Про любовь (глава 3)

3

-Слушай, Мария,- обратилась к севшей за стол подруге тучная Агнеса, с мрачным выражением лица, не предвещающим ничего хорошего.- Ты знаешь, кто этот твой новый знакомый?
-Могу предположить, что ты мне об этом как раз сейчас и расскажешь.- Мария, не успевшая позавтракать, с азартом накинулась на запечёное мясо с рисовым и овощным гарнирами.
К беседующим через стол подругам придвинулись поближе те, которые сидели рядом с ними.
-Девчата, вы свои орекстровые рефлексы лучше на сцене проявляйте - вам это как раз сегодня не помешает, а не в сплетнях!- одёрнула любопытных подруг Мария.
-После всего с тобой происшедшего, мы все за тебя переживаем,- резонно заявила одна из них – Лиана.
Мария, энергично отложив ножик с вилкой, хотела рассердиться, но передумав и кисло усмехнувшись, налила себе минералки. Забота о ней некоторых из них была искренна. Отпив из стакана, она вопросительно посмотрела на Агнесу.
-Это сын Георга Вернера – того самого,- заговорщицки доложила Агнеса.- Его Ольга узнала, а я сделала пару звонков – разузнала всё получше.
Ольга была самой старшей по возросту в духовом оркестре и среди подруг Марии. За глаза про таких говорят – что засиделась в девках. Может из-за возраста, а может и из-за природной наблюдательности, Ольга не просто про многих и многое знала, но и могла, если надо, сопоставить нужное. Но о Георге Вернере знали многие верующие русские-немцы – он был известным евангелистом.
-И он..?- подбодрила к продолжению Мария, о чём по лицам подруг уже догадалась.
-И он кузен Руди,- почти с вызовом объявила Агнеса.
Это имя у Марии всё ещё вызывало досаду и отвращение, поэтому о еде больше не могло быть и речи – в тарелку с недоеденным обедом полетела использованная салфетка.
-Некоторые из нас думают, что это не случайность,- добавила ещё больше разволновавшаяся Агнеса, заедая свой гнев листочком салата.- Может, его Руди подослал?
-Вы это серъёзно?- как-будто и вправду засомневавшись, спросила виновница тревог подружек.
-Ну, Ольга, к примеру, так не думает,- надув губки призналась Лиана.
-А как тогда объяснить его здесь присутствие?- хитро сузив глазки спросила Агнеса Марию, а не Ольгу, которая, совсем не слыша их разговора, мирно обедала котлетками в грибном соусе на другом конце стола.- А вашу случайную встречу и знакомство среди такого моря народу? Я в такие лотареи не верю! У него есть план!
-Ведь Руди говорил, что не оставит тебя в покое?- выпалила Лиана, дождавшись нужного момента.- Говорил?
Несколько сочувствующих пар глаз тех, кто сидел рядом и слышал разговор, застыли на Марии. И как бы она не пыталась отвести от них свой взгляд, хватающие за всё в ней живое свежие и гнусные воспоминания, нахлынули на неё. Ей нестерпимо захотелось выскочить из-за стола и броситься к машине. Но она спокойно поднялась со стула, мило улыбнулась и с завидной лёгкостью пошла в коридор в сторону туалетов. Увидев открытую дверь в пустую гардеробную, стараясь быть незаметной, зашла туда и там закрылась. Через матовое стекло в ощетиневшееся вешалками душное помещение настойчиво пробивалось весёлое летнее солнце. Мария открыла окно выходящее на небольшую лужайку окружённую ёлками и села на подоконник.
Пару месяцев назад, на Пасху случилось то, что ещё никогда так сильно не ранило её в этой жизни. И происшедшее с ней ещё долго будет мучить её и волновать воображение окружающих.

Мария выросла в христианской семье зыбких духовных устоев. Отец всегда шёл у кого-нибудь на поводу, будь это на работе, среди родни и знакомых, в церкви – он боялся возражать не веря ни в себя, ни в то, о чём мог бы думать. У матери, перенёсшей в молодости духовную травму, о которой знали многие, но никто, кроме неё самой и её родителей не знал причину, были постоянные депрессии выражавшиеся в замкнутости и безразличии к ближним.
