аристарх лежал в луже собственной крови, на том месте, где пуля вышла было кровавое месиво: раздробленная лопатка мелкими кусками свисала на рваной плоти, и первого взгляда было достаточно, чтобы большая часть кости утеряна. Не было ни какой надежды спасти руку, но была еще возможность спасти жизнь. Хотя потеря крови по всей видимости была колоссальной, Аристарх еще жил и можно было надеяться.
Более двух часов провозился Максимус над неподвижно лежащим Аристархом. Гульнар уже задремала на лавочке, а Глеб понял, что Максимус не собирается добивать его брата, и теперь с великим вниманием следил за каждым движением врача.
Максимус очистил рану от осколков кости, тщательно промыл ее приготовленным из спирта антисептическим раствором и, наложив десяток швов, перевязал. Затем старой ветошью он вытер ложе Аристарха и положил его в прежнее положение. Теперь у раненного было больше шансов на выживание.
- Когда проснется, дайте ему много пить и покормите. – Распорядился Макисмус. Глеб рассеянно кивнул.
Максимус подошел к старухе и коснулся ее плеча. Та встрепенулась и ткнула стволом в подбородок Глеба, мужчина не смог сдержать улыбки.
- Мы уходим. – Тихо сказал Максимус.
- Ты закончил? – Спросила Гульнар, часто моргая.
- Если Господу угодно, то он будет жить.
Поздно ночью, когда Гульнар и священник крепко спали, Максимус усиленно молился о том, чтобы человек, который страдает по его вине, выздоровел и еще познал, что существует Живой Бог любящий Своих детей.
Глава 12 Худой мир
Губернатор уже привык, что главнокомандующий является к нему без приглашения, и деловито ответил на уверенный стук в двери:
- Войдите.
Гог, как обычно подтянутый и серьезный появился на пороге и почтительно кивнул главе города.
- Извиняюсь за вторжение, - холодно произнес он дежурную фразу – но обстоятельства требуют немедленного совещания.
- Присаживайтесь, мой друг. – Губернатор указа на кресло. – Что же за обстоятельства заставляют вас вот так без предупреждения врываться в мои покои? – Полушутя полусерьезно спросил он.
Гог проигнорировал его вопрос с таким видом, будто не услышал сказанного.
- Мои агенты доложили, что по городу ходят слухи в несправедливости принятых вами решений. По всей видимости, еще остались недовольные, которые подогревают инертную массу. Это надо остановить, пока не поздно.
Губернатор внимательно выслушал доклад, и хотя сам он был склонен относиться к подобным вещам более снисходительно, все же не стал заводить спор с Гогом, потому что уже многократно испытал, что это бесполезная трата времени.
- Что вы предлагаете? – Сразу перешел к делу он.
- Люди склонны сочувствовать тем, кто пострадал в результате идеологической чистки. – От этих слов губернатор скривился. Но Гог невозмутимо продолжал: - Но пострадали не только те, кого изгнали, но и их близкие друзья или родственники. Надо устроить очную ставку этих людей с народом, чтобы они публично признали постановления города справедливыми и необходимыми. К тому же, будет не лишним проверить их лояльность, после пережитого ими потрясения. Кто знает, может быть, кто-то из них готов на отчаянные поступки. Нам еще саботажа не доставало.
- И что же мы будем делать с недовольными?
- Я полагаю, что таковых не будет. Это ведь было решение всего народа, поэтому публично представить это злом побоится всякий. А если таковой и обнаружится, то пусть судит его народ, нам незачем марать об это руки.
- Хорошо, мы устроим это на следующем народном собрании в пятницу. Вы возьмете на себя организационные вопросы?
- Конечно.
- Тогда вы можете быть свободны.
- А я и так свободен. – Как-то странно заявил Гог и быстрым шагом покинул помещение.
Губернатор проводил его удивленным взглядом, а потом долго еще не мог склониться над своими бумагами, обуреваемый мрачными мыслями.
Сенатор уже целую неделю не выходил из депрессии. За это время он осунулся, побледнел и отпустил бороду. Он тосковал во сне, а когда просыпался, без устали ходил по комнатам, как безумный, иногда отчаянно звал сына, но на его зов ни кто не откликался. Он пропустил уже третье заседание сенаторов и ни разу даже не вспомнил об этом.
Сначала он потерял счет дням, потом утратил чувство времени. Со слезами на глазах он засыпал в обед, а просыпался в полночь, чтобы бодрствовать до утра. Со смертью сына жизнь потеряла для него всякий смысл. Когда-то он верил, что патриотизм наделяет его жизнь смыслом, но сегодня он уже не мог оставаться тем, кем был, потому что город, которому он решил посвятить себя, люди, ради которых он трудился непокладая рук, предали смерти его единственного сына.
Одним воскресным утром он отправился в ту церковь, в которую при жизни ходил его Максимус. Но двери дома Божьего были для него теперь закрыты. Внутри была благоговейная тишина, и отцу показалось, что там его сын. Сын там, а отец тут. В отчаянии он бился плечом в запертые двери и кричал, и требовал, чтобы его впустили. С горя он рвал волосы на своей голове, а слезы нескончаемым потоком стекали по щекам.
Прохожие с ужасом ускоряли шаг или обходили безумного старика подальше. Несколько человек, по всей видимости, особенно смелых остановилось, чтобы понаблюдать редкое зрелище безумия, но когда сенатор подарил им полный ненависти взгляд, то те благоразумно решили удалиться подобру-поздорову.
Когда приступ безумия прошел, и сенатор немного успокоился, то пришло и понимание того, что богослужения уже не проходят в этом доме, что верующие покинули это место, и его сына не может быть здесь.
Сколько раз рассказывал ему Максимус, как велико было страдание Отца, когда неблагодарные люди убили Его Сына, но тогда он не мог понять глубину этого чувства, потому что его сын был постоянно рядом. В эти дни он еще не мог понять жертвенности Сына, милосердие Духа, но он уже понял горе Отца. Сидя под дверями храма, он говорил Богу: «Как я понимаю Тебя!», а когда замечал проходящих мимо живых людей, он восклицал: «Я не могу Тебя понять!».
