Когда труба зовёт...

Парням в тёмно-синей униформе,

неприметным героям войны с огнём,

моему Командиру, и сыну Юрчику – посвящаю...

Лёха сегодня “тянул второй круг “. Так говорят в пожарке про вторые подряд сутки работы.

Впрочем, «тянул» - вовсе и не верно. Скорее - «наслаждался»!

Он действительно наслаждался любимой работой пожарного. Уже третий год.

Сейчас он не просто пожарный, а командир отделения, с удивляющим многих опытом и сноровкой.

С двумя вымпелами: «лучший пожарный» - за позапрошлый, и «лучший командир отделения» - за прошлый годы.

А начиналась эта его жизнь, надо сказать, очень даже прозаично. Дембель, которого он так ждал, не принёс ему желанного удовлетворения. Конечно, были незабываемые минуты встречи с родной Киргизией; торжественный визит в школу, где окончил десятилетку, разговоры с друзьями и обход знакомых девчонок. Но вся эта эйфория длилась недолго. Лёхе она скоро наскучила, и он серьёзно начал присматривать себе подходящую работу. Одни советовали податься в милицию, другие убеждённо говорили, что быть ментом – себя не уважать! Признаться, Алексей и сам был не особо лестного мнения о системе МВД. Поэтому он ходил по городу в надежде, этак, на «авось», нарваться на какое-нибудь сносное место.

В тот день он обошёл город вдоль и поперёк и к обеду плёлся уставший домой.

Случайно взгляд его упал на бушующий зеленью карагача небольшой проулок, где находилась городская пожарная часть. Там когда-то работал водителем дядька Алексея.

Всегда ещё это царство красных машин и загадочных людей в тёмно-синей униформе казалось Лёхе недоступным и таинственным. В детстве его завораживал вид несущихся по городу боевых машин, оглушающих рёвом сирен и вспышками маяков.

А однажды горел дом соседей. Лёхе тогда было лет двенадцать. Но и он смог участвовать в тушении пожара, вместе с настоящими пожарными. Это было незабываемо!

«А что - подумал он - не побьют ведь, если спросить?... Если вдруг, для работы там, нужно специальное образование – ну, пойду дальше. А то может и повезёт!...» Он нерешительно свернул в проулок.

У ворот части, на сваренной из труб скамье, сидели трое мужчин.

- Привет мужики! – Лёха старался выглядеть независимо.

Мужики, прервав беседу, повернули голову в сторону подошедшего.

- Привет, коль не шутишь...

Выдержав некоторую паузу, самый молодой из них заговорил снова, не обращая на незнакомца внимания.

Это Лёху смутило, но отступать было поздно. Он, шагнув ближе к скамье, напомнил о себе:

- Работу ищу... Нет у вас здесь места свободного?

И, чувствуя, что начинает волноваться, потянулся в карман за пачкой сигарет.

Ответил старший из трёх:

- Иди вон в те ворота, вторая дверь направо, там спросишь.

Не ответив ничего, Лёха шагнул к воротам.

Войдя в нужную дверь, он натолкнулся на скучающий взгляд приятной шатенки, сидящей за огромным письменым столом. Давя из себя независимость и спокойствие, он обнаружил цель своего визита:

- Здрасьте, вы тут отдел кадров? Хотел спросить, нет ли свободного места?

- Какого? - безразличным тоном бросила шатенка.

- Что значит «какого»? У вас тут что, и акушером можно устроиться работать?

Шатенка, отложив бумаги, удивлённо посмотрела на посетителя:

- Ты, наверное, крутой, да? Поговорить любишь? Или шутник?

Лёха не растерялся:

- Да нет, я вообще-то простой и ужастно застенчивый! Но я действительно не понял, разве это не пожарная часть?

- Она самая...

- Так вот, я и говорю... Стало быть, в пожарные хочу. Как говорится: «пусть меня научат». А что, есть ещё вакансии?

- Есть. Можешь в начальники части проситься, можешь в уборщицы, или на моё место, секретаршей, не думал?

- Вы, стало быть, она самая и есть - секретарша?

- Она и есть...

- Тогда мне этажом выше. К начальнику отдела кадров...

- Тогда тебе через полтора часа следует придти. «Этаж выше» на обеденном перерыве.

Она снова взяла в руки ворох бумаг, давая понять, что разговор окончен.

Лёха, откуда только духу добавилось, спокойно усевшись на стул, напротив шатенки, скучающе забарабанил пальцами по столу.

- Алексей меня зовут. А вас, простите? - он вопросительно поднял глаза на удивлённо отпрянувшую девушку.

- «Этаж ниже» - меня зовут... - едко процедила она и добавила, - с некоторых пор... - она снова положила на стол бумаги.

- Разве я приглашала вас присесть? - она удивлённо рассматривала наглеца.

- Кажется, нет. Но вы ведь явно собирались это сделать? Разве нет ?- Лёха, обезоруживающе улыбаясь, смотрел на шатенку. - Не сидеть же мне полтора часа на тридцатиградусной жаре!

Девушка была в шоке, и, похоже, собиралась уже сказать ему что-то резкое, как дверь распахнулась, и в кабинет вошёл парень.

- Оль, ну, сколько ещё ждать-то?! Где Эмма?

- Эмма Ивановна на обеденном перерыве. Подождёшь, ничего с тобой не случится!

Парень, словно только теперь, заметив Алексея, вдруг оживился:

- О-о, ты тут чё делаешь? Привет!

Алексей всмотрелся в лицо парня. Перед ним стоял один из братьев Пашковых, кажется, Николай.

С Пашковыми Лёха был немного знаком: как-то случайно довелось пообщаться.

И теперь появление старого приятеля ободрило его. Он протянул Пашкову руку:

- Привет. Вот собрался в пожарные податься, а ты - то что, работаешь здесь?

Пашков вдруг радостно заулыбался:

- Слу-у-ушай, ведь ты - моё спасение! Я как раз увольняюсь. Осталось вот только робу, да инвентарь сдать, а Эмма, вишь ты, на обеденном перерыве.

- Эмма Ивановна... - поправила его шатенка...

- Вот я и говорю...Ивановна... Слушай, пойдём-ка курить, поговорить нужно - Пашков оживился!

Вышли в гараж, и Николай бесцеремонно потянул Лёху в глубину ангара. Там, за вторым расчётом, стояли ряды личных шкафов с одеждой.

- Смотри: вот мой шкафчик, вот боёвка. Ну и всё остальное по списку: топор, пояс, каска. И даже...он приподнял ворох тряпья на дне шкафа – пол бутылки водки! Он торжественно поднял над головой бутылку!

- Да я вообще-то не особенно...на эту тему...

- Ха! Чуть обиженно возразил Пашков. Подожди, приедешь ты зимой, в тридцатиградусный мороз с пятичасового пожара - за стакан водки пол жизни отдашь!

- Даже так.... - Лёха изобразил на лице удивление...

- Так! - Уверенно констатировал Пашков и потянул его за руку.

Втащив его в кабинет шатенки, он затараторил:

- Так, короче, я договорился с новым бойцом: всё моё барахло переходит к нему, вместе со шкафчиком. Получается: я всё сдал, он всё принял! Подпишется, когда Эмма явится. Всё, Оль, я улетаю! Дел по горло... Счастливо оставаться! - и выскочил из кабинета, успев только бросить Лёхе - бывай!

Так стал Лёха пожарным.

В обучении и работе всё ему давалось без напряга, играючи.

Сложные упражнения по вязанию специальных узлов из спасательного каната, обращение со «штурмовкой» - лестницей для подъёма по внешней стороне здания и прочие премудрости он постигал на удивление начальников караула и части так, словно был знаком с этим делом не первый год!

Очень скоро он влился в коллектив, и даже стал любимцем, как караула, так и всей части.

Он платил за это взаимной привязанностью к коллегам и поистине платонической любовью к своему огненно-красному стальному другу – боевой машине «ЗИЛ 131».

Когда кто-то попросил его отработать лишнюю смену за наличный расчет, он, конечно, не отказался. Отработав один раз, вошёл во вкус и стал лёгкой добычей тех немногих, кто работал в части лишь для сохранения рабочего стажа.

Такие «таксисты» предлагали ему двойную суточную плату и уезжали заниматься частным извозом.

Днём работа, а ночь напролёт - развлечения в обществе местных путан.

Ну, а утром, «таксист», придя домой, измученный и не выспавшийся, на немой вопрос жены о жестоких пожарах ночью, скромно отвечал усталым молчанием: «И не спрашивай... Знаешь ведь, в нашем деле о таком не говорят...Такая у нас работа...» И шёл высыпаться после «жаркой ночи»...

Лёху поперву это здорово коробило – ну как же, с его помощью происходит это распутство! Но скоро он понял: «свинья везде грязь найдёт!» И уже мог не принимать это близко к сердцу.

Он охотно работал вторые сутки, когда его просили. Когда же не просили, он и тогда нередко приезжал в часть и просто говорил:

- Мужики, если у кого какие проблемы ненадолго, я могу подменить на час-другой...

Тут же находилось кто-то с «нерешёнными проблемами», и Лёха, зная, что
«решение проблем» затянется до утра, лишь снисходительно улыбался, выкладывая на скамью свою боёвку, и шёл на кухню варить чай.

За три года он привык к такому режиму работы и теперь уже не находил себе места, когда приходилось трое суток ждать очередной, своей смены.

Вчера он тоже был «забронирован» вертлявым, этаким «себе на уме» - коллегой.

У того «жена рожает», нужно быть рядом! (бедная его жена, каждые три месяца она рожает!)

С «отца-героя» Лёха не стеснялся брать деньги за смену и даже брал по особому тарифу – двойному!

Но «отца семейства» это нисколько не смущало. Он компенсировал эту потерю за два часа извоза!

Таким образом, все были довольны!

А Гоба – начальник части, порою не стесняясь, спрашивал у беспредельщика:

- Буранов, у тебя сегодня, случаем, жена не рожает? Мне было бы спокойнее, если бы вместо тебя сегодня Лёша дежурил... Того и гляди, проверка нагрянет из УПО, ты же мне всю картину испоганишь!

Буранов пытался делать обиженное лицо, но Гоба остужал его амбиции:

- Ну, вот спросят тебя, убогого, что такое АСВ, что ты ответишь?

