Глава сорок первая
Заключение
18 июня 1993 года
08.00
Когда Аня очнулась, ей в глаза бил яркий солнечный свет сквозь решетку. Все вокруг было белым. Вдруг откуда-то выплыло и зависло над не лицо Седого.
«Где я? Неужели я уже на небе? Нет, там нет решеток на окнах и вряд ли я там встречу это «милое» моему сердцу лицо! А может это ад…»
- Аня? Ты слышишь меня?
- Где я?
- К сожалению там, где тебе меньше всего хотелось бы оказаться! В следственном изоляторе.
- А почему здесь все такое белое?
- Ты в лазарете. Пока я еще в силах тебе помочь. Я не писал никаких заявлений, но существуют обстоятельства, которые даже я не могу устранить. Убийство, пускай даже в состоянии эффекта плюс двое раненных. На сколько долго ты здесь задержишься будет зависеть от твоего благоразумия и моих дальнейших показаний.
Я могу сказать, что ты защищалась от насильников, - Седой обнажил повязку под шляпой, - если ты, конечно, не взболтнешь лишнего. Ведь это мог сделать и один из моих ребят, одурманенный страстью к тебе? Так что пострадавшие, могут стать и обвиняемыми. Ты, Аня, мне дороже, чем они.
Аня закрыла глаза и прошептала:
- Лжесвидетельство - грех.
- Не более тяжкий, чем убийство, девочка. Но у тебя есть смягчающие обстоятельства. Ты была потрясена тем, что сделали с твоим молодым человеком. Это оправдывает твои действия. Виновные получат по заслугам, сполна, а тебя могут и оправдать, ну дать условно и все такое прочие. Если, конечно, я тебе помогу…
Аня с трудом проглотила ком в пересохшем горле:
- Дима жив?
Седой прятал глаза:
- Мне жаль, что так получилось. Ты уж пойми, я тут не виноват, это они сами инициативу проявили. Не надо ему было им проповедовать! Ех, ну что теперь уже говорить... Давай без глупостей, сейчас к тебе придет врач, а потом тебя пригласят на допрос. Ничего не подписывай без адвоката, а его я тебе обеспечу. Теперь твоя судьба прямо пропорционально зависит от моих финансовых возможностей. А они у меня есть…
Аня хотела заорать, но сил хватило лишь на хриплый шепот:
- А ваша, судьба? Ничья судьба не может зависеть от финансовых возможностей. Она в руках Божьих!
- Не спорю, но позволь мне стать орудием в Его руках. Отомстить врагам и спасти тебя.
- Возмездие – его прерогатива. Вы так легко отреклись от тех, кто так верно вам служил? Вы же сами их подставили, а теперь распоряжаетесь их судьбами?
- Да ладно, чего уж там. Пусть мне спасибо скажут: такого накуролесили, а их еще и отмазываю! Пусть посидят чуток, для профилактики. Думаю, они не будут на меня в обиде: я их женам и детям по пару десятков тысяч на счет в банк брошу. Им будет за счастье за такие деньги на нарах попариться. Гляди амнистия, какая будет, и выйдут раньше, за примерное поведение. Помогу пацанам, они молодые, у них вся жизнь впереди! Ну, кроме того, конечно, которого ты в мир иной отправила…
- Все у вас так просто Алексей Алексеевич: мол, они садисты во всем виноваты, а вы весь такой белый и пушистый, ну просто ангел хранитель! Вы сами за них и за меня все решили? А вы не хотите спросить чего я теперь хочу? Нет?!
Седой ухмыльнулся:
- Ты хочешь лучшие годы жизни провести в тюрьме? Угадал?
- А почему бы и нет? Зачем мне эти лучшие годы, если Димы нет? Здесь у меня, хотя бы будет государственное обеспечение, да и от вас подальше. Ведь на свободе вы меня все равно в покое не оставите?!
- Ты себе не представляешь, что такое десять лет провести в тюрьме среди нелюдей! Ты выйдешь от сюда покалеченной старухой! От твоей красоты не останется и следа, если вообще доживешь!
- Не думаю, что нелюдей здесь не больше, чем на свободе. Просто там им легче одеть маску благочестия. Да и людей здесь не меньше, чем там, просто здесь все вылазит наружу, здесь тяжелее скрыть все то дерьмо, что накопилось внутри.