В пятницу утром двое вооруженных людей громко постучали в двери его дома. Сенатор медленно вышел на крыльцо и равнодушно остановил на непрошеных гостях взгляд красных от бессонной ночи глаз.
Старший по званию без слов протянул ему сложенный лист бумаги. Сенатор, словно безграмотный человек, несколько минут бессмысленно всматривался в строки, а затем так же равнодушно вернул его людям и спросил:
- Чего вы хотите?
Охранники удивленно переглянулись. Старший неуверенно развернул листок и убедился, что все верно.
- Вам предписано, в нашем сопровождении, немедленно направляться на форум.
- Зачем? – На лице сенатора на мгновение показалось осмысленное выражение, но тут же пропало.
- Заседание уже началось, а вы не явились по повестке. – Хладнокровно пояснил охранник.
- По повестке? – Спросил тот, так, как будто просто хотел поддержать разговор.
Тот, что помоложе, догадался заглянуть в почтовый ящик и вместе с кипой газет и бумаг вынул из него повестку.
- Вы не заглядываете в почтовый ящик? – задал риторический вопрос старший.
- Это не интересно. – Меланхолично бросил сенатор и закрыл входную дверь на замок. – Ведите. – Грустно шепнул он и побрел в сторону форума.
Охранники пораженные странным поведением сенатора тихо последовали за ним на почтительном расстоянии. Согбенная под тяжестью печали фигура государственного деятеля, его слабая неуверенная походка и дрожащие руки внушали двум молодым людям почти благоговейное почтение. Они не могли проникнуться тем, что переживал этот человек, но лицо горя узнаваемо всеми, как узнаваемо бывает лицо смерти на похоронах, когда смолкает смех, утихает тихая радость и тягостное томление охватывает души даже посторонних людей.
На форуме уже кипела жизнь. Из одиннадцати человек вызванных повесткой на заседание семеро уже подтвердило свою лояльность городу, и те уже заняли свои места в рядах, когда появился под охраной одиннадцатый.
Сенатор присоединился к оставшемся на арене и мутным взглядом окинул собрание. Людское море тихо волновалось в рядах, где-то там плакал уставший ребенок, на особенно почетных местах восседали его коллеги – сенаторы во главе с губернатором. Взгляд последнего был суров и непреклонен. В небольшой микрофончик он спрашивал престарелую мать одного из изгнанников, согласна ли она с тем, что город поступил мудро и справедливо исключив из своих рядов ее сына-бунтаря. Заплаканные глаза матери подернулись дымкой отчаяния, когда она подавляя веления своего сердца иступлено закивала головой в знак согласия. После этого ее обессиленную под руки уволокли в ряды, где она бесследно растворилась в толпе.
Только теперь сенатор понял, чем занимается сегодня форум. Задуманный, как орган демократии, сегодня он стал орудием террора. При помощи этого беспощадного инструмента властолюбцы подавляют в человеке дух, свободу превращают в рабство, веру – в отчаяние. Нет теперь ни чего святого на Земле, если мать заставляют отречься от родного сына, который без того остался только в ее воспоминаниях. Что может сделать старая женщина, когда под страхом смерти у нее требуют ответа?
Взгляд сенатора еще раз упал на губернатора, на его нервно сжатые губы, решительные движения рук, и ненависть неудержимая и испепеляющая вспыхнула в старой груди сенатора.
«До каких же пор, ты – избранник народа, будешь глумиться над вверенными тебе людьми?» - Заскрежетал зубами сенатор, и его тело наполнилось нежданной энергией, ум прояснился.
Губернатор обратился к нему:
- Признаете ли вы правильность и справедливость принятого городом решения исключить из рядов горожан вашего сына-бунтовщика? – Его высокий голос звенел, как натянутая струна и неприятно раздражал нервы.
Сенатор закусил губу и не проронил ни слова. Губернатор повторил свой вопрос и сделал паузу. Скрипнули челюсти, зубы впились в плоть и алая струйка потекла по подбородку пожилого сенатора.
Пауза затянулась. Губернатор наклонился к сенаторам и о чем-то коротко с ними посовещался. Затем поднял микрофон.
- Сенатор глубоко переживает потерю сына. В связи с тем, какую неоценимую пользу принес он городу, мы берем на себя смелость отложить его вопрос до следующего заседания.
Сенатор почувствовал, как его взяли под мышки чьи-то крепкие руки и поволокли в ряды.
Поздним вечером несчастный отец оделся в свою самую парадную одежду и вышел из дома. Он прошел неширокими улицами мимо магазина, двух маленьких фонтанов и медленно приблизился к дому губернатора. Рабочий день уже давно закончился, но в окнах его кабинета горел свет. Центральные ворота оказались закрыты, и сенатор нажал кнопку коммутатора.
- Сенатор к губернатору. – Сказал он в решетку прибора.
- Рабочий день уже окончен. – Предупредил дежурный.
- Я по личному делу.
- Одну минутку.
Время потекло медленно. Пока дежурный связывался с губернатором, сенатор ходил вдоль железного забора, то и дело нервно поправляя галстук.
Наконец, магнитный замок щелкнул и калитка распахнулась. Сенатор уверенно шагнул во двор. У самых дверей его встретила охрана и обыскала. Кроме автоматической ручки ни какого оружия при нем обнаружено не было, и получив свободу передвижения, он направился по давно знакомому пути, наверх, к его кабинету.
- А-а, заходи, присаживайся. – С поддельной радостью встретил его губернатор. – С чем пожаловал?
Сенатор подошел к столу, и только тут понял, что пришел сюда движимый голой ненавистью, пришел с одним желанием, но без планов, оружия и помощи.
В этот момент губернатор беспечно убирал в стол всевозможные бумаги, которые накопились перед ним за время работы. Он брал несколько листов и наклонялся, чтобы опустить их в открытый ящик, затем брал еще, сортируя их, видимо, тематически.
Вдруг на глаза сенатора попал большой старинный бронзовый подсвечник, что стоял на столе, на расстоянии полуметра и сам, казалось, просился в руки. Массивные резные, слегка позеленевшие бока этого антиквариата красноречиво говорили о его весе и прочности.