Буранов, сохраняя самообладание, начинал бодро:

- Ну, это такая штуковина... Как бы сказать... такая здоровая дура...как же её...

Гоба устало вздыхал:

- У нас в части есть только одна «здоровая дура», по фамилии Баранов - он делал ударение в первом слоге,

- А «АСВ» означает - «Аппарат сжатого воздуха» . Эх ты, Баранов...

Буранова это, впрочем, не особенно угнетало. Он, моментально изменив выражение лица, лебезил:

- Так это... можь я позвоню Лёшке, чтоб приехал... А я бы домой к деткам, к жене...?

Гоба, с высоты своего недюжинного роста, уничтожающе смотрел на «Отца семейства»:

- Что, бабы уже ждут, вызванивают?... Слушай, давай-ка ты действительно, вали отсюда, пока я не расстроился! Лёшке я сам позвоню. Но сначала бабки для него мне на стол положи!

И чтобы с премиальными в этот раз!

Буранов довольный шёл вприпрыжку к своему шкафчику, а Гоба уже гудел в трубку телефона:

- Лёш, ну один ты у меня такой. Не на кого мне больше положиться. Давай, бросай всё, и мухой сюда! Я тебе кабинет свой открою, пользуйся пишущей машинкой, спи на моём шикарном диване... А нет – так сиди и пиши свои мемуары хоть всю ночь, но что бы ты был здесь. Всё, жду!

Гоба, успокоенный, уезжал по делам. Буранов, облившись дорогим одеколоном, - «к жене, к деткам». А Лёха, примчавшись на велосипеде, как раз успевал к началу мексиканского сериала «Просто Мария».

Вчера он «оттрубил» смену за «отца семейства», а сейчас вот, проснувшись первым, уже мёл огромной метлой «взлётку» перед воротами ангара.

Шелест листвы под метлой вроде успокаивал. Лёха любил подметать по утрам гараж и взлётку, но сегодня это удовольствие немного портило какое-то странное чувство.

Ночью ему снился странный, казалось бы бессмысленный, но какой - то тревожный сон. Он просыпался, чувствовал испарину на лбу и долго лежал, глядя в потолок, и стараясь унять дыхание.

Потом снова усыпал, и снова просыпался, встретившись с тем тревожным чувством.

Он радостно помахал рукой въезжающим в гараж «Жигулям»:

- Привет, командир!

Медведев, глянув на Лёху, укоризненно покачал головой: «Опять за какого-то лодыря работал!»

Лёха в ответ только засмеялся, и поднял вверх большой палец: «Всё в прядке, командир!»

Снова заработал метлой, отчаянно пытаясь прогнать из сознания ночную жуть.

На разводе Гоба «пропесочил» всех за бардак в расположении части, и, плюнув в сердцах, заведённый и злой, вылетел из гаража. К Лёхе подошёл Медведев.

- Лёш, ты себя хорошо чувствуешь?

- А чё такое? - удивился тот.

- Да какой-то вид у тебя... замороженно-заторможенный... Что, выезжали куда ночью?

- Не-е-е... Тихо было...

- Так с тобой всё в порядке?

- Да что ты пристал? Я в полной боевой готовности! Разве бывало иначе?

- Ну-ну, подозрительно косясь на Лёху, Медведев прошёл в кухню.

А Лёха, вдруг, снова почувствовал свежий прилив ночного тревожного чувства.

Ни сдавать, ни принимать машину ему было не нужно, но он, тем не менее, по привычке обошёл ЗИЛ кругом, деловито заглянул во все отсеки, проверил исправность фонаря...

«Наваждение какое-то! – думал он, начиная заметно волноваться. Даже, вон, командир заметил...

Да глупости всё это! – пытался успокоить он сам себя, нужно паузу сделать с двойными дежурствами».

Осмотрев ещё раз машину, он зашёл в диспетчерскую. Нина Петровна Тищенко, которую все называли просто «Тёть Нина», хохотала, прижав трубку телефона к уху:

- Ну, ты посмотри! Нет, ну надо же! Позабавила ты меня, на весь день хватит! Всё, Ларис, заканчивай, тут у меня гости... Ага - кокетливо продолжила она после секундной паузы, - Молодой и красивый! ...Да брось ты, дура старая! Лёшка зашёл поболтать... Всё, бывай!

Она повернулась к Лёхе, и, вдруг посерьезнев, встала с кресла, подошла к нему:

- Ты чего это такой сегодня?

- Какой, «такой»? - Лёха начинал нервничать - только не говорите, что и вам показался не свежим «портрет морды моего лица»...

Тётка Нина возмущённо затараторила:

- Да ты посмотри на себя-то в зеркало - испугаешься! Словно туча грозовая. Ты не приболел часом? Ай случилось чево? Или опять за кого-то дежурил?

Лёха устало отмахнулся:

- Можь, чего и случилось...Вот позвоню сейчас домой, спрошу.

Женщина участливо пододвинула кресло:

- Иди звони...

Лёха потянулся уже к пульту, чтобы набрать номер, но задержался, глядя на женщину:

- Тёть Нин, я помню номер своего домашнего телефона...

- Всё, всё, ухожу... Она, ещё раз, бросив на парня настороженный взгляд, вышла в гараж.

Когда через несколько минут она снова вошла в диспетчерскую, Лёха сидел неподвижно, откинувшись в кресле, и смотрел невидящим взглядом в окно.

- Лёш, участливо позвала его женщина, ну что, всё нормально дома?

- Ага... только и ответил он, и вышел.

На кухне разгоралось сражение в «козла». Гремели звонко костяшки домино по фанерному столу, гвалт мужских голосов перебивал шум работающего в комнате отдыха телевизора.

Лёха безучастно смотрел на азартных игроков и глубоко затягивался папиросой.

Он вдруг почувствовал толчок в бок. Медведев незаметно кивнул ему: «Пойдём выйдем...»

Вышли на улицу, присели на скамью.

- Ну, что с тобой, рассказывай ! Медведев с отцовской заботой смотрел на парня...

- Не знаю, командир... Приснилась какая-то чушь сегодня ночью, да так дала по мозгам, что до сих пор не могу оклематься! Прямо наваждение какое-то!

Медведев смотрел на него внимательно и спокойно:

- А что снилось-то?

- Да вроде ничего конкретного: даже не могу сейчас и вспомнить...

- Значит, не обращай внимания! Пустое это!

- Так-то оно так...Только вот, чувство тягостное не прошло с ночи... Сам себе не могу объяснить...

- Слушай меня, хлопчик, - Медведев, с не терпящим возражения видом, взял его за руку, - Давай-ка на кухню, замутим нам по чайку и потом посмотрим, что делать с тобой. Может быть, отгул тебе дать? Пойди, отдохни... Упахался ты просто, по двое-трое суток работаешь...

- Команди-и-и-ир - укоризненно протянул Лёха, - обижаешь!

- Ну ладно-ладно, убедил. Не стану прогонять тебя. Но чайком, всё – таки, побалуемся!

К обеду, когда конторские помещения опустели, и ребята из караула лениво валялись на топчанах, Лёха, чувствуя новый прилив тяжёлых мыслей, вышел в гараж. Там, в гараже за четвёртым расчётом, стоял его топчан. Присев на край, он нервно закурил. Тревожное чувство в душе нарастало, и постепенно заполняло всё его сознание. Он ещё слабо пытался защищаться; говорил самому себе, что это - просто результат физического переутомления, но чувствуя, неубедительность этих доводов он мысленно уже едва ли не кричал в отчаянии:

- Что это?!! Что это означает? Что я должен делать?!

И вдруг, бесшумно, словно змея, стала вползать в сознание страшная мысль: «Сегодня, теперь, делать что-то уже поздно! Сегодня всё кончится...»

Лёха дёрнулся на топчане! Сам того не замечая, он немеющим языком, вслух, прошептал:

- Что кончится?

И услышал опалённым сознанием: «Всё!»

По телу поползли противные «мурашки», в секунду взмокли ладони, лоб покрылся испариной...

Он ошарашено смотрел на поднявшиеся дыбом волосы на руке, губы его дрожали…

Потянулся, было, к лежащей на топчане пачке «Беломора», но тут же рука его бессильно упала на колени. Он медленно поднял её снова, смахнул капли пота со лба, и, вдруг, сжав голову руками, начал раскачиваться из стороны в сторону. Резко встал и нервно заходил по проходу гаража. Теребя не зажженную папиросу, он то закатывал глаза к потолку, то, что есть силы, закрывал их.

Потом, подойдя к топчану, в изнеможении упал на него. Замер. Сейчас он с каждой секундой всё яснее, всё отчетливей, понимал: «Ещё немного и послышится звонок телефона тревожной линии, напряжённый голос диспетчера, потом секунда тишины и оглушающий, похожий на дробь огромного барабана, мерзкий звук сирены... И он не сможет не встать и не броситься, как обычно, к скамье с защитной одеждой. Он поедет по улицам родного города, навстречу своей ...смерти! На свой последний выезд...»

Неведомым образом, эта мысль, пронёсшись в его сознании, в мгновение ока приглушила ураган в сердце; и настала давящая тишина…

Лёха лежал на топчане и напряжённо вслушивался в неё, словно ждал чего-то. Но тишина эта рождала только противный гул в ушах и оглушала ударами сердца.

Лёха, неожиданно для самого себя, вдруг вскочил с топчана, и быстро пошёл к диспетчерской.

Вошёл, широко распахнув дверь, и стоя в проходе, озабоченно рыскал глазами по столу.

Тётка Нина, увидев его, встала, вышла в гараж. Лёха услышал её испуганный голос:

- Саша!, Саша!!!

На её зов из кухни выскочил Медведев, за ним ещё два бойца.

- Какой ход?

- Никакой ни ход! Иди скорее...там Лёшка... - она задыхалась. - Ты посмотри, что с ним происходит!

Медведев забежал в диспетчерскую и удивлённо смотрел на Лёху:

- Лёш, что с тобой? Нина, что случилось-то? – Он, то выглядывал в гараж, то смотрел настороженно на Лёху. Натягивая боёвки, в диспетчерскую заглядывали парни из первого отделения.

Нина Петровна, прячась за спиной Медведева, опасливо смотрела на Лёху:

- Саша, ты посмотри в его глаза! Он явно не в себе! Сделай же что-нибудь, прошу тебя!

