Глава двадцать пятая
Встреча
26 июня 1998 года
13.00
Додик нервно допивая кофе отодвинул тарелку с обедом – у него уже давно пропал его прославленный аппетит и он сбросил пятнадцать килограмм.
Сегодня пять месяцев с дня их с Аней свадьбы. Вдруг нахлынул воспоминания и вся их жизнь от первого дня знакомства тогда в ресторане тринадцать лет назад, пронеслась перед глазами. Какие адские мучения пришлось ему притереть, когда он пытался с корнем вырвать цветок любви к Ане из своего сердца! Он вспомнил, как он страдал и называл жену во сне Аниным именем:
- Что посеял, то и пожал!
Сегодня ночью Аня спала беспокойно, во сне металась и плакала. Обнимая мужа она назвала его Димой, а утром ее забрали в больницу с незначительным кровотечением в больницу на сохранение.
Аня позвонила час назад у нее обнаружили предлежание плаценты. Детского место было расположено слишком низко, практически на выходе из матки. Родить естественным путем не представлялось возможным, надо было делать кесарево сечение, а пока - сохранять плод.
Средства Додику позволяли, уложить жену на сохранение в наилучшую больницу города, до самых родов. Он сам без посторонней помощи прекрасно справлялся с домашним хозяйством и детьми. Семейные заботы отвлекали его от печальных мыслей.
Сегодня он не советуясь с Аней принял решение продать квартиру и купить другую побольше и подальше, а после рождения ребенка он серьезно поговорит с женой о переезде в Израиль .
- Чем дальше - тем лучше! Как-то тревожно жить всего на всего в нескольких кварталах от Дмитрия!
Пол часа назад позвонил риэлтэр если они сойдутся в цене то он вечером поедет смотреть трех комнатную квартиру за городом практически в лесу – детям нужен свежий воздух.
Додик отправился открывать дверь без всяких опасений, даже не взглянув в глазок, ведь он с минуты на минуту ожидал покупателей на квартиру.
С букетом цветов и коробкой конфет, на пороге стоял сияющий Дмитрий. Он заключил ошарашенного Додика в крепкие, но нежные объятия:
- Ну, здравствуй дружище! Вот и я!
- А… Дмитрий? Вот так сюрприз! – выдавил из себя улыбку Додик.
- Я, наверное, как всегда как снег на голову? Ты уже, наверное, думал, что я совсем пропал?
- Да…Да. честно говоря я думал что ты уехал на совсем … Ничего не сообщил и так надолго…
- Да, у меня есть тебе, о чем порассказать! Такие дела были, не поверишь! Аню я не нашел, но зато обрел нового друга, почти сына… - по-прежнему возвышаясь на пороге без приглашения, Дима чувствовал какое-то неестественное напряжение, но пока не мог уловить, в чем же дело и сунул букет Додику. - Ну, что же я стою?- Дима начинал чувствовать себя не в своей тарелке и попытался разрядить обстановку: - Это – цветы твоей жене, а конфеты - дочке. Они дома?
Додик взял цветы, но весь как-то съежился, осознавая весь идиотизм ситуации. Он не мог придумать, что же говорить и делать дальше. Больше всего на свете ему сейчас хотелось провалиться сквозь землю:
«Лучше бы я не родился вообще, чем до такого дожить!!!»
Эта мысль не посещала Давида с тех самых пор, как он лежал в постели у Ани, умирая от стыда и похмелья. Но тогда, по крайней мере, можно было притвориться спящим.
- Их нет. Они умерли – попали в автокатастрофу.
Дима сполз по стенке и сел в коридоре, положив конфеты просто на пол:
- Прости. Прости, я же ничего не знал! Меня слишком долго не было в этом городе… Я не буду выносить тебе соболезнования и говорить всякие там дежурные фразы о вечной жизни на небесах… Хотя, это действительно единственное утешение, когда близкие нам люди покидают нас.
Из комнаты выглянул белокурый мальчик лет четырех:
- Добрый день!
Додик вздрогнул словно от выстрела - роковой момент наступил: «Нет ничего тайного, что не станет явным! Вот сейчас и надо все объяснять... А что собственно говоря объяснять? В общем-то и так все понятно…»
Дима вытер холодный пот со лба, сердце почему-то бешено заколотилось, но он улыбнулся малышу никак не выдав своего волнения:
- Добрый день! А вы кто будите, молодой человек?