Из далёкого, дошкольного детства у Марии осталось всего одно приятное воспоминание: они жили в России, ходили в добрую и дружную церковь и у них часто, из этой церкви, в гостях были люди поддерживающие вялую мать и способные выслушать боязливого отца. В то время в их семье было маломальское, но понимание. Искренняя и своевременная забота христиан, готовых нести и не замечать слабость родителей, делала её, не по годам умную и внимательную, счастливой. Но переезд в Германию перевернул для пятилетней Марии окружающий её мир с ног на голову: большая и чужая церковь, где заботы о слабых ближних существенно уступали разросшимся в социальном благополучии личным заботам, не замечала их нужды в духовном общении и любви. Из года в год их семья, словно по инерции, посещала становившуюся материально богаче и удовлетворённую самомнеием церковь. Сытость и уверенность в завтрашнем дне расползалась всюду: церковная парковка, переполненная в воскресные дни, блистала дорогими и шикарными машинами, зал лоснился от эксклюзивной отделки и мебели, светские беседы стали эталоном духовной этики. Бедных (неуверенный в себе отец всегда имел низкий заработок) и ничтожных (скомканная душевными муками мать) - их не только не замечали, но и обходили стороной.
Мария, её старший (они были погодки) брат и две младшии сестрёнки были абсолютной противоположностью своим родителям: бойкие и деловые, они, взрослея, стали привлекать к себе внимание окружающих. Но брат, не привязавшийся ни к родителям ни к церкви, после службы в морфлоте пересел на торговое судно, связываясь время от времени только с Марией и сухо сообщая ей о себе и своих карьерных продвижениях. Обе младшие сестрёнки 17-ти и 19-ти лет, сняв отдельную квартиру, не хотели ничего слышать о религии, и также тяготились родителями, хотя жизнь, на зло колким языкам, вели умеренно-благопристойную. Одна Мария всё ещё оставалась с родителями в старомодной квартирке, жалея мать и подбадривая отца.
Уже с юности она помогала в церкви с воскресной школой, играла в женском молодёжном духовом оркестре, пыталась быть своей. Её отличительной чертой была инициативность, за которую, пока она была мала, отвечали перепуганные нравоучениями церковной властью родители, а повзрослев – её саму вызывали для выговора на совет старейшин. Её идеи спонтанной уличной евангелизации без ведома и одобрения церковного совета, да ещё с самовольным привлечением других молодых людей, вредили репутации солидного религиозного общества, а пения в онкологических отделениях близлежащих больниц вызывали негодование больничного персонала, омрачающих своими звонками жизнь прилежным христианам. Нет, это не значит, что церковь вела «закрытый» образ жизни, напротив – даже очень бойко всюду заявляла о себе, но, и это было главным требованием – всё с согласия и под руководством начальствующих духовников. Отец умолял Марию успокоиться и быть как все. Марии, уже достаточно побитой, пришлось смириться перед общим неприятием, что дало повод задуматься о своём будущем и какой-нибудь другой церкви.
Но внимание к себе Мария привлекала не только своей непоседливой и деятельной натурой, но и своей внешностью: высокая и изящная на столько, что почти ни кто не сомневался в том, что она просто «живёт» в спортзале, хотя ни когда, не считая школы и учёбы, спортом не занималась; а на её красивом лице даже самая отъявленная завистница не могла найти достойного для сплетен и интриг изъяна. Неудивительно, что за глаза её называли «амазонкой» - с презрением ревнивые девчата, но с восхищением нерешительные парни. Конечно, был и вопрос: почему это такая заметная девушка в свои двадцать четыре полных года всё ещё ходила в девках? На этот вопрос самой Марии, в разговоре «по душам», ответила её лучшая подруга, та самая Ольга, со всей присущей ей прямолинейностью: «Ты, Мария,- сказала она так, словно пересказывала давно всеми прочитанное и всем известное,- хотя и стала прекрасным лебедем, но накрепко привязанным к «гадкому», определённым этим обществом, характеру и к «гадкой», опять-таки в глазах этого религиозного общества, семейству. Со стороны ты смотришься сногшибательно, но «приглядевшись» к тебе, люди нашего общества, просто не могут не видеть все эти мнимые уродства. Ты – другая и стараешься это подчеркнуть.»