Медведев крепко взял Лёху за плечо:

- Так, сейчас ты успокоишься, сядешь и расскажешь мне: какая муха тебя укусила?! Нина, закрой дверь, дай нам поговорить! Он едва ли не швырнул Алексея в кресло диспетчера - Рассказывай!

Лёха полулежал в кресле, безжизненно свесив руки за подлокотники. Молчал и только тупо смотрел на диск телефона. В проёме чуть приоткрытой двери маячили головы диспетчера и секретарши Оли, выбежавшей на шум в гараже.

- Твою мать! – взорвался Медведев, а ну, марш отсюда! Он захлопнул дверь диспетчерской.

- Давай, говори - уже чуть спокойнее, но всё ещё учащённо дыша, проговорил он и присел на корточки перед креслом.

Лёха перевёл взгляд на командира:

- Сегодня будет... - он выдержал паузу... - Мой пожар, мой выезд.

Медведев резко поднялся:

- Да ты понимаешь, что ты говоришь?! Ты, пацан! Ты чего мелешь?! Ты знаешь, что означают в пожарке эти слова ?!

Лёха устало и безразлично кивнул, попытался улыбнуться. Улыбки не получилось. Это можно было скорее назвать гримасой отчаяния, безысходной тоски, сердечной боли.

- Да, командир, знаю... Это то, чем сегодня награждён и я. Он промолчал секунду, медленно перевёл взгляд на пушистую ветку за окном и задумчиво закончил:

- Как Паша, как Ларин...

Медведев схватил Алексея широченной ладонью за подбородок, но тут же разжал ладонь, и, словно подрубленный, устало сел на стул возле пульта. Молчал.

А Лёха всё смотрел в окно, и на лице его вдруг стала проявляться ...улыбка.

Не жалкая, не прощальная, а теперь уже спокойная и светлая.

Он вдруг повернулся к Медведеву:

- Командир...

Медведев сидел не шевелясь...

- ...Мы с тобой мужики, мы с тобой пожарные, ты мой друг... Я тебя прошу: останься мужиком и другом и сейчас! Я знаю, ты сможешь... Я многое мог бы тебе сейчас сказать, но это лишнее... Не нужно этого... Дай мне просто побыть одному... мне нужно написать пару строк, оставь меня...

Медведев смотрел на него, словно оценивая ситуацию. Потом, открыв стол, достал пачку бумаги, кинул на стол перед Алексеем.

- На. Только не светись здесь. Иди за четвёртый ход... Видишь, бабы нервничают... - Он тяжело поднялся и склонился над Лёхой: - Только запомни одно, сопляк: поперед батьки ты в пекло не полезешь! Если что и будет, то это будет НАШ с тобой пожар... или мой...сначала.

Он круто повернулся и вышел из диспетчерской. Лёха услышал приглушённые голоса женщин и раздражённый - Медведева:

- Всё нормально, ложная тревога. Всё, хорош трепаться! А ну-ка рассосались по рабочим местам... Я кому сказал?! Самойлов, так твою, ты чё, не понял? А ну, марш на кухню! Нина, ну чё ты кудахчешь, пошла бы домой сходила, или вон в магазин...

- Са-а-аша, изумлённо распахнула белёсые ресницы женщина, ты что так кричишь...?

Медведев потупил взгляд, быстро прошёл в казарму. Через секунду вернулся, и, подойдя к диспетчеру, уже более спокойным тоном попросил:

- Петровна, тут случай особый... Ты бы сбегала к дядь Пете... Организуй нам пару гвоздей... Он полез в нагрудный карман, и, вынув смятые купюры, не считая, сунул ей в руку.

- Са-а-ашь - примирительным голосом заканючила женщина, - скажи, что там случилось у Лёшки?

- Вот принесёшь, тогда сядем и поговорим. Давай, давай, посуетись! - Медведев, обняв её за плечи, повёл к воротам, - только скоренько...

Нина Петровна ушла к соседу дяде Пете за «жаренными гвоздями» (так, из соображений конспирации, называли ребята бутылку самогона ), а Медведев зашёл в диспетчерскую.

- Давай, малец, я посижу здесь на телефоне. А ты иди, иди...

Медведев прятал глаза под нависшими бровями. Лёха кивнув, молча вышел.

На своём топчане, пристроив на коленях фанерную табличку «ВЫХОД», он склонился над листком бумаги.

«Мам, мне очень жаль тебя, правда! Но ты ведь понимаешь, что я не могу ничего изменить... Значит, такая у меня судьба... Знаешь, я, наверное, всё-таки, не такой, как все. Вот видишь, даже сейчас... Кому ещё выпадала такая удача – не быть застигнутым врасплох... Я успел каким-то образом приготовиться. Вот, даже есть ещё время на пару строчек для тебя... Не суди меня за то, что я не пытался убежать от этого... Не убежать от этого! Ты ведь понимаешь... Всё, боюсь не хватит времени написать другим, прости. И не грусти...если сможешь... Твой Алексей.
P.S. У меня ещё есть время, я сейчас вот допишу и помолюсь, как ты учила меня... Думаю, я успею!

Леночке С.

Еньчик, теперь, когда всё так... неладно получилось, ты должна быть сильной.
Слезами горю не поможешь. Попытайся воспринять это... философски, что ли... Просто подумай о том, что это случилось бы, рано или поздно. Случилось ЭТО не вовремя, что ж, жаль, конечно... Но ты не потеряешь своего. У тебя скоро всё станет на свои места, у тебя будет любимый человек, у тебя будет счастье...
...Ты не раз говорила, что любишь меня... Докажи это, исполни мою...фу, как банально это звучит – последнюю волю... Нет, просто просьбу: пожалуйста, будь счастлива! Целую, люблю...Прости...

Четвёртому караулу:
Мужики, значит так, слушай мою команду: Что б, когда катафалк будет проезжать мимо пожарки, шумнули от души всеми четырьмя ходами! Что называется - «в четыре ствола»! Как на похоронах Паши... Я тоже так хочу! Потом, (Толик, тебя касается! ) только потом, велю по чекушке «дядь Петиной», и чтобы всё это, под Медведевские солённые огурцы! Кто покрепче здоровьем, могёт помянуть меня – хорошего, самокруточкой. (У меня в шкафчике, на дне, где-то лежит, ещё с прошлого года, кулёк махорки)Ну, и, давайте договоримся: не надо траурных лиц и банальных речей, велю!!! Шура...ты мне ещё стольник должон, не забыл? Купи на все «гвоздей» и раздай по караулам.Боёвку завещаю Сапарову, а остальное - как сами решите. Всё, бывайте! Чую, пора мне...Вот, вот Медведев сирену врубит...
Петровичу:
Товарищ майор..., Михал Петрович, не ругай меня; «увольняюсь я»... Так получилось... Ты не горюй... У тебя вон, какая гвардия, Медведев, Силантьев, Юнг! С такой братвой не пропадёшь! ...Ты это, не шуми здорово, если ребятки помянут меня... Да и сам тоже выпей рюмашку... Выпьешь?

Медведеву:
Ну вот, командир, а ты говорил: « Не лезь поперёк батьки в пекло»... Вишь ты-кося, оно, пекло, не спросило твоего разрешения... Не обижайся, это был Мой пожар! Не осрамил я тебя? Можешь мною гордиться? О, тожь... Твоя школа! Слушай, проследи пожалуйста, что бы хоронили меня в моей рабочей одежде. Пусть кто-то и не поймёт... Хочу «уйти со сцены» красиво! Там скажи мамане..., что я велел...
Ну а теперь, давай по-мужски, да по-дружески ещё раз пожму мысленно тебе руку и ... Вперёд, и с песней, ...Труба зовёт”.

Лёха, дописав, посидел в раздумье и поставил жирную точку. Сложил лист вчетверо и сунул в карман.

Хлопнула дверь гаража – вернулась тёть Нина.

Лёха вышел из полумрака стоящих в ряд машин и спокойно посмотрел на женщину:

- Тёть Нин, Вы... он улыбнулся, подыскивая слово, - вы что надо! - он взял из её рук тряпичную сумку, - щас там накроем стол по-свойски, и приходите к нам.

Нина Петровна, не скрываясь, облегчённо вздохнула:

- Фуй, взбаламутил всех! Ну, а сейчас-то полегчало? И что случилось, вообще? Дома что-нибудь, или с Ленкой повздорил ? – завалила она его вопросами.

- Ну, что-то тип того... - уклончиво промямлил Лёха и заглянул в диспетчерскую: - командир, горючее доставили, айда!

Медведев внимательно, изучающе посмотрел на него, и неохотно поднялся.

- Вишь ты, вроде полегчало хлопчику. Саша, ты налей ему двойную, так, чтобы до завтрашнего утра проспал – услышал Лёха заговорщицкий шепот тёть Нины на ухо Медведеву. Медведев промолчал.

Лёхино появление на кухне оборвало неторопливую вязь разговора. Все замолчали, замялись.

Кто-то встал:

- Пойти, что ли машину помыть?...

Лёха понимающе улыбнулся:

- Санёк, погодь, сейчас гулять будем! Вот - он потряс в воздухе авоськой. Послышался знакомый звон стекла.

Парни за столом переглянулись. Потом, молча, каждый потянулся к шкафчику на стене за своим стаканом:

- Ну, тут уж не отвертишься...

- А командир как? Не будет проблем?

- ...Таможня даёт добро – пропуская впереди себя Нину Петровну, Медведев горою ввалился в кухню.

- Только, ребятушки, давайте по быстрому, как бы не было беды... - Он вдруг осёкся на полуслове... - я имею в виду: как бы Гоба не нагрянул, а то будет нам всем по первое число...

Молча присели к столу. Толик, как самый опытный в плане подобных мероприятий, виртуозно разлил содержимое первой бутылки по стаканам. Чтобы как-то разрядить обстановку, водитель второго расчёта, Шура, наигранно ахнул:

- Толик, ты где учился так разливать? Ты только посмотри, как в аптеке!

Толик, явно довольный комплиментом, смущённо шмыгнул носом:

- Ты ещё под стол пешком ходил, когда я свою первую рюмку дёрнул.