Седой вспылил:
- Откуда тебе знать, дура? Разве ты была когда-то в тюрьме? А я был, я знаю! Я все на своей шкуре прочувствовал!
- Чтобы понять такие элементарные вещи не необязательно бывать в тюрьме.
- Ладно, хватит умничать! Я не советую тебе выпендриваться, в твоем положении это по крайней мене неблагоразумно.
- Неблагоразумно - было раньше, а теперь - можно и выпендриваться: мне нечего терять кроме своих цепей. Ваша карта бита, вам больше нечем меня шантажировать, а вот у меня, вас есть чем.
Старик скрипнул зубами:
- Ты мне угрожаешь?
- Нет, просто констатирую факт. Спасибо вам за заботу, Алексей Алексеевич, но лгать я не буду. Я буду говорить правду и только правду, все как есть, как на духу и адвокат мне ваш не нужен. У меня есть ходатай по круче вашего!
18.30
Вечером Аню перевели в камеру. Все старожилки с неподдельным интересом уставились на вошедшую.
- Оба на, Рената, смотри, нова куколка подвалила! Ух, ты, какая свеженькая! Только со свободы, еще даже духами французскими пахнет! – нечто бесформенное принюхивалось к Ане и терлось об нее словно облезшая кошка.
Вальяжно, с чувством собственной значимости, со своей койки встала женщина лет тридцати. Поигрывая далеко не женскими мышцами, покрытыми синевой татуировок, она направилась знакомиться. Оценив все достоинства и недостатки новоприбывшей, хозяйка камеры подтолкнула новенькую:
- Че стала, проходи? Будь как дома! Как звать то?
- Аня.
- За что тебя?
- За убийство.
- Да что-то ты на мокрушницу не тянешь! Трындит она! Она подстилка, сучка депутатская!– завопила толпа вокруг.
- Правду базарят? – лицо Ренаты, не обремененное печатью интеллекта, не выражало никаких эмоций. Раскосые восточные глаза заинтересованно скользили по Аниным ногам.
- Неправду. Проституткой была, а вот подстилкой депутатской – нет. Покупали, но не продалась за то и здесь теперь.
Хозяйка камеры ухмыльнулась:
- Что мало дали? Дорого стоишь?
- Я не продаюсь.
- Проститутка и не продаешься? – подняла черные брови Рената.
- Я бывшая проститутка.
- Бывших проституток - не бывает. Это образ жизни, а состояние души.Так кого ты там замочила? Охранника своего «папика-толстосума»? Чем он тебе не угодил? Плохо трахал? – Рената давала понять, всем своим видом, что все об Ане знает и что врать не имеет смысла.
Аня пыталась казаться спокойной. Если эти самки почувствуют ее страхз то разорвут в клочья:
- Бывшие проститутки бывают. Если говорить об образе жизни, то мне повезло. Телом я торговала с юности, а вот душой – никогда. Охранника убила и еще двух ранила потому, что они меня изнасиловали, а любимого моего убили.
Рената уважительно присвистнула с еще большим интересом со всех сторон стала рассматривать новенькую.
- Чем била?
- Одного - лампой настольной по голове ударила, «папика»- рукояткой пистолета. Из него же ранила еще одного, а второго убила, - обобщила, не углубляясь в подробности Аня.
Рената захохотала:
- Где стрелять научилась? На панели?
- Отец в детстве научил.
- Он что у тебя киллер?
- Нет, художник.
Рената присвистнула:
- Дочь художника, стало быть, бывшая проститутка, отстреливающая бандитов и депутатов? Интересно!
- Ну, это ты к нам на долго, поздравляем! А ты девка, что надо нам такие нужны! Рената возьмешь ее к нам в свой «горем»? – радовались зечки.
Рената сладострастно усмехнулась:
- А мы на ее поведение посмотрим. Возьмем, если заслужит такую честь.
Ночью Аня полу спала, полу плакала, прикрыв глаза в надежде, что когда их откроет, то буде новый день, а все происшедшее окажется просто кошмарным сном.