Теперь о главном: в пятницу, за два дня до Пасхи, после молодёжного собрания, когда на парковке у церкви все наперебой решали куда в это позднее время поехать поесть, Марию отозвал в сторону Руди. Этот высокий и сильный молодой, на пару лет старше Марии, человек с нагловатыми и надсмехающимися глазами, был желанным женихом многих девушек их церкви. Всегда занятый, он редко появлялся на молодёжном собрании, чем каждый раз, когда всё же удостаивал молодёжь своим вниманием, вызывал всеобщий восторг большинства присутствующих. Его отец, не занимающий ни какой должности в церкви, тем не менее был всем известен и уважаем из-за своего серъёзного и успешного бизнеса.
Отведя девушку за угол церкви, Руди, сменив на лице выражение снисходительности на заинтересованность, бесцеремонно заявил:
-У меня в ресторане столик на двоих заказан, и я подумал, что ты подойдёшь мне для компании.
Мария, на мгновение оторопев от заносчивой самоуверенности этого, всегда неприятного ей человека, для начала отстранила его, подошедшего к ней совсем близко, на расстояние вытянутой руки. Конечно, некоторые, по самым скромным подсчётам, девушки из молодёжи, просто были бы безумно счастливы от такого предложения и внимания к ним этого повесы местного значения. И их бы не смущали его бездуховность, наглость, самовлюблённость, их бы не волновали найстойчивые слухи о его быстротечных и бурных романах. Нет, людям, находящимся в положении его отца и его самого, прощаются многие шалости и ошибки... Но Мария была человеком вне этого общества и поэтому имела привычку поступать по своему.
-А почему ты решил, что меня заинтересует твоё предложение?- спросила она, не сводя с него глаз.
-Что?- усмехнулся он и было видно, что этот новоявленный ухажёр был готов к подобной реакции на предоставленное им этой девушке внимание.
-С какой стати я должна куда-то с тобой ехать?
-Ты не хочешь познакомиться со мной по-ближе?- В голосе Руди послышалась издёвка.
Мария вызывающе улыбнулась.
-Во-первых – я знаю тебя с детства и ты во мне восторгов ни когда не вызывал и ты это прекрасно знаешь сам,- твёрдо сказала она.- И во-вторых – я не знаю, что ты там задумал, но неужели ты и вправду подумал, что я соглашусь на твоё предложение?
Само собой разумеется, что подобный нелестный диалог двух молодых людей имел основания для антипатии по крайней мере для одной из сторон: отец Марии работал на отца Руди, где подвергался частым оскорблениям и насмешкам как со стороны самого работодателя, так и со стороны других работников, в том числе и удачливого красавчика Руди – заместителя своего родителя. Даже был очень неприятный для всех случай, когда брат Марии, сразу после службы в Армии, ходил заступаться за отца к нему на работу: отец Руди его быстро успокоил, пригрозив полицией и адвокатами. В церкви, возмущённой этим, из ряда вон выходящим случаем, нагоняй получили родители Марии, устроившие затем истерику дома – что как раз и послужило тому, что их сын ушёл из дома. Оскорблённый этим случаем бизнесмен отныне ассоциировался с образом почти гонимого за веру...
-Я тебя чем-то не устраиваю?- недобро сверкнув глазами спросил Руди.
-А ты не думал о том, что ко многим из церковной молодёжи, особенно к девушкам, ты относишься как к бездушным вещам, которыми можешь пользоваться по своей прихоти?
-А тебе не всё равно?- По его лицу пробежала волна гнева.- Я к тебе нуважительно обратился? Ты решила из себя строить недотрогу?
Может, оно так и выглядело со стороны, если бы двумя днями раньше он не толкнул больно её отца на поддон с готовой продукцией и не пугал его уже третий день о возмещении ущерба. Но даже не это так возмущало Марию, но как то, с каким цинизмом он иногда пальцем тыкал в сторону девушек оценивая их физические достоинства и советуя своим друзьям. Мало кто придавал этой распущенности значение, умиляясь его современной открытостью.