- Ну, - Медведев взял на себя роль ведущего, - чтоб нам всем было хорошо! – Он, крякнув тихонько, опрокинул в рот свой стакан. Задержал дыхание на секунду, и с шумом выдохнул:

- Ай да дядя Петя! Ай молодец! Гадёныш, как только он её, подлую, делает?

- Да-а-а, удовлетворённо протянул Толик, - тала-а-ант!

- Лёшка, а ты чего ждёшь? –Тёть Нина посмотрела на Алексея.

Лёха сидел за столом, держа в руке не тронутой свою пайку. Заметив, что все взгляды теперь устремлены на него, он нерешительно поставил стакан на стол:

- Ребят, вы не обижайтесь, что-то не лезет мне...Пойду покурю и потом выпью на втором круге...

Снова за столом воцарилась давящая тишина. Кто-то старательно хрустел огурцом, кто-то потянулся за сигаретой. Лёха медленно встал из-за стола и вышёл на улицу.

«Словно поминают...уже!» - глотая подступающие слёзы подумал он, «Чтой-то рановато вы, робяты...»

Он, прислонившись к стене подсобки, закурил.

«Ну что, Бог, время поговорить? Пора уже?» Он почувствовал лёгкий озноб во всём теле.

Изо всех сил, стараясь не замечать, как медленно ползёт по спине холодная змея страха, он дрожащим шёпотом продолжал молиться: « Я знал, что Ты есть... Знал с детства, но не думал об этом с должным вниманием. Что мне теперь - просить прощения за это? Прошу – прости... А может быть, возможно, ещё упросить тебя сохранить мне жизнь? Или Ты всё уже решил?»

Лёха вдруг напрягся, сжался пружиной. Спасительный лучик слабой надежды, словно огни автомобильных фар в ночи, стал приближаться, расти... Он, затаив дыхание, всем своим сознанием вцепился в эту мысль, и, забыв обо всём на свете, желал сейчас только одного – не отпустить от себя этот лучик! Он вдруг, сорвавшись с места, шатаясь, словно пьяный, побежал в ограде. Там, в зарослях многолетнего бурьяна, он обессилено рухнул на колени, и, протянув руки к небу, вопил уже в голос:

- Бог, не убивай меня! Я хочу жить! У меня мама, братья...У меня есть девушка...Леной зовут... Пожалей хоть её!!! И меня пожалей! Я не хочу умирать! - он задыхался! По щекам его текли совсем детские слёзы! - Гоба останется без резерва, командир будет корить себя всю жизнь!

Я боюсь сметри! Не хочу умирать! Неужели Ты, который не раз спасал мне жизнь, который двадцать три года был моим отцом, сейчас, просто так, сожжёшь меня в огне пожара, как крысу в костре?! Я ведь не крыса!!! Не крыса, не крыса... – повторял Лёха, захлёбываясь слезами...

Не сознавая, что делает, он стучал по земле кулаками; потом принимался в отчаянии рвать и швырять по сторонам кусты полыни. Он хрипел, словно раненый зверь, и плакал навзрыд:

- Господи Иисусе, я Тебя прошу, пожалуйста,... я Тебя прошу...

Он вдруг замолк и медленно коснулся лицом земли, поджал ноги и затих.

Прохлада земли приятно остужала, но откуда-то издалека начал приближаться назойливый гул.

Лёха, прислушиваясь к нему, затаил дыхание. Закрыл глаза.

Усиливающийся гул растопило синеватое свечение, которое, превратившись в неправильной формы круги, обожгло сначала, а потом заполонило его всего с ног до головы. Круги стали отдаляться и напоминать два глаза. Глаза эти смотрели серьёзно и задумчиво. Молчали...

Лёхе подумалось, что где-то он видел эти глаза. Он попытался сделать шаг им навстречу и...очнулся.

Судя по тому, как затекла рука, и отпечатался на ней след обломка кирпича, пребывал он в таком состоянии не мало времени. Пересиливая головную боль, он сначала пошевелился, потом решительно встал на ноги. Словно впервые видел, он смотрел на кирпичные стены казармы, на стоящие под навесом машины ребят... В голове мелькнула тихая мысль: « Я до сих пор жив...»

Слабо шевеля рукой, он смахнул пыль с брюк и поплёлся к расположению части.

Вошёл с заднего хода, что бы не встречаться с коллегами. Подумав секунду, направился к душевой.

Сбросил с себя одежду и встал под струю холодной воды. Стоял не шевелясь, с открытыми глазами.

Сквозь плеск воды он вдруг услышал радостный возглас:

- Вот он, здесь, в душе!

Послышался топот кирзовых сапог по бетону ангара, занавеска отлетела в сторону.

Перед ним, тяжело дыша, стоял бледный Медведев. Не сказав ни слова, он опустил занавеску и ушёл.

Тело Лёхи уже давно покрылось крупными мурашками, но выходить из душа он не хотел. Он стоял по прежнему без движения, упёршись руками в стенки душа. Когда, наконец, он решился выйти, губы его были синими и тряслись от холода.

Войдя на кухню, он виновато и уже почти совсем спокойно окинул всех взглядом:

- Нужно было охолониться...

Медведев молча отвернулся к окну. Толик молча протянул стакан с водкой.

Лёха выжал из себя слабую улыбку:

- Толик, делай по полной!

Толик торопливо свернул пробку второй бутылки и наполнил стакан доверху. Тут же наколол на вилку огурец и держал перед Лёхой наготове.

Спокойно вылив в рот стакан вонючей жидкости, Лёха не дыша, потянулся за сигаретой.

Потом, всё же сняв с вилки огурец, долго и смачно жевал его.

- Ну, как пошло, Лёш, - участливо заглядывал Толик ему в глаза...

- Як там було! – Лёха многозначительно кивнул. Закурил.

Обведя всех взглядом, вдруг громко сказал, словно сам себе:

- А вот, на-ко, выкуси! И с силой ударил кулаком по столу. Звякнули жалобно стаканы, а мужики за столом оживились:

- Во, так и надо! – Толик уже изрядно захмелевший блестел красными глазами: - Да что бы из-за бабы... Да ни одна из них не стоит того! У меня, вот, их было...

- То-оли-ик - Медведев угрожающе сдвинул брови, - закрой поддувало!

Толик моментально обмяк:

- Да я ж чё...Я так, к слову... Пойду-ка я прикемарю?.. - он вопросительно посмотрел на командира.

Тот согласно кивнул, и протянул свой стакан:

- Шура, капни мне на дондышко...

Шура щедро капнул в стакан. Оглядел караул. Потянулись ещё руки.

Лёха почувствовал, как горячий цунами пошёл по телу. На лице его появилась вялая, пьяная улыбка:

- Давай м-м-мужики, за женщин, с-с-стоя.

Он, шатаясь встал, и тут же сел, теперь уже улыбаясь во весь рот.

Медведев опрокинул свой стакан и встал:

- Лёша, пойдём покурим... - Он хлопнул Лёху по плечу.

В гараже, примостившись на скамье между боёвок, они закурили.

- Ну, что полегчало? - первым нарушил молчание командир.

- Попустило... - Лёха спокойно заглянул Медведеву в глаза.

- Может быть, отгул возьмёшь сегодня?

- Обижаешь!

- Ладно, ладно. Только сейчас, давай-ка ты ложись и поспи. Если что, мы тут без тебя справимся – попытался схитрить Медведев.

Лёха только ухмыльнулся:

- За лоха держим-с, батенька?...

- Ладно - Медведев сдался, - Оставайся, но что бы без дури! - Он строго, по-медведевски посмотрел на Алексея, - Но если что, от меня - ни на шаг!

- Ага... – вяло ухмыльнулся Лёха, - тётке Нине под юбку заберусь, и буду ждать вашего возвращения, трясясь мелкой дрожью...Жди...

Медведев, чертыхнувшись про себя, только махнул рукой. И в это мгновение, оглушающе звонко, раздался звонок тревожной линии.

Лёха подскочил, как ужаленный! Хмель, как рукой сняло! Он неестественно напрягся вслушиваясь... «Так и есть!» Диспетчер заговорила за дверью громко и отчётливо:

- Не волнуйтесь, говорите внятно, что горит? Так... Поняла.... Адрес?..

Медведев, уже шагнувший было к диспетчерской, обернулся:

- Лёша, я тебя прошу, останься. Мы сами... Небось, пустяк какой-то...

Тяжело дыша, Лёха решительно встал. Не глядя на командира, молча побежал в кухню:

- Братва, по коням! Труба зовёт!

Мужчины повскакивали со своих мест. Быстро, но без суеты, побежали к скамье с боёвками.

Лишь Толик остался, поджав ноги, лежать на топчане, умиротворённо сопя и пуская слюну.

Из диспетчерской выглянул Медведев. Видя, что расчёт уже облачается в боёвки, махнул диспетчеру рукой

- Не включай сирену...

Лёха, на ходу втискиваясь в комбинезон, смотрел на командира:

- Чё там?

Медведев замялся, потом как-то виновато, отводя в сторону взгляд, тихо сказал:

- Жилой дом горит. И второй уже занимается!

Лёха, блеснув застёгивающейся молнией комбинезона, вдруг улыбнулся ему:

- Значит, повоюем ещё сегодня?..

Он, вдруг вспомнив что-то, засуетился:

- Я сейчас, мигом! – и исчез в диспетчерской.

Медведев побежал к скамье с боёвками.

- Тёть Нин, тут вот... Лёха достал из нагрудного кармана сложенный листок бумаги, - это... ну, в общем разберётесь... Положив на стол листок, и уже взявшись за ручку двери, он вдруг легко и задорно засмеялся: - это – «Мой пожар»! Он, родимый...

Он выпрямился, чуть взметнул правую бровь и выбежал в гараж.

Первый расчёт уже выкатывал из гаража, щупая ноги мягкой струёй выхлопа. Второй натужно взвыл, и тронулся за ним.

Ах, как жалел сейчас Лёха, что ехать ему не в первом расчёте, не на его «Лихаче»
( как он называл свою машину ), а командиром второго расчёта, на второй машине. Словно услышав его мысли, Медведев скомандовал:

- Лёша - первый ход, Серёга, идёшь на второй.

На ходу вскочив в машину, Лёха благодарно посмотрел на командира.