Губернатор в третий и последний раз наклонился над столом. Рука сенатора метнулась за подсвечником и тот же миг угловатый метал с размаху опустился губернатору на основание черепа. Последний вздох с шумом вырвался из легких правителя, и прежде чем его тело долетело до пола, он был уже мертв.
Тяжело дыша от нервного напряжения, с подсвечником в руке сенатор обошел стол и взглянул на неподвижный предмет на полу.
- Ты не оправдал доверия народа! – Истерически закричал он ему. – Я – десница справедливости! Больше ты ни кого не погубишь! – С этими словами он упал на колени рядом с телом и стал иступлено колотить его с выражением блаженства на лице.
Неожиданно, за его спиной возникла чья-то тень. Он поднял святящиеся глаза и встретился со стальным, холодным взглядом. По его лицу пробежала судорога ненависти.
- Еще один. – Зашипел он и поднялся с колен. Весь забрызганный кровью со страшным орудием в руках он уверенно шагнул навстречу Гогу. – Как это хорошо! Надо вывести весь змеиный род.
Сенатор ринулся на врага, но в самый последний момент со всего размаху, как ему показалось, ударился о жесткий ботинок военного образца. Из глаз брызнули искры. Удар бросил его на стену, и чуть не лишил сознания.
Гог спокойно опустил ногу и поднял к губам рацию.
- Охрана. На губернатора было совершено нападение, дежурным срочно явиться в его кабинет.
Пока сенатор поднимался на ноги, в комнату вбежали двое испуганных дежурных.
- Возьмите его. – Указал Гог на сенатора. – Да осторожно, у него тяжелый предмет.
Охрана набросилась на старика и дубинками сбила его с ног, а затем ему заломили руки.
- Ха-Ха-ха! – Вдруг помещение наполнилось не человеческим хохотом. Это смеялся над чем-то сошедший с ума сенатор.
Растерявшиеся охранники оторопели, но Гог строго указал им на дверь, и они потащили за собой безумное тело.
Спустя неделю город уже лихорадила выборная компания. Страшная драма, которая разыгралась в доме губернатора у людей не вызывала большого удивления, потому что всюду чувствовалось какое-то напряжение и должен был произойти некий перелом.
Как часто бывает во времена хаоса, наиболее приближенные к власти люди усиленными методами начинают делить власть, даже если таковой еще не имеют. Сенаторы восстали друг против друга и в предвыборных прениях усердно поливали друг друга грязью. Очень скоро это привело к тому, что граждане города пожалели, что некогда наделили этих людей полномочиями. Предполагалось, что новый губернатор должен быть из сенаторов, но с каждым днем это предположение все больше опровергалось. В назначенное время на форуме, когда должны были поставить нового правителя, народ через своих парламентеров объявил сенату, что граждане города, еще не видят подходящую кандидатуру на этот ответственный пост, а потому голосование откладывается на неопределенный срок.
Исполняющим обязанности губернатора был назначен сенатор Валдис, который хоть и был удостоен этой чести, однако, по мнению народа, не подходит на этот пост.
Все эти события приносили Гогу много радости. Он понимал, что когда в государстве не спокойно – глупцы погибают, а умные люди возвышаются. Он ходил неизменно радостный и подтянутый, во всем подавая пример своим солдатам, и пользуясь смутой, постепенно расширял штат охраны. Для повышения квалификации своей малочисленной армии в доме культуры два раза в неделю он проводил тренировки рукопашного боя, обучал охрану обращению с оружием и искусству ведения боя.
Он внимательно следил за всеми событиями в городе и ждал своего шанса. И он не заставил себя долго ждать.
За два дня до назначенного голосования, на город обрушилась новая трагедия. Ранним утром услышали люди зловещий, уже знакомый нарастающий гул, и, следом за этим, стены города потрясло новое землетрясение, более сильное и продолжительное.
В нескольких местах своды не выдержали и обрушились на жилые кварталы. Под сотнями метров камня оказались похоронены десятки домов и сотни людей. Под неистовыми колебаниями трескалась земля, трещины сходились и расходились, поглощая в свое чрево людей, технику и произведения архитектуры. В нескольких местах произошли выбросы двуокиси углерода, и в эпицентрах тут же погибло все живое. Через десять минут после начала землетрясения паника в городе достигла своего апогея. Как случилось это прежде, тысячи людей направились к центральному выходу. Заблокированные двери переходных камер народ выбил вместе с железными косяками и устремился к свободе. Но для того, чтобы выбраться из этой западни, необходимо было открыть центральные сверхпрочные ворота. Но ни кто не задумывался над этим, время было не то, надо было спасаться любыми путями. Во время этого неудержимого бега были раздавлены тысячи людей. А между тем колебания земли все усиливались, хотя и становились более редкими.
Сквозь этот ад Гог пробирался в центр событий. Он уже представил себе, что твориться у ворот, но когда с группой приближенных проверенных людей он пробился к холлу, то глазам его открылась потрясающая картина. От железных ступеней вплоть до самой стальной переборки один к одному стояли тысячи людей, но стояли они не на полу, а на упавших ранее согражданах. Запотевшие и грязные, с безумными глазами они были похожи на загнанных на убой животных. В душном помещении стоял такой густой запах свежей крови, что у Гога закружилась голова. Ежеминутно открывался лифт и с нижних ярусов поступали новые люди, и тогда толпа волновалась и более сильные подминали под себя более слабых. Гог быстро оценил обстановку. Погибают в основном женщины и дети, выживают – сильные мужчины. Нужны ли человечеству сильные мужчины, если у него не останется женщин?
Группа охранников вытянула на небольшое возвышение крупнокалиберный пулемет, и в то время, как одни отбивались от напирающих людей, другие готовили оружие к применению. Заметив в толпе приближающегося Гога, они утроили усилия.
- Что вы тут собираетесь делать?! – Гневно закричал Гог, когда подобрался на достаточное расстояние.
Охранники несколько замялись, видимо, было неудобно кричать об этом перед людьми, но побоялись промолчать.
- Губернатор приказал открыть огонь, чтобы подавить панику, и чтобы люди прекратили бегство. – Крикнул один из них.