-Мой ответ – нет,- нашла в себе силы наконец-то спокойно ответить Мария.- Я с тобой в ресторан не еду.
Она обошла его с гордо поднятой головой и вернулась к подругам. Ни от кого не скрылось их недолгое отсутствие.
Если бы Мария знала истинные по отношению к ней мотивы Руди, то никаких сомнений в правильности своего с ним поведения у неё не осталось.

Хотя Руди и готовился к подобной реакции этой странной красотки, но, имея в себе зачатки психопата, он был просто не в себе от негодования, не получив, пусть и воображаемого, желаемого. Сверкнув ей вслед своими красивыми и выразительными глазами, он вовремя сообразил натянуть на лицо маску благодушия, когда тоже вышел из-за угла церкви на парковку. Вилли, как бы его друг, смотрел на него с ухмылкой – было понятно, что девка ему отказала и его позёрство потерпело неудачу. Он облажался на виду у всех – как раз при том факторе, который должен был повлиять на решение Марии – девушки очень боятся опозориться публично, особенно в отношениях с парнями. Но и на этот случай у Руди был тщательно проработанный план, который он запустит в виде возмездия этим же вечером. Обид он не прощал. Благо он имел здесь достаточно болтливых родственниц и поклонниц, которые будут рады экспансировать любые, связанным с ним истории.
Банальный выпендрёж грозил вылиться в серъёзную тему – от нахлынувшего удовольствия Руди даже руки потёр.
-Она – не её папаша-слюнтяй?- риторически спросил Вилли.- У неё коготки даже на языке. Я ведь говорил.
Но даже прозорливому Вилли было не дано видеть всей той картины отмщения, которая была задумана в голове Руди. Руди был доволен неведением тех, кто, типа, всё знал и кому он, типа, доверял.
Кроме Вилли у машины Руди стояли ещё двое – тоже, типа, близких друзей – подленький, но дорожащий доверием окружающих Ален и туповатый, но преисполненный самомнения Юрка. Это был их, на зависть всем, клан избранных.
-Ты заявил, что ещё до Пасхи унизишь эту амазонку, как и её отца недавно,- подтрунил над другом Ален.- Послезавтра праздник.
Как раз об этом Руди напоминать было и не надо - слова Марии, которые донесли до него переносчики после его недавних издевательств над её отцом: «Глумление над слабыми – признак душевной ущербности и трусости» - всё ещё стучали в его голове молотом гнева и требованием возмездия.
-Ты будешь удивлён тем, как я держу своё слово,- серъёзно заверил его Руди.
Отец Марии, работающий уже много лет на его отца, в котором осознание собственного ничтожества и унизительное раболепие заложенные, казалось, с самого рождения, всегда бесил Руди. На небольшой отцовской фирме, занимающейся предварительной обработкой металлоизделий, больше половины рабочих были членами их церкви, и никому никогда не приходило в голову заступиться за этого никчёмного человека – такой он был никудышной и безвольной личностью. Руди, начав после института работать у отца, с энтузиазмом перенял родительское увлечение моббингом (травлей) отца Марии. Для коллектива эти унижения одного из них были для других отдушиной и неким успокоением – избранный шефом козёл отпущения отводил его нездоровое увлечение от них, внося разрядку в производственные отношения. Но молодой и энергичный Руди пришёл к тому моменту, когда наскучивает вымещать свои профессиональные промахи на одном и том же человеке... К тому же Мария, вызывая в нём своей внешностью животный восторг, раздрожала своей стойкой натурой – абсолютно противоположной своему отцу. Желая её ещё с юности, он прекрасно понимал, что не получит её. Поэтому последнее унижение её отца было нацеленно именно на неё с таким расчётом, что оно будет у всех на языке и заставит её пылко отреагировать, что и приведёт уже к театральной обиде несчастного Руди.
И ещё он не забыл о том, как два года назад, когда её брата исключили из церкви за то, что тот заступился за отца и этим причинил моральные страдания владельцу фирмы и его перепугавшемуся сынку, она, оказавшись наедине с Руди, сказал: «Ты, как и твой отец – бездуховный психопат без Бога в голове. Подумай над этим.» Она знала его тайну и он её за это ненавидел!.. И до безумия желал...