Резанув воздух сиреной, машины рванули с места, стали набирать ход. Лёха, счастливо улыбаясь, хлопнул по плечу сидящего рядом Сапарова, для которого это был лишь первый, серьёзный выезд:

- Не дрейфь, молодой, расслабься! Сейчас лафа начнётся!

Сапаров, втянув голову в плечи, то и дело нервно поправлял пояс.

Захрипела рация. Голос диспетчера звучал необычно напряжённо:

- «Четыреста пятнадцатый», я «Сургут - девять», ответь...

Медведев подняв трубку:

- «Сургут - девять», я - «Четыреста пятнадцатый», приём...

- «Четыреста пятнадцатый», тьфу, чёрт побери! Саша, Лёшка с тобой? Он записку сумасшедшую оставил, когда уезжал! Не выпускай его из машины!!! Саша, я тебя прошу! Он невменяем! – орала в трубку диспетчер, игнорируя все правила открытой связи!

Лёха вжался в сиденье. Словно пойманный за руку вор, смотрел на командира. Смотрел умоляюще...

- «Сургут - девять», я – «Четыреста пятнадцатый» - голос Медведева звучал глухо, но твёрдо, - следую к месту пожара в полном составе. Ситуация под контролем. - он сделал паузу, - оперативную обстановку доложу по прибытии. Конец связи.

После секундной паузы снова захрипела рация:

- «Четыреста пятнадцатый», я - «Сургут - девять»...

Медведев, прошептав что-то беззвучно, щёлкнул тумблером: выключил рацию. Полуобернувшись к отсеку пожарных, потряс в сторону Алексея кулаком.

Разрезая воздух пронзительной сиреной, расчёты неслись уже через центр города. Встречные машины пугливо прижимались к обочине, испугано мигая аварийными огнями.

- Что, молодой, очко играет? – Медведев вдруг совершенно спокойно посмотрел на Сапарова – не ссы, братуха, керосином, сейчас мы покажем кузькину мать! А-а, Лёха? - он перевёл взгляд на Алексея...

- А то... – Лёха уверенно выдержал взгляд.

Машина, накренясь от скорости, свернула с главной дороги и понеслась мимо аккуратных домиков немецкого посёлка со странным названием «Люксембург».

Вот уже виден чёрный столб дыма в небе и парящие в воздухе хлопья сажи, какие бывают при горении резины. Толпа снующих взад и вперёд зевак расступилась, пропуская головную машину.

Медведев щёлкнул тумблером, схватил трубку рации:

- «Сургут - девять», я – «Пятнадцатый»...

Ответом был нервный голос тёть Нины:

- «Сургут - девять» на связи...

- Высылай третий ход! Самим тут не управиться, как поняла? Приём...

- Поняла, высылаю.

Медведев выскочил из кабины, на ходу застёгивая ремень шлема. Лёха, увидев испуганные лица толпящихся перед горящим домом людей, бодро, со смешинкой в голосе заорал:

- Расступись народ, посторонись! Конница идёт! Чичас будем воевать! Ну, кось-ка милая, посторонись! – обратился он, щерясь откровенной улыбкой, к перепуганной насмерть симпатичной девушке.

Успев даже ещё и задорно подмигнуть ей, он привычным движением открыл люк заднего отсека. Схватил лежащий наготове рукав первой помощи и легко побежал к дому. За ним растерянно семенил Сапаров. Оценивая обстановку, он выбрал оптимальную позицию.

- Молодой! - крикнул он Сапарову, - ты как?

Сапаров стоял бледный, стараясь унять дрожь в руках.

- На-ка вот, побалуйся водичкой, а я к Медведеву мигом...

Он, сунув в руки оторопевшему новобранцу ствол, опустил забрало шлема и исчез в вихре дыма между домом и добротной кирпичной времянкой.

Рукав зашевелился, дёрнулся, и тугая струя с силой ударила в стену дома.

Сапаров, чуть не плача, пытался поймать трясущейся рукой рычаг переключения режима. А струя, словно издеваясь над молодым бойцом, резвилась, срезая штукатурку на стене дома.

Из дымового вихря вынырнула блестящая боёвка Лёхи. Подбежав к Сапарову, он...хохотал!

- Мил ты моя, да ты чё ж ствол, как девку, держишь?! Держи его крепко...И вот сюда, в крышу, меть! – он направил струю на стреляющую шифером крышу дома, - во, так и держи! Понял? – он по доброму улыбнулся бойцу...

- Понял командир, понял! - орал не своим голосом Сапаров.

Лёха бесцеремонно заржал:

- Да ты чего орёшь то? Народ перепугаешь... Подумают ещё, что здесь и в самом деле пожар...

Сапаров раз за разом, бестолково кивая, жалко улыбался.

- Ну, вот и молодец видишь, как у тебя получается, так держать! – и снова куда-то убежал.

Медведева он нашёл перед домом:

- Командир, что скажешь хорошего?

По лицу Медведева было заметно что ситуация выходит из-под контроля. Он нервничал:

- Лёша, второй расчёт я поставил к соседнему дому, там уже тоже горит синим пламенем... А ты давай с молодым справляйся здесь.

- Понял, работаем!

По лицу командира Лёха понял, что тот чего-то не договаривает.

- Что ещё? – он в упор смотрел Медведеву в глаза.

- Старичёк, хозяин дома, видно в шоке. Сказать ничего толком не может, только повторяет с ужасом «Газовые баллоны!»...Неужели в доме?

- Что будем делать? – Лёха сосредоточенно морщил лоб.

- Отведи молодого подальше от дома. Пусть издаля лупит... Ка-б чего...

- Понял. Что ещё?

- Поддержи его вторым стволом, а я народ разгоню. От греха подальше!

- Помощь будем звать?

- Нет! - отрезал Медведев, всё равно не успеют, если сейчас ахнет...

Подъехал третий ход с резервной цистерной воды.

Пока Медведев объяснял не до конца ещё проснувшемуся Толику, что необходимо сделать, к Лёхе подвели под руки женщину. Растрёпанные волосы, бледное, как известь лицо. Она, трясясь всем телом, указывала рукой на горящий дом и истерично кричала:

- Дети! Дети там!!!

У Лёхи похолодело за пазухой!!! Он заглянул в обезумевшие глаза женщины:

- Где? Сколько?

- Там...Там... хрипела женщина, указывая слабеющей рукой на дом,

- Саша и Леночка... Спаси их...

Не дослушав её, Лёха бросился едва ли не под колёса тронувшегося ЗиЛа:

- Толян, стоять!

Взвизгнув тормозами, ЗиЛ остановился поперёк дороги.

Махнув рукой Медведеву, Лёха рванул крышку люка. Схватив из ячеек два АСВ он, тяжело дыша набрасывал один на плечи, другой молча протягивал подбежавшему Медведеву:

- Дети там... Двое, мальчик и девчушка!

Объяснять что-то было не нужно. Медведев отработанным движением водрузил баллоны с воздухом на могучие плечи и только крикнул Толику:

- Толик, плесни на нас!

Толик, открыл кран, рванул рычаг газа. Мотор взвыл, и из патрубка сбоку ударила по асфальту струя.

Пока Лёха с Медведевым подставляли под неё свои тела, Толик подбежал к ним, неся два старых бушлата. Швырнул их на асфальт и ногами втаптывал в лужу воды. Потом бешено зыркая, вмиг протрезвевшими глазами, набросил один бушлат на голову сначала Лёхе, другой Медведеву.

Когда они побежали к дому, он осенил их крестным знамением и только после этого, остановив напор воды, тоже побежал к горящему дому.

Взлетев на крыльцо дома, Медведев на секунду остановился перед дверью. Посмотрел на Лёху и не своим голосом прохрипел:

- Я сказал: « Не лезь поперёк батьки в пекло!»

Лёха успел заметить как он, закатив глаза к небу, что-то прошептал. Потом натянул на лицо свою старомодную противогазную маску и, накинув на голову мокрый бушлат, прогундосил сквозь выпускной клапан:

- Ну-ка, поберегись, сынок!

Лёха, прижавшись к стене дома, кивнул:

- Готово!

Медведев, заревев по-медвежьи, со страшной силой ударил ногой дверь на уровне замка!

Дверь с треском влетела в дом!

Взрыва не последовало, только вихрем всосало в образовавшийся проём клубы дыма с крыльца.

Лёха, поправив на голове спадающий бушлат, рванулся было внутрь, но Медведев грубо осадил его:

- Стоять, Трезор!!! Я иду первым! И, защищаясь от адского жара рукой, вбежал в дом!

За ним юркнул в оглушающее треском пламя Лёха.

В дико пляшущем вихре огня и дыма он не сразу увидел командира.

Мозг его работал предельно чётко: «Медведев ринулся в правую сторону, значит левая сторона – его!» Присев на корточки, он нащупал стену, и «гусиным шагом» засеменил к ближайшей двери. Дверь открыта. Упав на пол, он вглядывался в светлую полоску над полом по периметру комнаты:

- Саша, Лена! - орал не своим голосом Лёха, стараясь перекричать шум пожара, - ответа не было...

Заглянул под кровать, распахнул дверцы платяного шкафа – пусто...

Начинало припекать спину, ноги, руки... Лёха, сжавшись, подумал о том, каково сейчас Медведеву в брезентовом командирском плаще, если даже ему, в специальном жаростойком костюме, так припекает!

«Вот уж точно «Конь в пальто!» - подумал Лёха про Медведева, переползая по-пластунски в следующую комнату. «Ишь, «Не лезь поперёк батьки!»!.. Твоё дело пожаром руководить, а не лазать раком по комнатам. Этому я обучен! ...И комбез я специально для такого случая сконструировал...

Он старался изобразить в голосе злость, говорил громко пытаясь своим голосом перебить нарастающий страх.

»А ещё этот идиотский старомодный противогаз. Он же через пять минут по морде стечёт, расплавленный!»

Протискиваясь в щель в двери, он понял, что изнутри дверь чем-то подпёрта.

«Господи! Нет!!! Это ведь не дети?!! Пожалуйста, Господь Иисус!!! – взмолился про себя Лёха!

Просунув в щель голову, он облегчённо выдохнул

– Уф-ф!

Подпирала дверь изнутри, сорвавшаяся со стены книжная полка. Отшвырнув её на середину комнаты, Лёха приник лицом к дощатому полу:

- Саша, Лена – надрывно гудел он через маску. Ответа не было.