По толпе пробежал испуганный ропот, море людей заволновалось. Гог все пробирался к пулемету.
- Слушай сюда, сынок! – Кричал он тому охраннику по дороге. – С этого момента ты подчиняешься только моим приказам, понял?
- Но как же приказ? – Заколебался тот.
- Какой приказ? Ты что не видишь в каком состоянии эти люди?! Если ты откроешь огонь, то тебе придется перебить всех до одного, чтобы самому остаться в живых. И если ты без моего приказа прикоснешься к пулемету, я лично пущу тебе пулю в лоб!
Охранники тут же отшатнулись от оружия. Слава о Гоге, как о человеке в высшей мере решительном и беспощадном к тому времени уже крепко утвердилась в рядах его людей.
Гог в отчаянии посмотрел на железную дверь и уже в который раз пожалел, что не выведал до сей поры заветного кода.
- Кто знает код?! – Крикнул он в толпу.
Люди несколько притихли, но ни кто не отозвался. Гог повторил вопрос еще громче.
Вдруг он увидел, что люди проталкивают к пульту какого-то старичка. Он тут же узнал в нем своего проводника. Тот яростно сопротивлялся и явно не желал иметь с пультом ни чего общего.
Гог заспешил в том направлении. Нельзя было допустить, чтобы разъяренная толпа задавила старика, если он вдруг откажется открывать дверь.
- Нет, я не могу этого сделать под страхом смерти! – Кричал он. – Необходимо постановление свыше.
- Я приказываю тебе открыть дверь! – Выкрикнул на ходу Гог, чтобы не опаздать.
Старик присмотрелся к нему и кисло улыбнулся.
- Нет, твоего приказа мало, необходимо постановление высших властей.
«Этот глупец не боится смерти», - подумал Гог.
Вдруг произошел очередной толчок и часть скалы над пультом отслоилась и обрушилась вниз сокрушая хрупкую электронику.
Пытаясь избежать падающих камней, люди отшатнулись от стены и придавили Гога так, что он чуть не потерял сознание. Когда села густая пыль, всем стало ясно, что надежды на спасение нет. От пульта практически ни чего не осталось, и открыть дверь теперь можно было только снаружи.
В этот момент Гогу пришла на ум потрясающая идея.
- Передайте сюда газовый огнетушитель! – Крикнул он своим охранникам. – Сейчас будем двери открывать!
В его тоне было столько уверенности, что люди тут же кинулись ему помогать. Не успели охранники добраться до огнетушителей, как баллоны пошли по рукам по направлению к Гогу.
Ловко подхватив первый баллон, он приказал отступить тем, кто был придавлен к стали и направил струю газа в центр двери. Секунд двадцать он обдавал сталь ледяным душем, когда закончился этот огнетушитель, он взял новый. И так до тех пор, пока вся дверь не покрылась голубоватым инеем.
- Все на пол! – Гаркнул он, и люди как подкошенные повалились. – Капрал! – Обратился он к солдату у пулемета. – Открыть огонь по двери.
Удивленный солдат неуверенно взялся за оружие и надавил на гашетку. Короткая очередь разнесла в куски несколько крупных камней над люком, а ближайших людей присыпало осколками.
Терпение Гога подходило к концу.
- Эй, Ворошиловский стрелок, если ты еще раз не попадешь в эту огромную железяку, я отсюда разнесу твою маленькую голову! – Предупредил он.
Человек дрожащими руками взялся за холодный метал и прицелился. Резкий звон пуль по металлу разорвал воздух. Неприступная дверь, словно стекло, разлетелась на множество осколков, освобождая путь для людей.
На мгновение люди замерли, не веря своим глазам. Гог понял, что последует за этим. Если сейчас все ринутся на выход, то до выхода из пещеры раздавят еще тысячу человек.
- Эй, у пулемета, слушай приказ, кто сейчас побежит, всякого стреляй без предупреждения.
Народ удивленно уставился на Гога.
- Граждане города, - обратился он к ним, - вы можете выходить на свободу, но шагом и без паники. Мужчины, помогите оставшимся женщинам, детям и старикам.
Начался исход. Люди измученные и потрясенные медленно двинулись по тоннелю. Редкие толчки еще потрясали город и заставляли трепетать выходящих.
- Малышев. – Устало произнес Гог.
- Я. – Тут же отозвался старший лейтенант.
- Задание: возьми наряд и как можно скорее найди склады. Всю теплую одежду на выход. Учти, через пол часа у нас будут тысячи обморожений.
- Понял. – Отчеканил тот и растворился в толпе.
- Лесков.
- Я.
- Возьми людей, сколько понадобится, и чтобы к вечеру ты вывез на выход достаточно еды для всех кто за стенами города.
- Да где же я возьму столько еды? – Ужаснулся лейтенант.
- Спуститесь на нижний ярус и проверите все продовольственные склады. Где-то есть хранилища пластона. Нам теперь не до жиру, надо выживать.
- Вас понял.
- Выполняйте. – Небрежно бросил Гог и направился к выходу.
«За год температура заметно повысилась». – Отметил Гог, как только оказался на свежем воздухе, и стал отдавать распоряжения относительно костров и подготовке к ночлегу.
В течение следующих двух недель женщины жгли за станом костры, а трудоспособные мужчины расчищали завалы в городе. Гог понимал, что необходимо в максимально сжатые сроки привести город в рабочее состояние. Запасы пластона таяли на глазах, а люди устали жить в суровых условия. На десятый день заработал первый завод по производству пищи. А потом, всего за несколько дней все жители города смогли переселиться в знакомые им условия. Хотя многие жилые помещения пострадали, однако система жизнеобеспечения города работала удовлетворительно, а заводам требовались рабочие руки.
Потери города невозможно было переоценить, особенно потери человеческие. Около трех тысяч человек погибли в результате землетрясения и последующей паники. Среди жертв оказались ценные специалисты, мастера, чьи места на заводах и фабриках не кому было занять. Кроме того, под камнем была похоронена большая оранжерея, которая снабжала город растительной пищей и витаминами. В ближайшее время ни кто не будет есть фруктов и овощей, весь город обречен на потребление синтетических продуктов.