Лицемерие, ложь, клевета – этим оружием пользуется дьявол, когда не может пролить кровь. И лукавы те утверждения, что обман и предательство менее губительны для душ человеческих, чем физические насилия и убийство. Напротив – перед лицом смерти человек зачастую взывает к Богу, а попав в сети лцемерия и фарисейства забывает о правде. Ведь человек – существо греховное и всегда ложью клонимое ко злу. И чем грандиознее ложь – тем больше склонен верить в неё человек. Такова натура безбожия. Таково безбожье в натуре человека...
Руди интуитивно понимал, что чем больше предоставит подробностей для сплетней о Марии, тем вернее будет клевета, тем реальнее станет ложь. Отец обязательно оценит его труды в унижении никчёмных и зловредных людишек! К тому же чьим словам поверят больше: того, кто уважаем в обществе, перспективен на будущее в угоду амбициям и действительно успешен, или той, которая всегда была в этом обществе чужой и осквернённой своим родством с крайним убожеством?! Верно! Реально смотря на вещи и людей (пусть даже условно религиозных) с их пороками и духовным невежеством, то церковь (опять таки её плотской импульсный стержень) приняла историю Руди на веру:

-Вы ведь прекрасно знаете её – эту бешенную амазонку,- начал издалека пренебрежительно, но тем не менее доверительно разглогольствовал в субботу вечером, накануне Пасхи, Руди перед своими двоюродными сёстрами и их болтливыми подружками. Большая и уютная столовая в доме многодетной семьи его тётки по матери как раз создавала соответствующую атмосферу для интимных откровений.- Она решила, что я должен на ней жениться! Она, видишь ли, единственное совершенство среди молодых девушек нашей церкви!
От такого заявления девушки ахнули и вытаращили глаза.
-И это мало того, что твой отец её отца у себя содержит и деньги за безделье платит!- возмутилась одна из кузин.
-Это ж какая наглость!- поддержала другая, всегда гордившаяся таким видным, хватким и самостоятельным кузеном.- Это у них семейное – вешать себя на шею другим!
Шесть пар любопытных девичьих глаз уставились на жертву подлой любви в предвкушении дальнейших подробностей.
-Я не люблю, да и не имею права судить людей,- защищая свою ложь постулатами христианской добродетили, заявил Руди.- Но то, что мне недавно стало известно о ней, просто не вяжется с тем образом порядочности, который она выставляет всем нам на показ.
Руди, многозначительно покачав вслед своим словам головой, отпил хорошо заваренного чаю из своей чашки. Вы удивитесь, но он сам верил в то, о чём рассказывал!
-Есть все основания верить тому, что она имела, по крайней мере, одну серъёзную связь с мужчиной,- продолжил доверительным тоном Руди.- И теперь, потеряв невинность, она, как я уже сказал, требует!, чтобы я на ней женился! Последние две недели она мне просто не давала проходу: звонила, писала смс-ки, подкакрауливала после работы у дома! Я из-за неё в церкви боюсь появиться! Я пою гимны и оглядываюсь, чтобы не попасть в её липкие лапы!
-Вот ведь ж нашла кого домогаться!- гневно воскликнула кузина.- Ей что – других не хватает?
-Другие – не наш Руди!- ответила другая кузина.- У него ведь и деньги, и дом, и карьера!
-Да и глаз от него не оторвёшь!- добавила первая.
С таким заявлением спорить было просто глупо, имея этот образец мужских достоинств прямо перед собой.
-О её поведении нужно сообщить лидерам нашей церкви!- решительно заявила одна из приглашённых на чаепитие девушек.- Пусть совет старейшин с ней разберётся!
Все девушки единогласно поддержали подобное разрешение проблемы домогательства несчастного парня. Руди знал, что именно к такому решению они и придут, но как раз не входящее в его планы и поэтому у него было заготовленно следующее:
-Так бы я сам сразу и поступил, мои дорогие заступницы,- сказал Руди, напуская на себя печаль, но не забыв обворожительно улыбнуться.- И вы бы даже не узнали, по крайней мере от меня, об этой неприяной истории. Уверен, что наши лидеры, по данной им мудрости, нашли бы достойный для меня выход из этой проблемы. Но...