23.10
Вдруг возле самого уха она почувствовала жгучие, возбужденное дыхание. Горячая рука проскользнула под одеяло и стала гладить Анину ногу.
- Иди ко мне Анюта, я тебе хорошо сделаю. Так хорошо, как не один мужик в жизни тебе не делал, – Рената стала моститься возле Ани. Времени на раздумья не было, надо было как-то выходить из ситуации: или «лезть на рожон» или стать одной из Ренатиных «наложниц». «С волками жить – по-волчьи выть!» - вспомнила Аня свою защитницу из трип-дачи. Выть по-волчьи Аня так и не научилась, хотя среди волков вращалась всю жизнь. Она жила перефразировав этот принцип: с волками жить – волков любить!
- Рената, не надо…. Не сейчас…. Прошу тебя…
- Я что тебе не нравлюсь? – обиделась хозяйка камеры.
- Нравишься. Очень, даже. Ты – хорошая, я знаю, я чувствую, что мы с тобой подружимся. Ты, только пойми, что я не по тем делам…
Рената искрение изумилась:
- Ты что же никогда с бабой не была?
- Нет… Ну, так только, по долгу службы и то обычно вместе с мужиками…
- Так ты «целика»! Ништяк! Я свеженьких люблю! Что не опытная ничего, я тебя сама всему научу! – Рената прильнула к Ане опять.
- Не надо, пожалуйста!
- Что ты ломаешься? Тебе что заплатить? Чего тебе чаю, кофею или хавчика? У нас тут баксы не водятся!
- Да не надо мне ничего! Рената, я так не могу! Ну, давай, в начале поближе познакомимся, поговорим, – Аня попыталась применить свой излюбленный метод, но произошла осечка. Обычно развести на разговор пьяных, женатых, командировочных мужиков Ане ничего не стояло. Опыта в общении с трезвыми, «голодными», засидевшимися в камере зечками у нее пока не было. - Расскажи мне о себе, а я тебе о себе расскажу…
- Че говорить то? Все и так понятно, - Рената обломала Аню забираясь сверьху.
Аня чуть не задохнулась в ее железных объятиях. Она попыталась сопротивляться, но ее схватили за ноги и заткнули кляпом рот.
«Господи! Опять! Ну, когда же это все закончиться…»
Глава сорок вторая
Выбор
19 июня 1993 года
09.20
На этот раз, Аня сразу узнала «родные пенаты» - стены лазарета. Оглядевшись по сторонам она вздохнула с облегчением - Седого рядом не было, только пожилая санитарка мыла пол.
- Господи Иисусе! Слава Богу, очнулась! Дочечка, как ты? - Попить, можно, пожалуйста?
- Губы помочить можно. А! Да ладно, пей, хуже уже не будет. Вода, она никому не вредила еще. Стой, я вот тебе святой водички дам! Я на Пасху ходила в церковь, ее батюшка посвятил. – Старушка, оглядываясь по сторонам, притащила пол-литровую баночку. - Я тут деточка все побрызгала. Ой, как тут все надо освятить! Тут же, деточка, всякие люди, бывало, лежат, некоторые и умирают - старушка помогла девушке приподнять голову.
Аня припала пересохшими губами к банке. Второй за последнее двое суток наркоз давал себя знать.
Такой вкусной воды она еще не пила никогда. Она не могла оторваться, а когда допила, то стало как-то светло на душе и захотелось плакать:
«А у меня никогда не было родной бабушки, вернее я ее не помню. Только Тетю Розу!»
Светлая старушка сияла, глядя, как Аню попускает.
Аня расплакалась. С каждой слезой ее покидал тяжелый груз вины, отчаяния, безысходности.
Добрая женщина гладила девушку по голове:
- Это хорошо, что ты в мою смену попала. Я за тебя молилась, «Отче наш читала» и псалмы, вот ты отошла. Что же ты плачешь? Хорошо все: тебя зашили и ребеночка твоего Бог сохранил! Спасибо Ему скажи и свечку поставь, самую толстую, когда от сюда выйдешь!
Аня в недоумении широко открыла глаза и осознав то, что услышала зарыдала пуще прежнего.