- Это…это… - открыл, было, рот Додик, но от напряжения пошатнулся и тоже стал сползать на пол. Он, не мог соврать, но и не смел сказать правду.
Малыш крепко обнял его:
- Папочка тебе что плохо?
- Не совсем хорошо, если честно…
Коммуникабельный ребенок избавил папу Додика от надобности все объяснять и по взрослому протянул руку незнакомцу:
- Я буду Дмитрий. А вы?
Дима с чувством страха и благоговения взял двумя руками маленькую руку, испытывая непреодолимое желание поцеловать ее, но сдержался и ограничился рукопожатием. Маленькая детская ладошка поместилась в его огромной руке так, как ключ в замке:
- Дмитрий. Тоже…
- А это мой папа, - малыш любовно погладил и поцеловал сверкающую лысину обрамленную жиденькими рыжими волосами. Додик закрыл руками лицо, словно хотел спрятаться. - А еще у меня есть сестричка и мама. Только мама теперь в больнице потому, что у нее в животике поселилась ляля. У меня скоро будет еще одна сестричка. Нет, лучше братик - я назову его Иосиф, и он будет похож на папу. Нет, пусть лучше на маму - она у меня очень красивая! Я сейчас вам ее покажу!
Дим Димыч умчался в комнату. Дима был шоке и недоумении:
« Когда это Додик успел жениться? Ведь он только похоронил жену и дочь, а тут столько детей…»
Через минуту малыш уже тащил увесистый фотоальбом. Он церемонно взял гостя за руку, повел к дивану, залез ему на колени и стал показывать фотографии.
На первой странице красовалась та самая фотография Ани с ребенком на рука которую ему подарил Андрей Викторович. Дима проглотил ком в горле и закрыл глаза. Малыш стал теребить гостя:
- Дядя смотри это я с мамой еще маленький!
Дима уже все понял и боялся открывать глаза:
- Дядя, вам что тоже плохо? Может водички?
- Нет, все хорошо, не волнуйся, Дмитрий! Показывай, я весь во внимании! – Дима взял себя в руки. Нельзя сказать что, то что он увидел стало для него неожиданностью, скорее подтверждением смутных предчувствий, которые посетили его с того самого мгновения, как он увидел мальчика и услышал его имя. А еще когда он услышал не передаваемое грассирующие «р», которое он слышал лишь от одного человека - своего отца Василия Дмитриевича Ветрова.
Дима сумел овладеть собой и с жадностью стал рассматривать лик своей возлюбленной в свадебном наряде:
« Именно такой я ее себе и представлял. Только вот рядом я мечтал увидеть себя, а не того, кого считал своим лучшим другом!»
Дим Димыч комментировал каждую фотографию с подробностями. Дима слушал своего сына, но не слышал. Дальнейшее присутствие в этом доме становилось для него невыносимой пыткой. Он достал из кармана ручку с золотым пером:
- Это вот тебе, на память… сынок…
Дима сдерживался из последних сил, чтобы не потерять самообладание и закашлялся, дабы не разрыдаться.
- Дядя, ты что простудился? Тебе надо сиропчик попить, я тебе сейчас принесу! Я вот его пил, пил и вылечился!- малыш опять умчался в комнату и вернулся с маленькой бутылочкой.
Дима отхлебнул приторно сладкий сироп от кашля и благодарно протянул бутылочку обратно:
- И все?- изумился малыш.
- Да! Я уже здоров.
- Так это же чудо исцеления! Слава Богу! – по взрослому серьезно заметил Дим Димыч и стал восторженно крутить в руках подарок. - Такая красивая ручка! Спасибо, дядя Дима! А почему ты меня назвал «сынок»? Разве я твой сынок?- и не дождавшись ответа, сам ответил на свой вопрос. - Если тебя зовут также, как и меня, так ты мой папа с фотографии, получается?- тараторил мальчик не дожидаясь ответа. - А ты хочешь на мою сестричку посмотреть?
Дима растерялся:
- Я? Да… хочу…
- Только она спит. Ты тихонько, одним глазком, обещаешь?
- Да, только одним и все…
В постельке, подперев кулачком щечку, сладко спала годовалая девочка.