Ощупав взглядом все углы комнаты и не найдя места, где мог бы быть хоть один ребёнок, он почувствовал, что его одолевает отчаяние!

От жара с треском лопнуло стекло в оконной раме. Приток воздуха оживил пляшущие на комоде и шторах языки пламени. Оно на глазах, набирая силу, угрожающе загудело, заревело.

Лёха почувствовал, что маска на лице начинает издавать специфический запах горящей резины!

- «Только не сорвись, голубчик, только не запаникуй! - уговаривал он сам себя...- Иначе тут ты и останешься!»

Нестерпимо жгло лицо! В сапоги, казалось, плеснули раскалённого металла!

- «Вперёд, только вперёд!!!» – гудело за запотевшим стеклом маски.

Он выполз в коридор, и перебирая ладонями по горящим обоям на стене, продвигался вперёд.

Ударившись шлемом о стену, огляделся: тупик? Нет! На правой стороне стены светлел проём ещё одной двери. Спасительная полоска над полом, где ещё можно было с трудом что-то разглядеть, становилась всё тоньше и тоньше! В коридоре горело всё: потолок, пол, стены, картины на них...

Быстро работая локтями, он прополз в помещение – это кухня.

Лёха распахнул дверцы шкафа, провёл рукой под столом – пусто. Прильнув к полу, он ещё раз прощупал взглядом каждый квадрат пола кухни – детей здесь нет!

За его спиной, совсем рядом, раздался громкий хлопок, и вместе с ним хищное змеиное шипение.

Из-за дверцы баллонного отсека газовой плиты вырывалось пламя!

«Шланг перегорел! Сейчас будет цирк! Что делать?!! - лихорадочно соображал Лёха... – а что делать, баллон выносить пока ещё не поздно! Эта сторона дома проверена – детей нет. Всё равно пробираться к выходу!»

Он, забыв про раскалённый металл в сапогах, рванул на себя капающую пластиком дверную ручку баллонного отсека. Взбесившаяся змея горящего шланга, изрыгая полтора метровую струю синего пламени, ослепила Лёху, с силой ударив по стеклу защитной маски, заплясала в адском танце!

Вскрикнув от неожиданности, он отлетел в сторону. Баллон выпал из отсека, придавив к полу шланг.

Трясущейся рукой он долго не мог расстегнуть кобуру топорика. Когда же наконец топор оказался в его руках, он опасливо протянул руку к баллону. Подцепил остриём за дужку и, пятясь, пополз в коридор. Шланг вырвался, из под катающегося по полу баллона и теперь снова хлестал огненной струёй, по вцепившейся в ручку топора руке! Задымилась рукавица. Лёхе даже показалось, что он уже слышит запах горящей своей плоти!!! Бушлат давно уже слетел с головы и остался гореть в углу кухни. Нестерпимо жгло шею, уши!!! Лёха уже не щупал стену. Он только из всех сил, работая руками и ногами, стремился скорее уйти из этого ада!

Вот уже и просвет входной двери. Барабаня по обувному шкафу, врывается с улицы тугая струя.

И вдруг, корёжа и бросая на пол завесу огня, - спасительный зонт разбрызгиваемой воды –это ребята прикрывают его выход!

Струи воды на секунду исчезают, и в дымовом просвете – слезящиеся глаза Сапарова. За ним, придерживая рукав, - Толик. Оба напряжённо всматриваются в глубину коридора. А увидев на полу извивающуюся фигуру, с тикающей бомбой на прицепе, снова мощным напором прикрывают ползущего. Лёха видит, как Сапаров, передав ствол Толику, пригибается и, прикрыв рукавом лицо, бежит ему навстречу. Вырывает из его рук топор и, крича что-то на казахском языке, сам волочёт баллон к выходу. Толик, не скупясь, поливает дымящуюся фигуру на полу водой и кричит не своим голосом:

- Лёша, я прикрою, выходи!

Лёха пытается встать и бежать к выходу, но ноги не слушают его. Отчаянно цепляясь за стены, он ползёт к проёму двери. Ещё один рывок, ещё, ещё!!! Оттолкнувшись ногами от стены, Лёха выкатился из двери на крыльцо.

Толик, направив на него струю, орал что-то, переводя взглял с Лёхи на проём двери.

Судорожно нащупав и расстегнув ремень шлема, Лёха отбросил его, сорвал с лица маску. Сбросил с плеч АСВ. Сноп прохладных брызг уколол лицо, залил грудь.

Толик, перекрыв на секунду напор воды, заорал, тыча пальцем в сторону улицы:

- Дети! Дети там! Нашлись! В доме их нет!

Лёха оглянулся вокруг и... задохнулся от страха!

- Толик, командир уже вышел?!!!

- Нет!!! Нет ещё!!!

Схватив в руку шлем, Лёха, что было сил, на последнем дыхании рванулся в дом, оставив лежать АСВ на терраске

- Толик, прикрой!!! – успел только крикнуть он.

Толик вбежал в коридор, и встав на одно колено, долбил струёй в спину исчезающему в огне Алексею.

А тот, по змеиному извиваясь на полу, кричал не своим голосом:

- Командир! Командир!!!

От запаха палённых волос, снова стало страшно. Лицо снова словно окунулось в раскалённую печь!

Вот перед ним догорают распахнутые створки зала.

- Вперёд! - ревел Лёха, продираясь сквозь завалы горящей мебели, - Вперёд! Я успею! Конечно успею!!!

Перекатившись через кучу дымящегося тряпья, он упёрся грудью в ноги в сапогах!

- Командир!!!

Медведев, прислонившись спиной к стене, сверкал обезумевшим взглядом и трясся всем телом!

Его рвало жёлтой пеной. Шлем на его голове съехал на затылок; на груди, болтаясь на шланге, капала резиной на плащ горящая противогазная маска.

- Командир, держись! – Лёха обхватил его за грудь, и, что было сил, потянул обмякшее тело к выходу.

- Нет! Нет, Лёша, - хрипел он, роняя на горящий пол плевки пены со рта, - Дети!!!

- Командир, дети живы! - кричал Медведеву на ухо Лёха, продолжая пробираться сквозь пылающие головёшки на полу.

Неожиданно он почувствовал знакомый с детства пугающий шум в ушах – предвестник обморочного состояния!

- «Нет!!! Пожалуйста, Господь Бог, не сейчас! Дай мне вынести командира!!! Он ни при чём!!! – в отчаянии взмолился Лёха продолжая пробираться к выходу

Он почувствовал поднимающийся из глубины живота противный комок рвоты. Остановился на мгновение, обжигая гортань, вдохнул палящего смрада пожара и, широко раскрыв глаза, задохнулся в приступе кашля!!!

Мутилось сознание, руки и ноги, словно ватные, переставали слушаться. Он думал сейчас только об одном – «Ни в кое случае не разжимать правую ладонь, намертво вцепившуюся в пояс Медведева!»

Не видя ничего перед собою, он попытался ещё, хоть на сантиметр, подтянуть командира ближе к выходу, но тело его обмякло и с распластанными руками уже безжизненно лежало в проходе.

Лёха увидел его покрасневшее лицо, барашки опалённых ресниц, бровей, и полуоткрытый рот, испачканный желтоватой пеной...

Ещё раз, из всех сил, дёрнув Медведева обеими руками за пояс, Лёхе удалось протащить его в проём двери! Вот уже он – спасительный коридор... Ещё немного... Ещё пару рывков...

«Не ссы, братуха, керосином!» - вспомнил он пошлую медведевскую поговорку... И вдруг...

- Командир, командир! Это мы! Мы здесь! - услышал он над собой радостное мычание Сапарова сквозь маску АСВ!

Приоткрыв один глаз, Лёха успел увидеть исчезающие за углом сапоги Медведева – его волоком тащили к выходу. Потом почувствовал что и его тащат по полу сильные руки.

Не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой Лёха, словно извиняясь за слабость, бормотал:

- Ребята, не могу...Надышался я ...

Его вынесли на улицу и, прислонив спиной к дереву, хлестали по щекам, не давая потерять сознание.

И только ведро воды, выплеснутое в лицо, смогло привести его в чувство.

Он увидел слева от себя фигуру Медведева. Его рвало!

Несколько женщин, склонившись над ним, поддерживали его голову. Кто-то расстёгивал боёвку на его груди, кто-то пытался снять с плеч АСВ.

Лёха, превозмогая головную боль и сильное головокружение, огляделся. Первое отделение, сбив пламя с соседнего дома, тремя стволами работало теперь по окнам и крыше догорающего дома, откуда только что вышел он с Медведевым. Пламя, потеряв силу, превратилось в дымный смрад.

Лёха почувствовал, что дыхание восстановилось; медленно встал. Кружилась голова и к горлу снова подкатывал комок рвоты, но расслабляться было ещё рано: огонь грозил перекинуться теперь на стоящий слева дом!

Подбежал, задыхаясь, Сапаров:

- Командир, ты как?

- Жить буду – нашел в себе силы шутить Лёха.

- Там вон сарайчик горит...

- Вижу!

Алексей пригнувшись, побежал шатаясь к пристройке,

- За мной!

Стоящая невдалеке от дома пристройка, полыхала бодрым пламенем. Запах горящей поленницы вдруг напомнил Лёхе детство. Он слабо улыбнулся...

Взметнув тучу пыли, подъехал ближе Толик на резервном ходу. Развернул машину самым оптимальным образом и, выскочив из кабины, закопошился под крышкой люка, налаживая насос.

Сапаров суетливо бегал вокруг машины, открывая и снова закрывая крышки отсеков.

- Ах ты ж, дурачина - Лёха заулыбался, - в первом отсеке рукав! Давай сюда его!

Сапаров, хлопая опалёнными ресницами, жалко вертел головой. Подбежав к нужному отсеку, Лёха рванул из него рукав. Неправильно сложенный, рукав шлёпнулся на землю; слабая смотка рассыпалась беспорядочными кольцами. Лёхе захотелось сказать Сапарову крутое словечко за неправильно свёрнутый рукав, но, увидев его глаза, он только укоризненно покачал головой.

Он наклонился, чтобы распутать рукав, и, в ту же секунду, воздух содрогнулся от страшного взрыва!

Многотонной тяжестью тело его отбросило под колёса автоцистерны, а, мгновение спустя, в крышку отсека с грохотом вонзился рваный осколок разорвавшегося газового баллона.