Санитарка встревожилась:
- Ну, что же ты так сокрушаешься? Не рада, что ли? Не уж то хочешь аборт сделать? Не бери греха на душу! Дети - от Господа награда! Да и скажу тебе по секрету, в статье такой параграф есть, что беременным дают условно, правда не знаю, какая там статья у тебя…
- Нет, нет, что вы - я аборт ни за, что не сделаю! Я просто не знала, - Аня рыдала, всхлипывая, как маленькое дитя, - не знала я, что беременная!
- Ах, вот оно что! Так твой и не знает еще? – старушка с облегчением вздохнула, но поняла, что возможно задала бестактный вопрос и немного смутилась. « Может девочка и не знает, который из тех, что у нее были - отец ребенка?»
- Нет его уже, второй день, как нет. Убили его, а я - одного из них. Вот теперь я здесь.
Ставрушка схватилась за сердце:
- Боже мой! Покайся, дочка и прости их. Месть - разрушает сердце, а Бог всякий грех прощает.
На Аню навалилась безысходность:
- Знаю я. Покаялась уже. Только все равно ни моего Димку, ни того парня, теперь не вернуть.
- Ну, значит судьба такая у них. А тебя Бог простил, раз так наградил, не сомневайся. Теперь тебе надо о ребеночке думать: не нервничать и хорошо питаться. Хотя в тюрьме и то и другое – практически невозможно. Ну, ничего, как-то оно все будет. Как назовешь то, ребеночка?
- Дима. Дмитрий Дмитриевич будет. Жаль только, что не смогу ему фамилию отца дать. Значит, будет, как я и мой папа - Хвыля.
Старушка так серьезно заглянула Ане в глаза:
- Мальчика хочешь? А вдруг девочка? Не рада будешь?
- Рада, конечно. Только, я мальчика хочу, у меня мальчик будет.
- Ну, а потом еще и девочку родишь, и не одну.
Аня улыбнулась печально:
- От кого, Димки моего ведь нет? А мне теперь уже никто не нужен…
- А я тебе говорю, что будет у тебя два мальчика и еще три девочки, а один уже есть. Не твой он, но мамой своей тебя считает и ждет, когда ты к нему вернешься! – не унималась санитарка.
- Петя!? – екнуло Анино сердце. – Да кто же мне теперь позволит с ним видеться даже если я и выйду от сюда? А откуда вы все знаете? - Аня в недоумении стала рассматривать старушку: от нее исходило сияние.
- Не знаю от куда, знаю и все.
Анины глаза снова наполнились слезами:
- Но как же если я никого кроме Димки полюбить не смогу!
- А не надо тебе никого кроме него любить: живой он.
- Как живой? Откуда вы знаете?- Аня хотела вскочить, но поморщилась от боли и легла обессилено.
- Лежи деточка, лежи. Успокойся, все хорошо будет. Бог мне говорит. Твой сам тебя найдет, ты только дождись его.
Аню словно током ударило. Она смотрела на старушку санитарку широко раскрытыми глазами, а видела ту блаженную с приморской помойки, что сказала ей эти же слова, только много лет назад.
В палату вошел высокий представительный мужчина в белом халате с кожаной папкой в руках и присел на стул рядом с Аниной койкой. Санитарка поспешно вышла.
Вошедший с неподдельным интересом изучал пациентку:
- Анна Андреевна Хвыля?
- Да. Это я, - Аня встрепенулась и опять попыталась сесть, поправляя растрепанные волосы.
Мужчина мягко коснулся Аниного плеча:
- Лежите, лежите. Вам пока сидеть нельзя. Меня зовут Георгий Иосифович. Я главврач тюремной больницы. Как вы себя чувствуете?
- Спасибо, уже лучше.
- Это утешительно, только вы пока лежите. Пока не снимем все швы. Вы подверглись насилию деревянным предметом – из полости ваших внутренних половых органов извлечено множество занозы. Вам наложено пять внешних швов в области промежности, и шесть внутренних швов в полости влагалища и на шейке матки. Анна Андреевна, мне бы хотелось услышать от вас подробности. Думаю, вам стоит написать заявление.
Аня сделала вид, что не поняла о чем идет речь:
- Какое заявление?
- Об изнасиловании.
