* * *
Да, мир расчётлив и жесток,
И надо камнепад усилий,
Чтоб в дом входил электроток,
Ковриги чтобы приходили.
Конечно, можно протянуть
На паперти руки тарелку,
Пустить в глаза печаль и муть,
Актерствуя бездарномелко.
Бог немощных всегда простит,
Он нищих духом не обидит.
А коль ты можешь хлеб растить.
Тогда от паперти отыде.
Не так Он свой задумал мир
В своём, нам неизвестном стане,
И лжекалек слепцов, проныр,
Наверно, опекать не станет.
Обречены на тяжкий труд,
На честный труд обречены мы.
И если ест здесь пышки плут —
Он не достоин и мякины.
* * *
Цветы бумажные красивы,
На них цветной блистает воск,
И мастер далеко не прост,
И мастерства видны извивы.
Но их красивость не права,
Хоть и затейлива как будто...
Но голубая незабудка
Так непосредственно жива.
* * *
Свободы нету на земле,
Свободы нету в мире звёздном,
Все так неизмеримо сложно,
И проще быть — не повелеть.
Самодовольствия вино
Не отодвинет ночи стены.
Пылинку знаем мы вселенной,
А больше знать нам не дано.
* * *
Туман на всю округу,
Легко исчезнуть в нем;
Туман такой же круглый,
Как этот окоем.
Туман приходит рано,
Встречает первый свет.
Где ветер — нет тумана,
Туман где — ветра нет.
* * *
Горький запах сгорающих листьев,
У которых хватало врагов.
Как хотелось тебе здесь возвыситься;
Но спроси ты себя: для чего?
Да и мы шелестели под ветром,
Кто-то в центре, а кто-то в углу.
И они шелестели на ветках,
А теперь превратились в золу.
* * *
Я тебя не разлюбил,
Просто стал к тебе нежнее,
Это для меня важнее,
Вот она такая быль.
Я, конечно, не костёр,
Нет во мне горячки, пламени.
Тихая вода у тальника.
Вечер крылья распростёр.
* * *
Бросился в твои объятия,
Как восторженный юнец;
Предрекали мне распятье,
Предрекали злой конец.
Предсказанье не основа,
Что не выпалят в бреду...
Только за тобою слово
Следом за тобой пойду.
* * *
Вспаханное поле,
Лехи под уклон, —
Жито время помнит,
Что ручьём текло.
Ничего нет даром,
Вот такая жизнь.
Жито — по амбарам,
Под замком лежит.
* * *
Блеснули в глазах твоих льдинки,
Естественность давит и быт.
Заведомо, на поединке
Жизненном мне быть.
* * *
Порядок такой был скроен:
Незримо висела плеть,
Ходить заставляли строем,
А если и надо — петь.
Слышались взвизги песьи,
Бульканье, как в ушат...
Что это были за песни,
Что это был за шаг.
* * *
И чтобы здесь не проявилось
Все допустили Небеса:
И обгорелые леса,
И этих вод тишайших милость,
И этих туч нависших стылость,
И этих дней густая рать...
И остаётся лишь принять —
Что выплеснулось, отразилось.
* * *
Всё в этом мире толпою:
Травы, дождинки, стволы.
Вон как колышется поле,
Зерна, их много, малы.
Это совсем не пророчество,
Так подвели Небеса.
Как не стремись в одиночество,
Выйдешь к таким, как ты сам.
* * *
А ты хвали, тебя поймут
И своевременно оценят,
Довольно ласково зацепят
В храм удовольствий отведут.
Хвалящих любят испокон,
И это отрицать не стоит,
В любом их признавали строе,
Таков неписанный закон.
* * *
Не к месту: «А вдруг», и не «Если».
Отрезок осилив пути.
Я лучшей не встретил песни...
Её и тебе не найти.
Судьба нам даёт с ноготь
И наш отклонят грай.
Да мы намечаем много
И требуем через край.
* * *
Если ты любишь море,
Значит на суше пасть.
Может быть ты и волен —
Это малая часть.
Если ты песню любишь,
Струи гитарной струны:
Будут гасить люди,
Люди со стороны.
|