Руди, как будто собираясь с мыслями и духом, потянулся за сдобой и несколько девичьих рук тут же ринулись помочь ему в выборе домашней выпечки. При этом глаза его слушательниц, после его важного «но», загорелись с ещё большей силой – ведь за такой скандальной историей следовало продолжение, смутившее самого Руди!
-Вы ведь помните – вчера вечером я отозвал её в сторонку, поговорить?
-Да, да, конечно!- подтвердили это событие все хором.
-Ну, так вот,- с грустью, но с намёком на самопожертвование продолжил Руди:- я снова обратился к её совести, перед лицом всей нашей молодёжи стоящей там, за углом, чтобы она перестала меня преследовать и задумалась о состоянии своей души.
Восторженные взгляды наивных слушательниц толкали его мощной жаждой зрелищ к продолжению истории. Тем более, в кои века услышишь такие признания от парня, особенно такого обворожительного и недоступного, как сам Руди?!
-И это сколько ты её терпел!- вставила свой комментарий одна из кузин и её маленький носик тревожно вздрогнул.
-Неужели она не раскаялась?- спросила другая.
-Она перешла к шантажу,- объявил Руди так, словно ему было стыдно за этот коварный умысел Марии.
Как Руди и предвидел – наступила короткая, но эффектная пауза, после которой все слушательницы стали наперебой вопрошать себя и своего героя:
-Да как она посмела? Где её совесть? Шантажировать Руди? Что за шантаж такой?
Пока девушки возмущались и негодовали, Руди подлил себе чаю и, дождавшись тишины, углубился в объяснения, не забывая покрывать себя печалью:
-Вы ведь помните ту ужасную историю с её братом?- спросил он и, дождавшись утвердительных и энергичных кивков, продолжил:- Я жестоко подрался с ним и дал достойный отпор этому... негодяю и дебоширу!
И снова клеветник и лжец сорвал с простушек восторженные взгляды.
-Я не мог не заступиться за своего отца и за его доброе имя! И...- Здесь Руди снова, для весомости слов и ощущения драмы, потребовалась пауза.- В этой драке я его хорошо помял...
-Ты был вынужден это сделать, дорогой Руди!- воскликнула с сочувствием и поддержкой в срывающимся голосе одна из кузин.
-Не вини себя за это!- поддержала героя другая кузина.- Твоя совесть чиста!
Мало кто признается в трусости, но и не каждый способен трусость переиначить в подвиг. В действительности Руди не дрался с братом Марии - он прятался от него в углу отцовского кабинета, отгородившись от опасности папиным столом. Брат Марии в тот раз никого не тронул.
-Взбучку, которую я устроил её братцу, она сняла на свой телефон и теперь грозится заявить на меня в полицию.
Руди знал, что в эту минуту в глазах доверчивых слушательниц он был бесподобен и идеален – благородный и мужественный герой уязвлённый подлостью завистников. В каком-то смысле он и вправду не имел в себе страха быть обличённым во лжи: во-первых, кто за это возьмётся? – Мария? – она никто!; во-вторых, с каких концов искать эту ложь? – она вот-вот сорвётся со многих языков, обрастая новыми подробностями!; в-третьих, и это самое страшное, он верил сам себе.
-И что ты будешь теперь делать?- робко спросила одна из приглашённых девушек.
-Я не боюсь ответить перед полицией, и не боюсь доносительства и клеветы этих людей, пробравшихся в ряды нашей прекрасной церкви!- с достоинством ответил Руди.
Ещё какое-то время девушки обсуждали увлечённо Марию, не забыв пропесочить и весь духовой оркестр состоящий из страшил, неудачниц и старых дев. Руди, смирённо попивая чай, не мог не нарадоваться энтузиазму добровольных мстительниц.

Про любовь (глава 3)Проза

Про любовь (глава 3)

Про любовь (глава 3)
Проза