Безопасность города от внешнего вторжения тоже серьезно пострадала. Не было ни какой возможности замести следы пребывания тысяч людей в радиусе нескольких километров: рубленный лес, следы от костров и миллионы следов на сером снегу. А дым от костров висел над горами еще несколько месяцев. Если разведка кочевников побывает в этом краю, то жди беды. Даже пресловутая несокрушимая дверь, на которую возлагали надежду наивные горожане, теперь перестала существовать.
Исполняющий обязанности губернатора за время этих катастрофических событий ни разу не показался людям на глаза. Отчасти потому, что понимал свое поражение, в том, что не дал своевременный приказ эвакуации, отчасти потому что боялся народа. И было чего бояться. По городу ходили слухи, что некая подпольная организация трудового класса поклялась отомстить ему за жертвы у стальной двери. Гог был достаточно благоразумен, чтобы не придавать этим слухам значения, но Валдис был человеком иного склада, кроме того, это касалось непосредственно его.
В четверг вечером Гог посетил Валдиса.
- Добрый вечер, губернатор. – Последнее слово он произнес с ударением.
Валдис вздрогнул, Гог был в кабинете без стука и приглашения.
- Я полагаю, что вы хотели поговорить со мной? – Продолжил невозмутимо Гог.
- Да-да, - пришел в себя тот – только вот я не помню, чтобы посылал за вами, командующий. – Валдис сморщился, чтобы порыться в своей памяти.
- Я пришел сам, без приглашения. – Гог вульгарно растянулся на диванчике.
- О, вы поступаете достойно вашего ранга! – Иронизировал чиновник. – Вы ведь дослужились до капитана, если мне не изменяет память? А какой скачок в карьере! Что вы сделали моему предшественнику, чтобы занять такое положение? Приставили ему пистолет ко лбу?
Гог только ухмылялся его словам. И такое поведение неимоверно раздражало Валдиса.
- А может вы пришли раскроить мне череп, как недавно сделали это своему благодетелю?
- Нет, что вы. – Ласково заверил его Гог. – Череп раскроят вам люди, завтра после собрания. Это уже доподлинно известно. Но я пришел предложить вам сделку…
- Ах ты ублюдок! – Завопил тот. – Кто тебе вообще сказал, что я завтра буду присутствовать на собрании?! Ведь это дело добровольное – хочу пойду, хочу нет.
- Я все-таки считаю, что вы человек благоразумный и понимаете, что проиграли свой бой. Умейте проигрывать с честью. – Холодно встретил его выкрики Гог. – Вы думаете, что это место самое безопасное? Вы ошибаетесь. Если вы не появитесь завтра на форуме, то люди придут сюда за вами, а я не стану жертвовать своими людьми, чтобы спасти вашу никчемную шкуру. И поэтому, вы либо будите сговорчивым со мной, либо я отказываюсь охранять вас.
- У меня есть еще один вариант. – С этими словами исполняющий обязанности губернатора сунул руку в ящик стола и вынул револьвер. – Что если я вышибу вам мозги?
Гог спокойно посмотрел в ствол направленного на него револьвера.
- У меня значок отличия первой степени по стрельбе из револьвера. – Убедительно заявил Валдис, раздосадованный реакцией Гога.
- Вы не станете стрелять.
- Это почему же?
- Потому что за дверями охрана – мои люди.
- Я скажу им, что вы пытались напасть на меня.
- Малышев! – Гаркнул Гог. Валдис вздрогну.
Дверь с грохотом распахнулась и в кабинет ворвались четверо вооруженных автоматами мужчин.
Валдис конвульсивно направил в их сторону пистолет.
- Стоять! – скомандовал один из них чиновнику. – Бросай оружие! На пол, лицом вниз!
Исполняющего обязанности разоружили, обыскали и оставив лежать на полу покинули помещение.
Валдис поднял голову. На диванчике ухмылялся Гог.
- Поднимайтесь, губернатор. Ваши обидчики скрылись в неизвестном направлении.
- Вы безумец. – Устало прошептал Валдис.
- Вы мне льстите. Но довольно театральных сцен, давайте перейдем к делу, наконец.
Валдис опять сел в кресло, но теперь уже разбитый и униженный.
- Что вы от меня хотите?
- С этого и надо было начинать. – Ободрился Гог. – Вы завтра на форуме предложите мою кандидатуру на пост губернатора.
Глаза Валдиса округлились.
- Но вы даже не сенатор!
- Это неважно. Народ проголосует за меня, я уверен проголосует. Но если я сам предложу себя, это будет не скромность. А что украшает человека? – Почти по дружески спросил он.
- Не знаю. – Чиновник был явно в замешательстве.
- Скромность, мой дорогой коллега, скромность украшает. К тому же, вы сами говорите, что я даже не сенатор, а если вы похлопочете за меня, то ваше авторитетное мнение все расценят, как мнение всего сената.
- Вы сумасшедший!
- А мне наплевать какого вы мнения обо всем этом. Главное в нашем деле – результат. А так, как у нас с вами сделка – на взаимовыгодных условиях - то проколов быть не должно, потому что на карту поставлены наши с вами жизни. А теперь, с вашего позволения, я удалюсь. Много дел, понимаете ли. Все детали плана моего воцарения я доверяю вашей фантазии, а когда вы исполните волю народа, то и вашей жизни больше угрожать ни чего не будет. Будите как и прежде работать в сенате и получать все возможные привилегии этого положения.
Валдис удрученно промолчал. Гог несколько секунд испытывающе смотрел на неподвижную фигуру, и, видимо, удовлетворившись результатами осмотра, быстро вышел.
В пятницу утром, после длительного застоя, форум ожил. Чрез широкие проходы в ряды потекли граждане «Великого города». В этот день форум наполнился едва ли на половину, так велики были потери. Тысячи раненных во время последней катастрофы были расположены в полевых госпиталях на площадях города. Поэтому, несмотря на то, что собрание было весьма ответственно, людей на нем присутствовало на редкость мало.
Ряды заполнялись до десяти часов, пока не ударил гонг, возвестивший начало собрания. На свое почетное место вышел исполняющий обязанности губернатора – Валдис. Вид его был гордый, уверенный, и только покрасневшие глаза выдавали в нем усталость от бессонных ночей.