На том самом месте, где секунду назад стоял Лёха!

Сейчас он лежал под колёсами машины, и со страхом смотрел на шатающуюся над его головой цистерну. Вокруг всё загудело, затрещало. Окрестность была освещена пламенем словно днём.

Пошатываясь и мотая головой, Лёха выполз из под машины, и в то же мгновение мозг опалила мысль:

«Молодой! Где Сапаров! Не убило?» Он, прикрываясь от бушующего пламени рукой, озирался по сторонам, ища силуэт в боёвке. От толпы зевак на пригорке не осталось ни одного! Только дряхлый старик, отчаянно работая клюкой, спотыкаясь и размахивая свободной рукой, спешно ретировался от места взрыва.

Из-за небольшого пригорка, неожиданно показалась фигура в боёвке, напоминающая Сапарова.

Только теперь он едва ли не полз на четвереньках, со страхом взирая на ревущее пламя.

У Алексея отлегло от сердца! Он хотел улыбнуться бойцу, поднять его дух, но вместо этого закричал:

- Где Толик? Толяна видел?

Сапаров беззвучно, словно рыба на суше, открывал рот, и только отрицательно мотал головой.

- Не шуми Лёша, тута я – вдруг послышалось за спиной, - хватай другой рукав, и вперёд!

Лёха обрадовано хлопнул водителя по плечу:

- Жив? Ну молодец! Давай, Толик, жми на всё катушку!

Не обращая внимания на Сапарова, Лёха схватил запасной рукав, и, успев только опустить забрало, побежал к полыхающей стене дома.

Пламя, встретившись с водой, гневно зашипело, изрыгнув в небо сноп искр, и стало превращаться в дымно-паровое облако.

Сзади кто- то тронул его за плечо:

- К-к-командир, давай я...

Сапаров, втянув голову в плечи, опасливо косился на густые клубы дыма, протягивал руку в стволу.

- Давай, давай, молодой, добей здесь; а я пойду с другой стороны и шарахну вторым стволом. Он передал ствол в трясущиеся руки бойца.

По дороге к ним бежал, спотыкаясь об осколки кирпичной кладки, пришедший в себя Медведев.

Увидев Лёху живым и невредимым, он, едва не плача, хрипел:

- Лёша, сынок!!! Жив?!!

Подойдя к нему, командир схватил его своими огромными ручищами и с силой прижал к себе!!!

- А что делать, командир, пахать-то кому-то нужно...

Медведев растроганно смотрел на него. На лице его блестели... капли воды.

- Командир, пусти, там вон нужно отметиться... ты кинь мне сюда бойца, бо сам, боюсь, не справлюсь...

- Сейчас, Лёша, сейчас... Ребята помогут.

К ним по дороге спешно катил первый ход с не отвинченными по обе стороны рукавами. Махнув им рукой, Лёха растворился в облаке дыма.

Когда пламя было сбито, и бойцы уже заливали чадящие дымом и паром комнаты дома, Лёха устало снял измазанный грязью и застывшими каплями смолы шлем.

- Парни, дальше справитесь сами?

- Командир, какой разговор!..

Не ответив ничего, Лёха устало вышел на дорогу. Там уже снова толпился народ, суетливо сновали тут и там проворные старушки. Подмигивая маяками, неслась по улице карета «Скорой помощи»...

Лёха вдруг увидел сидящего на пригорке Медведева. Его шлем небрежно валялся в стороне, защитный плащ - словно черкеска распласталась на мокрой траве. Он сидел, обхватив голову руками, и молчал.

- Командир, тебя что, задело? - Лёха испугано склонился над Медведевым, пытаясь заглянуть ему в лицо.

Медведев сделал жест рукой - «Присядь...»

Лёха присел рядышком, закурил. Не глядя, протянул пачку товарищу. Медведев не пошевелился... Сидели молча. Лёха то и дело жадно впивался в сигарету, и задумчиво смотрел на суетящихся людей.

Из подъехавшей кареты «Скорой помощи» выбежала крохотная девушка в белом халате, и, оглянувшись по сторонам, сразу заспешила в сторону пригорка. Лишь мельком взглянув на Алексея, она обратилась к Медведеву:

- Вам нужна помощь? Вам плохо?

Секундная пауза... Медведев медленно поднял голову, перевёл взгляд на Лёху... и вдруг они оба захохотали! Девушка внимательно и серьёзно смотрела на обоих; потом натренированным движением раскрыла саквояж и потянулась за шприцом.

А Лёха с Медведевым, уже не обращая внимания на собирающуюся вокруг них кучку людей, хохотали! Раскатисто и звонко.

- Нервный срыв, констатировала «Дюймовочка» в белом халате, заряжая шприц из вскрытой ампулы.

Женщины из толпы зашептались, не перставая смотреть на двух сумасшедших героев.

- Так, «Дюймовочка» строго сжала красивые губки, - закатать рукава обоим !

Она решительно подошла к Медведеву:

- Сначала Вам...

Медведев, вытирая грязной рукой проступившие от смеха слёзы, грузно поднялся с травы.

- Дорогая, а можь чего внутреннего у тебя найдётся, для сугреву. Что мне эти укольчики... И вообще, я не понял: здесь что, кому-то показалось, что я не свежо выгляжу? – он молодецки подкинул вверх прядь кучерявых волос.

Пробиваясь через толпу к центру круга, спешили измазанные гарью и глиной ребята первого отделения.

Скоро за ними показались и Толик с Сапаровым. Кто-то заскандировал:

- Мо-лод-цы! Мо-лод- цы! Мо-лод-цы!...

Медведев устало улыбался! Бойцы, не снимая боёвок, попадали на мокрую траву рядом с Алексеем. А Медведев, подставив под шприц «Дюймовочки» запястье, словно в бреду горячо шептал:

- Милая ты моя, понимаешь, мы живы, живы! Все!!!

Он, обернувшись, кивнул в сторону Лёхи:

- Вот, этот поганец мог сегодня погибнуть, а он жив! Всем чертям назло!!! Он остался жив после взрыва, и теперь будет жить три жизни!

Толпа вокруг разрослась так, что теперь уже даже с пригорка не было видно её края. Он таял в темноте проулка. Говор сотни голосов сливался в восторженный гул, раздвигающий сгустившуюся темень наступившей ночи.

«Дюймовочка» и водитель «Скорой Помощи» с интересом следили за происходящим

Медведев, разволновавшись, курил. Лёха, откинувшись на мокрую траву, грыз стебель травинки и счастливо улыбаясь, наслаждался... жизнью.

Прошло ещё не меньше часа, прежде чем были собраны все рукава, весь инвентарь.

Лёха, окружённый галдящими женщинами, писал протокол пожара, а Медведев деловито докладывал в УПО о его ликвидации. Наконец, все расселись по машинам. Резанув на прощанье воздух рёвом трёх сирен, караван медленно покатил по посёлку.

Ехали молча. Но вдруг Сапаров, указывая по направлению движения каравана, радостно воскликнул:

- Командир, смотри!

Съехав на обочину, там стояла машина с красным крестом на корпусе.

Когда головная машина поравнялся с нею, Медведев потянул рычаг и коротко отсалютовал оглушительным воем сирены. В ответ заработали синие маяки «Скорой помощи» и маленькая ручка в белом халате прощаясь махала до тех пор, пока последний расчёт не скрылся за поворотом

В часть вернулись далеко за полночь. Бойцы принялись разбирать завалы в отсеках, менять рукава, приводить машины в боевую готовность; а Лёха с Медведевым, неся в руках папки с протоколами, направились в диспетчерскую.

- Ой командир, быть мне битым сейчас много раз, и причём нещадно... Мож ты без меня зайдёшь?

Медведев обнажил в улыбке красивые зубы:

- Победителей не судят! Пойдём... Если что, прячься за меня...

Нина Петровна сидела в кресле, отрешённо глядя в окно. На столе перед нею стоял пузырёк валерьянки.

Она повернулась к парням и, красными от слёз глазами, молча смотрела то на Медведева, то на Алексея... Видимо, хотела что-то сказать, но махнув рукой, снова отвернулась к окну. Она беззвучно плакала. Первым нашёлся Лёха: подойдя тихонько сзади кресла, он положил руку ей на плечо:

- Тёть Нин, не надо... Всё уже позади. Теперь уже ничего не случится.

Он вдруг загадочно улыбнулся, взглянув на часы:

- Уже давно наступила пятница...Вчерашний страшный день в прошлом! И я обещаю вам: он больше никогда не повториться.

Женщина, ссутулившись, молчала. Молчал посерьезневший Медведев.

- Тёть Нин, ну, правда, я обещаю вам! Не верите? – Лёха, волнуясь, нервно похлопывал её по плечу... ну вот, смотрите... Где-то проклятое письмо?

Вынув из нагрудного кармана смятый листок, тётка Нина, не глядя на Алексея, протянула его ему.

Лёха заглядывая плачущей женщине в лицо, с силой рванул листок пополам. Потом ещё и ещё раз.

- Вот, смотрите! - он подбросил к потолку ворох рваных бумажек и, торжественно, взглядом победителя смотрел, как кружась, словно снежинки, падают они на пол, - всё, не-е-е-ту!

И того, что я боялся сегодня – тоже нет! То, что происходило со мной, не было моей дурью. Вчера мне действительно суждено было погибнуть! Но Бог пожалел меня, оставил мне жизнь! Я не знаю - почему, за что? Но знаю теперь, что это так! И командир вот, приказал мне жить три жизни! И теперь мне не нужно просить прощения у моей мамы, у моей Леночки! И ребята не будут поминать меня! И в боёвке своей я ещё сам повоюю! Тёть Нин, вы мне верите?

Нина Петровна, устало повернувшись к нему, вытерла мокрые глаза, и тихонько похлопала его по руке:

- Всё, Лёша , всё... Я успокоилась. Я тебе верю... Идите отдыхайте...

Лёха растерянно развёл руками и вышёл к гараж, забыв на столе свою папку.

Бойцы, поливая из шланга машины и игриво резвясь, гоготали! Кто-то сворачивал рукава, кто-то носил их к мачте на задний двор; всё было в движении.

Выражение Лёхиного лица немного обескуражило Толика:

- Ты что, герой, сник? Чё такой вялый? Притомился, что ли?