Дмитрия осенила страшная догадка:
« Наш пострел везде поспел?! Стало быть Додичек успел и там и тут!? Это что же получается? Когда я ему душу изливал, то у Ани уже была от него дочка? Он все эти годы изменял Лене с Аней и…» - в Димином сердце закипало негодование, ему захотелось схватить, этого маленько, толстого, лысого лицемера и…
Давид по прежнему сидел обхватив руками голову. Хоть Диму и распирало от возмущения и праведного гнева, он был милостивый и никого ни хотел мучить.
- Очень хорошая и красивая у тебя сестричка, Дмитрий. Мне уже пора, я пойду.
Малыш вдруг погрустнел и очень серьезно по-взрослому спросил:
- А ты меня любишь?
- Люблю.
- Очень?
- Очень-очень, Дима держался из последних сил, чтобы не разрыдаться.
- А Лизу, мою сестричку?
Дима поймал себя мысли о том, что ново образовавшаяся неприязнь к бывшему другу проецируется им на ни в чем неповинное дитя и выдавил из себя:
- Тоже люблю.
Малыш не унимался:
- А маму?
Дима проглотил ком в горле:
- И маму тоже…
- Очень?
- Очень.
- Очень-очень?
- Очень-очень.
Дим Димыч просиял и захлопал в маленькие ладошки:
- Ура! Значит ты точно - мой папа с фотографии! Хочешь, я тебе ее покажу?
Дима сделал вид, что не расслышал последних слов ребенка - это было выше его сил:
- Ну, Дим Димыч, мне уже пора. Засиделся я у вас. Дела у меня.
Малыш взял двумя руками большую Димину ладонь:
- Ну хорошо иди раз надо. Папа а ты еще придешь, когда мама с лялей из больницы вернуться? Прийдешь, посмотреть?
- Не знаю… Наверное нет - я уезжаю, Дима.
- Далеко?
- Очень далеко.
- А зачем?
- Что бы творить добрые дела.
- А трудно творить добрые дела?
- Не очень.
- А ты не устал?
- Не то, чтобы устал, просто я кажется что-то потерял…
- А что ты потерял?
- Надежду.
- Так надо поискать, она найдется эта надежда! А что это такое? А! Мне мама рассказывала, что остров такой есть – Вера – Надежда - Любовь! Чтобы туда доплыть нужны алые паруса! А у тебя, есть алые паруса?
- Были. Только мои паруса злые ветры порвали.
- Без парусов - тяжело, но тоже можно. Веслами трудно грести, долго, но все равно до этого острова доплыть можно. Слушай, а давай я тебе помогу зашить твои паруса! Я умею, меня мама научила шить!
Дима улыбнулся и погладил сына по голове:
- Спасибо, я шить и сам умею. Вот сил наберусь и все поштопаю, будут мои паруса как новенькие! А ты умен не по годам, Дмитрий ?!
- Да мне все об этом говорят. Это я в папу такой умный.
- В Додика?- ухмыльнулся Дима и сам постеснялся, что задал такой идиотский и злой вопрос собственному ребенку.
А тот без тени смущения объяснил:
- Нет! Я же тебе уже объяснял, что у меня раньше другой папа был с фотографии – ты! Додика тогда еще не было, когда я родился. Я знаю, Ветровы все такие умные. Только я – Хвыля, а скоро буду Шварц…
Диме стало стыдно:
- Фамилия это не самое главное. Главное, что здесь, - Дима приложил свою большую ладонь к маленькому сердцу.
Мальчик опять убежал и через минуту вернулся и протянул Дмитрию красивую юбилейную монету.
- Вот это тебе… папа…
- Спасибо, сынок… Пока… Увидимся… - Дима зажав монету в кулаке пронесся мимо Додика, наступив на лежащие на полу цветы, пнув конфеты, пулей вылетел на лестничную клетку, дабы не взвыть при ребенке.
Он крепко схватился за перила потому, что ему непреодолимо хотелось вернуться назад, больно ударить своего Додика и забрать своего сына. « Мой сын – Ветров, а не какой-то там Шварц!»
Когда Дима бежал вниз по лестнице, перескакивая через две ступеньки у него звенело в ушах и тошнота подкатывала к горлу. Вылетая из парадного он разбил кулаком, в котором сжимал подарок сына, стекло в двери. На руке не было не одной царапины.