Трибуны недовольно загудели. Люди вставали со своих мест и выкрикивали то, что имели на сердце. Несколько минут в рядах нарастал хаос, затем что-то изменилось и люди, словно сговорившись, стали скандировать: «Долой Валдиса». Так продолжалось некоторое время, пока, наконец, удрученный Валдис не поднял руки, прося разрешения говорить. Шум постепенно затих.
- Уважаемые граждане города, разрешите открыть сегодняшнее наше собрание моими глубочайшими извинениями, за то, что я не смог оправдать вашего доверия. На прошлых выборах, и я и вы, все мы понимали, что я не обладаю качествами правителя в достаточной мере, чтобы понести ту ответственность, которую на меня возложили. Я признаю за свою ошибку то, что напрасно принял ее на себя. Но сегодня не время сводить счеты. Наш город находится в плачевном состоянии и не может больше обходиться без губернатора. Но если предыдущие заседания не дали нам подходящей кандидатуры на этот пост, то сегодня я верю этот человек есть. Предлагая его, я хотел бы, если это возможно, хоть отчасти, загладить свою вину перед городом и вами. В критической ситуации, когда мы с вами были бессильны и подвержены панике, один человек сделал для города и его жителей больше, чем все остальные вместе взятые. Я говорю о Гоге - главнокомандующем охраной. Предлагаю выдвинуть его на пост губернатора.
Когда смысл сказанного дошел до людей, трибуны взорвались новыми криками, но уже криками восторга и одобрения. Валдис с нескрываемой завистью взглянул на довольного Гога.
«Краткость – сестра таланта», - по достоинству оценил Гог речь Валдиса.
- Будем голосовать, друзья! – Поторопил события исполняющий обязанности, пытаясь не смотреть на ошарашенных сенаторов.
Ни кто из них не ожидал такого поворота, и поступок их коллеги не поддавался их логике. Одним ударом Валдис разрушил их надежды на блестящую карьеру, ведь каждый из них считал себя в праве, за былые заслуги, рассчитывать на честь губернаторского кресла. Они не учли того, что люди быстро забывают прежние благодеяния, но у них в почете только самые свежие поступки.
Как и предполагал Гог, голосование стало только формальностью, которой, как печатью, скрепилась воля народа. Мало кто тогда понимал, что для города этот день был шагом в новую эру, эру процветания и монархии.
Вечером того же дня новоиспеченный губернатор был приглашен отужинать к сенатору Блумберту. Сенатор был человеком тихим и уравновешенным. В отличии от своих коллег он носил свое тело легко, можно сказать изящно. Блумберт был худ и бледен, английская аристократичность сквозила в каждом его жесте. К тому же этот сенатор вне всякого сомнения отличался особенной проницательностью, именно это качество первым побудило его пойти на контакт с Гогом.
Оставаясь верным себе, Гог явился минута в минуту подтянутый и щеголеватый в отличном расположении духа. На его скромный но уверенный стук вышла миловидная девушка лет двадцати.
- Добрый вечер. – Приветливо улыбнулся ей Гог.
- А почему вы не звоните в звонок? – Не отвечая на приветствие застенчиво спросила она.
- Скажите, кто открыл бы мне если бы я позвонил? – Губернатор хитро прищурился.
- Папа. – Не задумываясь ответила девушка.
- Вот поэтому я и постучал.
Яркий румянец залил щеки девушки. Она отошла с порога и жестом пригласила гостя войти.
- А кто еще кроме меня стучит в вашу дверь, если не секрет? – Продолжил разговор Гог пока они продвигались по прихожей.
На этот раз девушка покраснела до ушей.
- Только мои подруги. – Тихо ответила она, и добавила спешно: - У нас такая договоренность.
Девушка уверенно распахнула двери в гостиную, и в лицо Гогу ударил яркий свет. В центре комнаты у большого стола суетилась мать семейства – полная женщина с широким вишневым лицом. В дальнем углу в кресле восседал сам Блумберт, и что-то высказывал ей недовольным тоном. При виде дочери лицо его тут же просияло, и ворчание прекратилось.
Гог вошел следом за девушкой. Сенатор тут же встал и почтительно приветствовал гостя.
- Милости просим, губернатор. Добро пожаловать в наше скромное жилище.
- Не такое уж и скромное. – Заметил гость. – Мне приходилось жить в куда более скромных апартаментах.
- А как вам дом губернатора? – Вкрадчиво поинтересовался сенатор.
- Меня не прельщает роскошь. Горячая, холодная вода, канализация, крыша над головой и сытная еда – вот все что нужно для моего тела, чтобы оно чувствовало себя комфортно.
- А наш род сильно привязался к дворцам и замкам. Я вырос в роскоши и томлюсь в этих стенах. – Искренне пожаловался Блумберт. – Присаживайтесь за стол, пожалуйста. Луиза, скажи матери, пусть подает ужин.
- Так вашу дочь зовут Луизой? Прелестный цветок.
- Да. – Согласился отец. – Она восхитительна! Дочь взяла от отца все: бледность кожи, утонченную кость. Только глаза у нее материнские – большие, темные и глубокие.
Появились женщины, и стол стал наполняться всевозможными яствами.
- Сожалею, что не могу попотчевать вас свежими фруктами. Рынок еще очень ограничен, так что нам приходится пользоваться консервацией. Благо мои женщины запасливы и заготовили в подвале достаточно, чтобы протянуть некоторое время. – Оправдывался сенатор, когда на столе появились графины с соками и блюда с консервированным фруктами и овощами.
- Не беспокойтесь, - равнодушно отвечал Гог – я привык к пластону, и если бы вы заставили им весь стол, то я, возможно, даже не обратил бы на это внимание.
- Вы не цените натуральную пищу? – Удивился Блумберт.
- Ну почему же, она мне нравится. Просто я не делаю ее смыслом жизни.
Сенатор сконфузился. Он не привык общаться с людьми такого сорта, и многие вещи его поражали на столько, что лишали дара речи.
- А что вы думаете о дальнейшей судьбе нашего города? – Перевел разговор Блумберт в привычное для него политическое русло.