- Да, есть малость, - соврал Алексей, и прошёл в кухню.

Толик, пожав недоумённо плечами, снова направил струю воды на капот ЗиЛа.

С заднего двора вошёл Сапаров. Как-то странно глядя на Лёху, он явно хотел что-то сказать.

Лёха, поняв это, помог ему:

- Ну, что, братка, скажешь? Как понравилось тебе представление?

Сапаров присел на стул, нервно затеребил лацкан рубашки...

- Командир... Я решил уволиться...

Стараясь оставаться невозмутимым и абсолютно спокойным, Лёха, прищурившись от папиросного дыма, пристально смотрел в глаза Сапарову:

- Что братан, в штанишки наложил, али как?

Сапаров вздрогнул, словно его ударило током!

- Что, что ты сказал сейчас?!!

Лёха вдруг, словно потеряв всякий интерес к теме, наградил Сапарова едва ли не презрительной ухмылкой:

- Да чё уж там, бывает... Он помолчал. Глубоко затянулся дымом и резко выдохнул.

- Я вот в пожарке три года, но столько уже раз слышал такие базары... Много было таких... Приходят, думают: здесь тебе сплошная расслабуха: днём можно выспаться, а ночами видео до утра... А на пожаре можно покрасоваться перед сельскими бабами в боёвке и с рацией в руках. А как понюхают такие настоящего дыма, да запаха палёных волос – так только их и видели...

- Командир, глаза Сапарова горели огнём - я не трус! Я сюда пришёл не рисоваться перед бабами!

Он вдруг осёкся, опустил взгляд... -Но сегодня я струсил... Когда взорвался баллон я...- он силился выдавить из себя фразу, - я... упал за пригорок и почувствовал...

- ...И что же ты почувствовал... Лёха поднял на него взгляд, - что эта работа не для тебя? Что это дело для таких придурков, как я , как Медведев, как Толик, да?!!

- Командир! – фальцетом чуть не закричал Сапаров, ты не понимаешь, я почувствовал... что мои брюки мокрые! Ты понимаешь, о чём я..?

Сапаров смотрел на Лёху жалобно, умоляюще, словно ожидая, что тот сможет убедить его, что это не так... Лёха поднял взгляд на парня:

- Ты... ты это серьёзно сейчас, или в переносном смысле?

- Да в том то и дело, что в прямом! – Сапаров чуть не плакал от отчаяния.

Лёха сосредоточено раздавливал в пепельнице окурок:

- Сядь!

Сапаров, обессилено, сел.

- Теперь остынь и расскажи мне что было дальше...

- ???

- Что было после того, как ты вышел из-за пригорка? Давай, давай, рассказывай по порядку!

И расскажи, что было до того?

Сапаров молчал. А Лёха, вдруг начав волноваться, встал. Нервно закурил новую папиросу.

- Сначала ты с Толиком, не думая о себе и о том, что эта проклятая халупа может в любую минуту рухнуть тебе на голову, без АСВ, пошёл в огонь и, травясь угарным газом, прикрывал мой отход! Ты, рискуя жизнью, оттащил горящий баллон в огород и сбил с него пламя! Ты вытащил меня и командира из этой проклятой хаты, когда мы уже собрались отбросить копыта! А потом, после взрыва, ты стоял один на один против стены огня! И кто ты после этого, трус?!!

Сапаров взволновано дышал, словно снова переживал эти страшные мгновения. Он смотрел на своего командира, не веря, что тот говорит всё это серьёзно! А Лёха вздохнул, восстанавливая дыхание, и уже заметно спокойнее закончил:

- А насчёт мокрых брюк – это тебе показалось... В горячке такое бывает. Это же я тебя задел случайно струёй... Ты просто был облит водой во время работы. И не выдумывай глупостей. И не рассказывай этого больше никому! Забудь! Впрочем, если ты всё-таки твёрдо решил увольняться, – никто, конечно, тебе не может помешать. Но только запомни тогда одно: сейчас парни придут на кухню пить чай. И, может быть, командир разрешит дёрнуть по рюмахе «дядь Петиной» за возвращение...Так вот, знай, что я с тобой тогда пить не буду! Всё! – отрубил Лёха и, не дожидаясь ответа, вышел из кухни.

Сапаров догнал его на выходе в гараж. Взволнованно дыша, он молча схватил его ладонь, и лихорадочно тряс её, счастливо улыбаясь!

Лёха серьёзно и спокойно заглянул ему в глаза:

- Заканчивайте тут и все на кухню.

Медведев, балансируя перед своим шкафом на одной ноге, натягивал спортивные сухие штаны.

- Ну, ты, пенёк старый, - Лёха крепко хлопнул его по плечу, - в штанину попасть не можешь!..

- Подожди, подожди, - наигранно обижаясь, Медведев покачал головой, не за горами и твой полтинник. Посмотрю я тогда, каким ты будешь...

- Ладно, ладно, командир, не ругайся, я ж любя... Ты это, как насчёт... чтоб хлопцам по капелюшке для сугреву... После такого пожара, оно вроде как, положено...

Медведев, расплывшись в широченной улыбке, запустил руку в нутро ящика и торжественно извлёк из него бутылку дорогого коньяка:

- Как чувствовал! Для особого случая берёг! А-а, что скажешь?

- Скажу, что сегодня мы всё, начиная с тёть Нины, просто заслужили маленький праздник... – просиял Лёха!

- А я скажу, что парни готовят тебе интересный сюрприз... Любишь сюрпризы?

- Сюрпри-и-из? Вот те на! А почему мне?

Медведев, лишь шаловливо, как мальчишка улыбнулся, и пошёл к ребятам на взлётку.

Было уже четверть четвёртого утра, когда караул, в полном составе, собрался за кухонным столом. Торжество открыл Медведев короткой, но сильной речью:

- Я горжусь всеми вами! Сегодня я испытал чувство гордости за всех вас, чувство удовлетворения качеством боевой подготовки каждого. Завтра, теперь уже сегодня, я буду ходатайствовать об объявлении благодарности с занесением в личное дело...- он сделал паузу, - всем!

Продолжая держать в руке свой стакан, он посмотрел на Сапарова:

- Особо должен отметить мужество и профессиональную подготовленность Коли Сапарова.

Николай, сегодня ты принял боевое крещение, поэтому первую пьём за тебя!

Лёха, первым подняв стакан, встал. Встали все за столом.

Сапаров, задыхаясь от волнения и не веря свои ушам, растерянно смотрел на ребят:

- Я...я... я буду пожарным!!! - только и смог он выдавить из себя!

- За тебя, дорогой – Медведев тронул его стакан своим. К застывшей руке Николая потянулись руки со стаканами.

Плеснув каждому ещё понемногу, Медведев загадочно посмотрел на Толика. Толик встал.

- Лёша, тут у нас для тебя забавный сувенир нарисовался. Это тебе чтобы помнил, что теперь у тебя три жизни!

Он, не выпуская из руки стакан, вынул из под стола обгоревший, с рваными краями осколок разорвавшегося баллона. Внутренняя сторона его было очищена от гари и исписана чёрным фломастером - дата, и семь подписей!

Толик, счастливо улыбаясь, передал Алексею экспонат, и не дожидаясь тоста, опрокинул свой стакан.

- А дырочку для гвоздя сделаешь сам – закончил он свою речь.

Лёха смущённо крутил в руках трофей:

- Эт вы чё, из люка отсека выковыряли?

- Ага – Толик довольный удавшимся эффектом смачно хрустел огурцом.

- Ну дела-а-а-а! Только и смог выговорить Лёха,

- За такой трофей полагается...? – он оглядел товарищей...

- Для этого и собрались – рука Медведева призывно взметнулась вверх.

Снова чокнулись, снова выпили. Посидев ещё не много, тёть Нина пожелала всем не упиться и ушла в диспетчерскую. На кухне неторопливо, негромко завязался разговор.

Скоро забрезжил рассвет и ребята, один за другим, утомлённые бессонной ночью и согретые изнутри, потянулись в спальное помещение. За столом остались Медведев с Алексеем..

Сидели молча, думая каждый о своём. Потом, Лёха глухо, словно сам себе заговорил.

- Всё, кажется, у меня начинается «расслабуха»...

- Эт как? - подняв на него слипающиеся глаза, не понял Медведев...

- Помнишь, было дело, ночью придурок какой-то вломился в часть и приставил нож к моему горлу...Ты тогда выручил...Помнишь?

- Ну?...

- А помнишь, как потом, к утру, когда всё давно уже кончилось, меня долбило до утра от страха?..

- Я не заметил...

- Заметил, заметил... Так вот, сейчас я чувствую примерно то же.

- Там, на пожаре, смеялся смерти в лицо, а теперь, когда вспоминаю, как врезался этот проклятый осколок в рукавный отсек, как раз на том месте, где мгновение назад была моя голова... ноги становятся ватными. И водка не помогает, блин!

Медведев, бессильно моргая слипающимися ресницами, лишь пробормотал:

- Лёшь, не думай ты об этом...

- Да, конечно, ты прав... Ты иди уже спать, не то за столом уснёшь...

- А ты?

- А я ещё посижу малость... Нужно поговорить кое с кем...

Медведев задумчиво щурил глаза:

- С Богом?

- Да...

Медведев молча одобрительно кивнул и, шатаясь, поплёлся к своему топчану.

Лёха, прихватив с собой стакан остывшего чая, вышел на задний двор.

Птичий хор оглушал окрестность, радостно возвещая о рождении нового дня. Лёха, сев на траву, смотрел в бледнеющее небо и молчал. Слова были лишними. Он, отбросив вдруг папиросу, начал глубоко вдыхать прохладный воздух.

Сколько было в нём сейчас... жизни, сколько смысла, сколько радости! Он, прикрыв глаза, лишь повторял снова и снова: « Я жив! Я жив! Я жив...»

Утренняя звезда молча смотрела на молодого, но в эту ночь заметно поседевшего человека, и улыбалась. Ей не нужно было слов благодарности за подаренную человеку жизнь.

Лучше всяких слов, говорило сейчас его молчание. Молчание о радости жизни, о её ценности!

18. 07. 2005.

Когда труба зовёт...Проза

Когда труба зовёт...

Когда труба зовёт...
Проза