- К сожалению, я ничего не успела запомнить, все произошло в темноте и так внезапно... Мне заткнули рот, и держали за ноги, а потом я видимо потеряла сознание. Подробности я вот узнаю от вас, -затараторила Аня чистую правду.
- Анна Андреевна, скрывать что-либо от следствия, не в ваших интересах. Никого не бойтесь, и никого не жалейте. Поймите, это - не люди, это - самки в человеческом обличии. Написав заявление, вы приблизите свое освобождение. Вы понимаете, о чем я?
Аня проглотила ком в горле:
- Да. Вы о ребенке?
- Именно! Ваш ребенок чудом уцелел! Учитывая, что это уже второе групповое изнасилование, которому вы подверглись за последние двое суток. Ваша беременность - чудо и путь к свободе. Теперь все будет зависеть от вас, от показаний, которые вы дадите.
Аня стала нервно теребить край одеяла:
- Вас прислал Алексей Алексеевич?
Пожилой мужчина бросил неоднозначный взгляд:
- Вы чрезвычайно сообразительны! Ну, так перестаньте делать глупости, наконец! Теперь вам есть, что терять, вернее кого.
Сердце Ани сжалось, борясь с охватывающим его паническим страхом:
«Кто против меня, если ты Боже за меня? Если Ты сберег моего Дим Димыча, после двух «групповух», то неужели позволишь его убить ныне?»
Аня спросила не поднимая глаз:
- Это ультиматум? Что требуется от меня?
- Написать заявление об изнасиловании вас, Ренатой Арсеевой. А еще забить то, что вы говорили на прошлом допросе. Кстати, ваши показания, пока не были зафиксированы. Все, ваши прежние свидетельства можно списать на состояние аффекта, на травму психики. Вы подверглись наркотическому воздействию, изнасилованию, плюс смерть близкого вам человека... Вы - неадекватны. Я помогу вам составить заявление.
Аня тяжело вздохнула:
- Ну, на счет предыдущих показаний - я понимаю, но что вам сделала эта Арсеева? С чего вы взяли, что это она меня изнасиловала? Ведь вы же сами сказали, что изнасилование было групповое?
- Да, групповое, но у каждого группового изнасилования есть лидер тот, кто подымает толпу на «подвиг». А Арсаева это умеет, с этой особой у меня личные счеты!
- Значит, вы хотите использовать меня, как орудие для мести?
- А вам разве не хочется, чтобы виновные были наказаны и справедливость восторжествовала?- у седовласого мужчины на лице было написано раздражение которое он умело сдерживал.
Аня это заметила и пыталась как можно тактичнее формулировать свои высказывания, но ей как всегда это плохо удавалось:
- Справедливость? Хочу. Только не мне судить, кто-то виноват, а Богу. Он же милости хочет, а не суда.
Да, Рената делала мне предложение, но она меня не насиловала. Во всяком случае, пока я была при памяти.
Если же по справедливости, то мне заявление не на нее писать надо Возможно, этим измученным неволей женщинам кто-то помог, натолкнул их на мысль об изнасиловании «депутатской подстилки»? Уж очень хорошо были осведомлены мои сокамерницы!
Я ничего писать не буду потому, что немного наслышана о зоновских законах и не хочу преждевременно оказаться на небесах. Мне есть теперь, для кого жить.
Глав врач вспыхнул:
- Но для того, чтобы жить для своего ребенка, вам еще надо выйти отсюда! Или вы хотите, чтобы он рос в детском доме до десяти лет? И еще неизвестно доживете ли вы до своего освобождения с вашим то оригинальным чувством справедливости. А знаете, что часто бывают выкидыши, особенно в условиях следственного изолятора? Это вам не санаторий! Ребенка следует вынашивать на свободе! У вас для этого есть все шансы: написав заявление, вы из обвиняемой превратиться в дважды пострадавшую. Тем более что есть тот, кто искрение хочет помочь вам и вашему ребенку!
Аня язвительно улыбнулась:
- Я вас понимаю. Вы же тоже не живете на одну зарплату? Алексей Алексеевич и ребеночка моего усыновить хочет? Передайте, пожалуйста, моему благодетелю, что я не желаю далее калечить свою жизнь. Я не доверю судьбу своего ребенка тому, кто убил его отца. Пусть мой сын лучше дожидается меня в детдоме, чем добрый отчим бандюга-депутат, вырастит из него себе приемника!