- Ваш вопрос настолько общий, что я сам себе еще на него ответить не могу. – Пошутил Гог. – Хотя по моим представлениям у города теперь есть будущее.
- Теперь? – Не понял сенатор.
- Да, именно теперь – когда люди выбрали губернатором меня, они выбрали для своего города процветание.
Сенатор перестал жевать, и некоторое время обдумывал, как реагировать на подобные слова.
- Дай то Бог, чтобы это же самое вы повторили через пару лет. – Решил ограничиться он нейтральным замечанием.
Гог усмехнулся, и с наслаждением вонзил зубы в сочный консервированный персик.
- Представьте себе, я совершенно забыл этот вкус. – Сказал неизвестно кому губернатор и скромно отложил на тарелочку крупную косточку.
- У меня к вам есть одно серьезное предложение. – Начал издалека Блумберт.
Гог поморщился.
- Я то думал, что это будет обычный ужин, без «серьезный» предложений.
- Я тоже так думал. Но когда в сенате узнали, что вы приглашены ко мне, то просили меня поговорить об этом. – Признался сенатор.
- Ну, хорошо, давайте ваше предложение. – Отодвинул тарелку Гог.
- В сенате полагают, что вы, как человек еще не опытный в управлении таким большим организмом, как наш город, нуждаетесь в серьезной поддержке. Поэтому сенаторы посовещавшись, решили снять с вас ответственность выработки законов, и переложить ее на сенат.
- Всего-то? – Мрачно усмехнулся Гог.
Блумберт почувствовал нотку иронии в голосе губернатора.
- Вы должны понимать, что это чистой воды формальность. Ведь все равно все законы, которые выходят из-под пера губернатора рецензируются сенатом, и то, что не угодно народу, сенат однозначно не одобрит.
- Скажите мне сенатор, для чего народ избрал сегодня губернатора? Для того ли, чтобы его функции выполнял устаревший, атрофированный орган?
Блумберт изумленно вытаращился на губернатора.
- Да-да, я не ошибся, называя так разжиревших на казенных харчах «сторожил», чьи мозги давно размягчились от праздности, склок и сплетен. Ваши товарищи-сенаторы уже не в состоянии родить хоть что-нибудь путнее. Вы смотрите сквозь пальцы на социальную несправедливость и при этом думаете, что можете творить волю народа. Но народ это не только те, которых вы сегодня ублажили, а завтра дали им право голосовать за вас. В подземельях две трети жителей города находятся в рабстве, и не могут сказать вам все, что думают о ваших законодательных актах. Где же ваша демократия? Дайте им проголосовать! Останется ли кто-нибудь из вас на теплом месте сенатора? Сомневаюсь.
- Так вы что же, принципиально настроены против рабства? – Глаза сенатора подернулись дымкой гнева.
- Более того, я скажу вам, что серьезно намерен упразднить этот статус, как впрочем и статус сенатора.
Если бы Блумберт стоял, а не сидел, то попятился бы от Гога, как от еретика.
- Вы говорите страшные вещи! – Выдохнул он.
- Для вас, наверное, да, но не для людей.
Во время всего этого разговора Гог был сдержан и холоден. Если бы в комнате были посторонние слушатели, то у них могло бы сложиться впечатление, что он специально вывел разговор на эту тему, а теперь сознательно делится с сенатором своим видением.
- По вашим словам, губернатор, я могу судить, что вы отвечаете сенату «нет»? – Спрашивал Блумберт, пытаясь обуздать свое негодование.
- Безусловно. К тому же, передайте им, чтобы готовились к физическому труду, очень скоро им придется заняться каждому своим делом.
- А как же их заслуги перед городом? – Выдвинул последний аргумент Блумберт, полагая, что против этого возражений быть не может.
- Заслуги – это почет и уважение, но не более. Каждый из них исполнял свой долг и в этом должен стать примером для окружающих. Именно по этому они должны оставаться на рабочих местах, чтобы люди видели их. Иначе, как можно брать с кого-то пример? Вот вы, например, чем занимались до того, как стали сенатором.
- Я – ботаник. Оранжерея была моим детищем. – Гордо признался сенатор.
- Вот видите. Вы сейчас занимаетесь не своим делом. Люди страдают от недостатка витаминов, вашего детища больше нет, а специалистов кот наплакал. Кто будет восстанавливать было могущество города, если все его одаренные люди будут отсиживаться в сенате?
- Но я уже слишком стар для такой работы! – Замахал руками Блумберт.
- Не беда, ни кто не заставит вас таскать тяжелые металлоконструкции. Будете делать проекты, руководить постройкой.
Сенатор о чем-то серьезно задумался.
- Это может удовлетворить меня, но боюсь, что моих коллег такие перспективы не приведут в восторг. – Наконец сделал вывод он.
- В этом я с вами полностью согласен. – Улыбнулся Гог. – Но меня радует то, что вы готовы заняться настоящим делом.
- Посмотрим, будущее покажет. Ведь один только Бог знает, что нас ждет впереди.
- Бросьте, ни кто не знает. – Поморщился Гог. – Все зависит от нас с вами. Если мы не пошевелимся, то все может остаться так, как есть. Или еще хуже, если пошевелится кто-то другой, то все может стать значительно хуже.
Но сенатор не склонен был философствовать. Этот серьезный разговор дал ему столько пищи для размышлений, что он теперь желал только одного – остаться наедине со своими мыслями и подумать о будущем.
- Ну, мне пора. – Засобирался Гог. – Дела не ждут. Было очень приятно побеседовать с вами, сенатор. Мой кабинет всегда для вас открыт, можете приходить без приглашения, вас пропустят.
- Всего доброго. – Рассеянно буркнул Блумберт и проводил гостя до дверей.
Там они и расстались.
Форум гудел, как потревоженный улей. Сенатор Куан-Чи, потрясая черной козлиной бородкой продолжал свою речь.
- Это возмутительно! Молодой губернатор отказался от помощи опытный соправителей, тогда когда город находится в столь тяжелом положении. Граждане города, я обращаюсь к вам от имени сената с просьбой пересмотреть вопрос о состоятельности настоящего губернатора. Как это обычно бывает с молодыми людьми, он, получив власть, возгордился.
