* * *
Иного и не значится,
Иная карта бита:
Всевышнего познание
Только в вере скрыто.
* * *
По Древней Греции — печаль,
По Древней Греции — «химера».
В жизнь эту, словно невзначай,
У молодых сломалась вера,
Гречанки знойные как луч,
Себя лишали жизни юной,
Они бросались в море с круч
В своем стремлении безумном.
Совет старейшин и решил:
Прежде склониться перед Летой,
Кто жизни сам себя лишил —
Держать на площади раздетым.
И сразу схлынула волна
Самоубийств необъяснимых:
Сильно влияние стыда...
А ныне? — лучше помолчим уж.
* * *
Труба в земле лежала тихо,
По ней вода текла спокойно,
Буран бузил над нею лихо,
Мороз жердяк ломал разбойно.
И вот она весной промерзла,
Вода в ней ток остановила.
Ну, надо ж, кончились морозы,
Она такое отчудила…
И вы, наверное, взрывались,
Когда мороз запрячет зубы...
Весной обычно замерзают
Трубы.
ЗАБЫТЫЕ ИМЕНА
О, сколько ты имен великих
И знать не знаешь, человек!
Они растаяли без крика
В бездонном море прошлых лет.
Когда питаешься плодами,
Едва ли вспомнишь, кто растил
Деревья. Да и как узнаешь —
Века остались позади.
Кто первый вскинул к Небу руки
И захотел жить для добра?
Кто музыку услышал в звуках,
И первым стал стихи слагать?
Кто первый, ополчась на серость,
Не пожелал дремать-молчать?
Кто без награды станет делать
Сейчас, а, сделав не кричать?
ФАБРИЧНАЯ ТРУБА
Она дымила как обычно
Вовсю, фабричная труба,
Конечно, можно неприлично
Послать ее туда-сюда.
Но почему за гадким дымом
Трубы не замечаем труд,
Она же нам необходима,
И ничего не скажешь тут.
Наверно, в будущем исчезнет
Дым этот мерзкий, о-ее!
А за ее небесполезность
Должны мы уважать ее.
Мы жизнь нелегкую ругаем,
Но только лучшей нет — судьба.
Пока нам не дана другая...
Дымит фабричная труба.
* * *
Ясный, колючий полдень.
Варежка у лица.
С нами тепло порознь,
Порознь и чьи-то сердца.
Солнце большое алеет.
Узкая тропка молчит.
Если лучи не греют,
То для чего лучи?
Вьюги безмолвен улей —
Ночью сходила с ума.
Вон деревья застыли.
Лютая нынче зима.
Тихо. Искристо. Морозно.
Стынет небесная гладь.
А под ногами звезды,
Значит, их будут топтать.
* * *
Нужда какая Прометею
Куда-то лазить за огнем? —
И дни б спокойно пролетели
До старости — с женой вдвоем.
Кто в норке просто, кто в квартире,
А мох-то к камню пристает.
Но почему-то в этом мире
Чего-то, но не достает.
А горизонт — он так обманчив,
В мир отзывает от мирка...
Вон, видишь — новый одуванчик
Ждет дуновения ветерка.
* * *
Плыла над лесом бархатным
Бессоница-луна,
С крутых небес бабахнулась,
Теперь в пруду она.
Бездумно бухну бахарем,
Чуть-чуть скосив глаза:
«И сколько тебе бахнуло?
Не старишься, коза».
* * *
Мне ль оправдывать себя:
Где ни ступишь — там вода.
Много жаждал совершить,
Но не смог — зачем грешить.
«Брось ты, парень, этот вздор, —
Скажет разум-прокурор, —
Вздор все эти — «Ах!» да «Ой!»
Все — в стихи я ни ногой.
ТЕЛЕНОК
Глаза — стекляшки ночи темной
На мир доверчиво глядят:
На кучу, где галдят вороны,
На тополь, где грачи галдят,
На облака, на голубые
Разливы между облаков,
За пруд, где ветлы молодые,
Где рай стрекоз и мотыльков,
Где стрелолист на водной глади,
И где сусак в свой полный рост.
Опять ладони чьи-то гладят
Теленка лоб и влажный нос,
И называет его Борькой,
Листочек лопуха даря.
А Борьке жить осталось только
До холодов, до ноября.
КРУЖИТ СНЕГ
Грустный-грустный лес стоял,
Капала вода,
И казалось — будет так
Сумрачно всегда.
И казалось — у реки —
Вечен неуют,
С неба звезды-светляки
Свет свой не прольют,
На дорогах — вечна грязь,
Скучным будет луг...
Наконец, снежинок вязь
Ожила вокруг!
И теперь кругом бело,
Даже режет глаз.
Я про снег писать готов
Много-много раз.
|