Главврач поправил очки. Раздражение переросло в искрение изумление:
- Да, Алексей рассказывал мне о вашей неординарности! Но я никогда не думал, что такое бывает. Такого я еще не видел. На, что вы рассчитываете? Вы - не мать, а фанатичка какая-то! Да в вашем положении надо руки целовать Алексей Алексеевичу и молиться на него!
Анино сердце исполнилось праведным гневом:
- Молиться? Для этой цели у меня есть другой объект! А Алексей Алексеевич пусть не наваливает на себя больше чем сможет вынести!
Глав врач с пониманием закивал:
- Стало быть, на Бога уповаете?
- Уповаю, потому что проклят уповающий на человека.
- Ну-ну. Это, конечно очень похвально, я и сам на Бога уповаю, но не до такой же степени?
- А как вы определяете степень упования на Него? По какой шкале? В какой валюте?
Главврач печально, но искрение улыбнулся:
- Знаете, Анна Андреевна, я вам даже завидую немного. Я бы так не смог. Я понимаю Алексея, вы действительно очень интересная и необыкновенная женщина, такую не часто встретишь. Красивых полно и умных тоже, а вот неординарных мало.
Да, вы правы, Алексей никогда не оставался в долгу, он очень мне помог в этой жизни. Но, несмотря на его просьбу, мне искрение хотелось бы поучаствовать в вашем освобождении.
Я знаю Алексея уже много лет. Познакомились мы в похожем на этот месте, только не здесь, а в шахтерской столице. Да мы тогда были молоды: врач, только после института попавший по распределению в тюремную больницу и молодой зек - насильник собственной невесты. Знаете, что делают с насильниками в зоне?
Я шил его собственноручно. Алексея пользовали 10 человек. Бог был к нему милостив: на пятом - он потерял сознание. Да, интересная штука жизнь. Тогда, тридцать шесть лет назад, спасая этого парня я не знал, что сею в свою жизнь. Алексей не забыл когда вышел на свободу и стал одним из сильных мира сего. Уже двадцать пять лет, благодаря ему я с семьей живу в столице и занимаю эту должность. Да, Алексей прошел нелегкий путь: от опущенного зека-насильника, до одного из влиятельнейших людей, политика и бизнесмена. Мой путь оказался короче от рядового врача до главного. Он - хороший человек, только очень несчастный потому, что так и не встретил ту которая смогла бы сделать его счастливым. Ведь при всех своих миллионах он несчастен. Он хочет любить и быть любимым, как и все мы. Помогите ему, Анна!
- Но насильно мил не будешь! Как я могу любить того, кто убил моего Диму? – Аня закрыла лицо руками.
- Он не убивал, он сам в отчаянии оттого, что так получилось. Простите его. Ведь Бог заповедовал нам возлюбить своих врагов? Подумайте о своем ребенке. Одной вам его не поднять. Что ожидает малютку в этом страшном мире без защиты отца?
- У моего сына есть Отец. Он защитит своего ребенка от мира сего. Я простила, Алексей Алексеевича, но чтобы полюбить его мне нужно время. Я же не компьютер – раз, стер память и все…
- Понимаю. Да, время лечит. Надеюсь, что и ваши раны скоро заживут.
Значит вы не будите писать заявлении о групповом изнасиловании и менять свои показания? Аня отрицательно покачала головой. – Ну, как знаете. Я лично, не вижу в этом никакого смысла. Алексею вы вряд ли сможете навредить: он слишком твердо стоит на ногах, а вот Асаевой вряд ли сможете помочь. Она рецидивистка, на ней и так уже три убийства. У нее же шансов нет, а вы себе и ребенку своему могли бы помочь…
- На чужом горе - счастья не построишь.
- Ну, тогда желаю вам построить свое счастье на другом основании. Хотя, я еще не видел тех, кто бы хорошо себя чувствовал в этой жизни, не похитив счастье у другого. Счастье - такая абстрактная и непостоянная величина! То, что благо для одного, обязательно будет горем для другого. Чтобы быть счастливым, приходиться воровать счастье у других.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