- Ну? Что Ты мне теперь скажешь, любимый мой, Боже?! За что?! Чем я провинился перед Тобой?! А!? Не слышу! Почему ты молчишь? Ушел в зону недосягаемости? Или я не достоин Твоего внимания? Молчишь?
Господи, что я сделал не так? В чем я согрешил? Где я не успел? Слишком уж рьяно я исполнял Твои повеления? Так увлекся спасением погибающих, что проворонил свою любовь? Любовь!? Да я ради нее отверг Галю, а она в это время рожала детей о Додика!? А он мне рассказывал басни и смеялся мне в лицо! Дурака себе нашли? Да? Посмешищем решили меня сделать? Не выйдет! Ветровы, никогда и не для кого не были посмешищем! - кипела в жилах долго спавшая гордыня предков и не имея выхода грозила разорвать бедное сердце. - Предательница! А я ее так любил!
- Любил?- Дима вздрогнул. Это был его Отец. - Сын Мой, любовь не имеет прошедшего времени. Я есть любовь. Я был всегда, я есть и всегда буду. Любовь никогда не перестает.
- Господи?! Но почему? Почему же Аня не дождалась меня? У меня не было не одной женщины за все эти годы… Дмитрий смутился претворяться перед отцом не было смысла: - Ну почти не было… Но я искал и ждал только Аню…
- Почти не считается: теперь у тебя есть еще один сын.
- Что? Так она говорила правду? Как я мог!? Бедная Галя, она так страдала я ее отверг! Я - глупец, слепец ничего не видел, всем верил, все воспринимал за чистую монету, а ей не поверил?! А единственную, которая была со мной искрения я счел притворщицей? Я ее найду Галю попрошу прощения за то, что бредил Аней, которая меня предавала в это время и ребенка родила от того, кого я считал своим лучшим другом. Я ему верил, я его любил, а он… Почему она не смогла устоять? Конечно, она – женщина, слабый и немощный сосуд, ей все можно. Почему? Они, что не такие, как мы мужчины? Они слеплены из другого теста? Им можно, а нам нельзя? Она клялась мне в вечной любви, а сама…- Дима в сердцах пнул урну и мусор высыпался на проезжую часть.
- А разве бывает какая-то иная любовь? Сын Мой, ты опять говоришь обо Мне в прошедшем времени. Так не бывает. Ты уже больше не любишь Анну и своего друга?
Дима сел на капот своей машины и сжал руками голову:
- Люблю.
-Тогда будь долготерпеливым, милостивым, не завидуй, не превозносись, не гордись, не бесчинствуй, не раздражайся, не мысли зла, не радуйся неправде, а сорадуйся истине. Покрой своей любовью тех, кто дорог тебе, верь им и надейся. Ты все сможешь перенести потому, что любовь никогда не перестает! Помнишь, ты молил Меня сохранить Ане жизнь? Тогда ты говорил, что будешь всему радоваться и благодарить Меня, даже же если она будет не с тобой, только бы она была жива и счастлива?
- Помню. Господи, а она счастлива? Скажи, если это действительно так, я не стану мешать, я уйду из их жизни навсегда! Конечно, счастлива, что же еще женщине надо для счастья? Любимый муж тот, кого она ждала и всю жизнь и дождалась, правда в промежутках каратая время со мной и другими мужчинами. Она теперь мать двоих детей, троих в скором будущем, правда один из которых мой сын. «От каждого любимого - по ребенку, а от особо любимых - по два!» - девиз истинной производительницы. Инстинкт размножения - превыше всего!- ерничал Дмитрий.
- Сын Мой, зачем ты задаешь Мне вопросы если, не дожидаясь ответа, сам на них и отвечаешь? Любовь не ревнива, она не судит. Каким судом судишь, таким и сам будешь судим, а милостивые помилованы будут. Ты сам все решил за всех, сделал выводы, повесил ярлыки. Выслушай тех, кого любишь!
- Хватит! Наслушался! Больше не хочу! Зачем? Я не мазохист! И так все понятно, без всяких объяснений и оправданий. Я не хочу слышать больше никогда ни ее, ни его! Хватит, я слишком долго внимал Твоим советам, Господи! Теперь позволь мне решать самому! - в таком тоне Дмитрий впервые в жизни разговаривал с Отцом. Бог не обиделся, но позволил своему возлюбленному сыну решать самому свою дальнейшую судьбу. Он никогда не сожалел, что наделил своих детей свободной волей и правом выбора.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