Несколько дней назад сенат предложил губернатору понести на себе большую часть его ответственности, с целью облегчить его привыкание к новой роли в обществе. Более того, этот человек совершенно неопытен, и поэтому крайне нуждается в мудром совете и участии, по крайней мере, до тех пор, пока не покажет себя как способный и уравновешенный руководитель.
К сожалению, на данный момент, этих качеств ему явно не достает. Не далее как вчера утром, он предложил нам на рассмотрение два проекта новых законов. Одним законом он решил упразднить рабство, как социальную несправедливость, другим – сенат, как мешающий народу орган. Вот так все просто! – Сенатор нервно хихикнул, и от этого его тройной подбородок неприлично затрепыхался. – Если последующие его законопроекты будут столь же абсурдны, то очень скоро мы с вами придем к полному хаосу. – Куан-Чи неожиданно закончил свою речь и сел.
Трибуны отреагировали довольно бурно. Сквозь общий шум, слышались требования дать высказать свое мнение губернатору. Но Гог не торопился. Он спокойно расположился на отведенном ему месте и внимательно слушал выступление сената.
Со своего места поднялся сенатор Вошнич и жестом поднятой руки в течении долгой минуты успокаивал разгоряченную публику. Затем с сильным прибалтийским акцентом заговорил:
- Дорогие друзья, цель наших собраний – достижение гармонии и взаимопонимания между всеми гражданами города. – Слово «гражданами» он произнес с особенной интонацией. – Сегодня мы с вами вместе разделяем участь правления над большим городом, несем за него ответственность и радуемся о его процветании. Но сегодня же над нашим будущим нависла зловещая тень диктатуры, завтрашний день может быть омрачен монархией и произволом. Только от нас зависит, в каком мире мы будем жить завтра. Если мы позволим кому-то сконцентрировать у себя в руках абсолютную власть, то очень скоро мы из свободных граждан превратимся в негласных рабов.
Когда-то вы отдали свой голос в знак того, что доверяете нам работать над улучшением и обустройством города, и с той поры, все, что бы мы ни делали, все было одобрено вами на общих голосованиях. Но мы тоже люди и не свободны от ошибок, именно поэтому корпоративный стиль правления почитается за лучший, ибо он помогает избежать ошибок там, где один человек их мог просто не заметить. И вот мы стоим перед вами, сознавая ответственность, которую вы возложили на нас, и заявляем, что новый губернатор просто не способен понести то, что вы возложили на него.
То было горячее время, мы все были приятно удивлены тем, как Гог справился со своей работой в качестве командующего охраной. Но кроме этого мы ни чего не знаем об этом человеке. А кое-какие факты из его биографии стоило бы обнародовать, прежде чем голосовать за него. Ни кто не знает, что он из обыкновенного раба, по необъяснимым причинам сразу продвинулся в начальники охраны губернатора, а затем был поставлен главнокомандующим. Кем он был до того, как попал в город? Обыкновенным службистом, воякой. Для такого высокого политического положения, как губернатор, у него нет ни подобающего образования, ни опыта, ни мудрости. Понятно, что то решение, которое было принято было мотивировано порывом чувств и только. Но сегодня настало время трезво взглянуть на вещи и принять серьезное решение, к которому нас побуждает разум.
Сенатор сел, а народ заволновался. Публика была чем-то расстроена, и рокот возмущения прокатывался по ее рядам, как волны по бушующему морю. Через пару минут оглушительного шума, всем стало ясно, что собрание продолжаться не будет, пока не предоставят слово губернатору. Гог поднялся к микрофону и приветливо улыбнулся в зал.
- Здравствуйте, горожане. Хоть я и плебей по происхождению, но отлично помню, что начало заседания форума прилично доверить губернатору. Но сегодня меня лишили этой чести люди, которые уже считают вопрос моего правления решенным. Вполне возможно, что они сейчас удивлены тем, что вы хотите слышать мое оправдание. Для них было бы проще проголосовать прямо сейчас, и покончить со мной раз и навсегда.
Почему же сенат так ополчился на меня? Потому что я предложил им заняться своим делом. Дело в том, что в сенате собрались лучшие специалисты в различных сферах, и эти люди действительно сделали для города очень много в свое время. Но теперь праздность превратила их в сластолюбцев и тунеядцев. По этой причине они уже несколько лет не несут для города ощутимой пользы. На данный момент времени город не может позволить себе такой роскоши как настоящий сенат. Надо восстанавливать оранжерею, водопровод, необходимо усовершенствовать технологии производства синтетических продуктов питания и т.д. В сенате люди, которые наградили город благами цивилизации, и без их помощи город не оправится от удара еще многие годы. Если у них не хватает сознательности, чтобы добровольно взяться за общее дело, то им надо в этом помочь. Если будет необходимость созвать сенат после восстановления города, то вы всегда будете иметь такую возможность.
Что касается упомянутого законопроекта об упразднении рабства, то я действительно подготовил его, потому что считаю за благо уровнять в политических и социальных правах всех жителей города. Не разумно ущемлять в чем либо человека, только потому что у него нет семьи или его профессия не слишком нужна городу. Кроме общего постановления необходимо провести еще множество реформ касающихся оплаты труда, льгот и пенсионного фонда.
В давние времена в демократичных обществах выбирали принципсов во время кризисов. Люди понимали, что это необходимая мера, для того, чтобы решительные действия, от которых под час зависит жизнь целого государства, не встречали на своем пути бюрократических преград. В такие времена рождались великие и процветающие империи. Я думаю, что нет человека, который желал бы себе зла, но все мы стремимся к процветанию частному и общественному. Дайте мне только возможность, испытайте меня, и если через год ваша жизнь не станет лучше, я сам освобожу пост и сложу все полномочия.
Я хочу, чтобы вы проголосовали, и этим голосованием выразили свое мнение о том, что я вам сказал.
В этот день большинством голосов Гог был избран принципсом «Великого города», а сенат утратил свою власть, чтобы больше ни когда уже ее не обрести.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
В последние дни - Тихонова Марина P.S.: «И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут» (Д.2:17).
