РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
УРАЛЬСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ИНСТИТУТ ИСТОРИИ И АРХЕОЛОГИИ
С. А. Нефедов
КОНЦЕПЦИЯ
ДЕМОГРАФИЧЕСКИХ ЦИКЛОВ
Екатеринбург
Издательство УГГУ
2007
Ответственный редактор
доктор исторических наук, профессор Г. Е. Корнилов
Рецензенты
кандидат исторических наук, в. н. с. И. В. Побережников
доктор физико-математических наук, профессор В. Г. Пименов
Книга рекомендована к печати Ученым советом
Института истории и археологии УрО РАН
Нефедов С. А. Концепция демографических циклов. - Екатеринбург: Издательство УГГУ, 2007. – 141 с.
ISBN 5-8019-0133-7
Монография посвящена рассмотрению концепции демографических циклов, развитой в рамках современного неомальтузианства и демографически-структурной теории Дж. Голдстоуна. Проведя сравнительный анализ этих двух теорий, автор доказывает возможность их синтеза в рамках единой, модифицированной демографически-структурной теории. Исследуется также вопрос о связи модифицированной теории с концепцией диффузионизма.
Книга адресована специалистам-историкам, аспирантам и студентам вузов.
Наряду с описанием исторических событий, построение объяснительных моделей всегда являлось основной задачей исторического исследования. Для современного этапа развития отечественной исторической науки характерен переход от идейной монополии одной объяснительной модели к теоретическому многообразию. Апробируются новые методологические подходы и дается новое осмысление концепциям, получившим распространение в западной историографии XX века, систематически издаются сборники, посвященные теоретическим проблемам исторических исследований[i]. Среди концепций, апробирующихся отечественными историками в последние десятилетия, можно назвать цивилизационный подход, теорию модернизации, теорию мир-систем И. Валлерстайна[ii].
К числу новых для отечественной исторической науки теоретико-методологических подходов следует отнести концепцию демографических циклов, разработанную в рамках «неомальтузианства». Известно, что неомальтузианство как объяснительная модель исторического процесса сформировалось в середине XX века и достигло наибольшей популярности в 70-х годах прошлого столетия. Эта модель в значительной степени была обязана своим развитием демографическому росту, наблюдавшемуся в развивающихся странах и очевидной связью этого роста с распространением бедности, с социальными конфликтами и революциями. Неомальтузианство искало и находило в прошлом те явления, которые наблюдали социологи в развивающихся странах, и, анализируя их, искало пути решения современных проблем – таким образом, этот подход был чрезвычайно актуален для западных историков, социологов и политиков. Характерно, что такие известные историки как Фернан Бродель, Эммануэль Ле Руа Ладюри, Эрнест Лабрусс видели в мальтузианских демографических циклах фундаментальную закономерность исторического процесса.
Однако в силу идеологических причин неомальтузианство не пользовалась популярностью среди советских историков. Более того, в некоторых своих существенных чертах неомальтузианская теория оставалась неизвестной для большей части отечественных специалистов, не пытавшихся применять этот подход для объяснения событий отечественной истории.
В конце XX века дальнейшее изучение демографических циклов привело к появлению новой объяснительной модели исторической динамики для периода раннего Нового времени – демографически-структурной теории Джека Голдстоуна. Восприняв многие положения неомальтузианской теории, демографически-структурная теория предлагает новый, более детализированный, подход к объяснению динамики социально-экономического развития в XV-XIX веках. В отличие от классического неомальтузианства, рассматривающего демографическую динамику усредненного «населения», демографически-структурная теория изучает демографическую и социальную динамику в структуре «государство-элита-народ».
Таким образом, на сегодняшний день в рамках общей концепции демографического циклизма имеются две дополняющие друг друга теории – неомальтузианская теория демографических циклов и демографически-структурная теория. Естественно, задача содержательного анализа теорий демографического циклизма, установления связи между этими теориями и их синтеза представляется весьма актуальной.
Сложность рассматриваемой проблемы не раз побуждала автора обращаться по конкретным вопросам к консультациям специалистов. В этой связи автор считает своим долгом выразить искреннюю благодарность В. В. Алексееву, Д. В. Гаврилову, Л. Е. Гринину, Ч. Даннингу, В. В. Канищеву, Г. Е. Корнилову, А. В. Коротаеву, Б. Н. Миронову, И. В. Побережникову, Б. Ренеру, Н. С. Розову. Мы благодарны также руководителю Центра экономической истории при историческом факультете МГУ Л. И. Бородкину и всем специалистам, принявшим участие в обсуждении отдельных положений этой работы на семинарах Центра.
Глава 1. Классическая неомальтузианская теория
1.1. Основы концепции демографических циклов
Влияние демографического фактора на течение исторического процесса отмечалось многими философами, начиная с античных времен. В трудах Платона, Аристотеля, Хань Фэй-цзы рост численности населения связывался с опасностью перенаселения, которое приводило к нехватке пахотных земель, к недостатку продовольствия, бедности, голоду и восстаниям бедняков[iii].
«Прежде всего, сохраняйте установленную численность населения[1], - обращается Платон к гражданам идеального государства, - затем сохраняйте размеры и величину имущественного надела»[iv].
«Устанавливая норму собственности, - поясняет Аристотель, - нужно также определить норму для числа детей; ведь если число детей будет превосходить размеры собственности, то закон о равенстве наделов неминуемо утратит свою силу... Если же оставить этот вопрос без внимания, что и бывает в большей части государств, то это неизбежно приведет к обеднению граждан, а бедность - источник гражданской войны»[v].
«В древности ... усилий не прилагали, а для жизни хватало, - писал в III веке до н. э. великий китайский философ Хань Фэй-цзы, - народ был малочисленным, а запасов было в избытке ... Ныне же иметь пять детей не считается слишком много, поэтому-то народ такой многочисленный и испытывает недостаток в припасах, трудится изо всех сил, а пропитания на всех не хватает. Поэтому в народе идет борьба...»[vi]
«Нынешние ученые мужи, - добавляет он в другом месте, - говорят об управлении чаще всего так: дайте бедным и неимущим землю, чтобы обеспечить тех, у кого ничего нет»[vii].
Исторический опыт привел китайских ученых-«шеньши» к ясному пониманию опасности перенаселения: они постоянно наблюдали его последствия и делали соответствующие выводы. В 1793 году сановник Хун Лянцзи представил императорскому двору трактат с предупреждением о грядущих бедствиях. «Количество земли и жилья может увеличиться в 2 раза, в крайнем случае, в 3-5 раз, в то время как население возрастет в 10 или в 20 раз… - писал Хун Лянцзи. - Знает ли природа средства от перенаселения? Наводнения и засухи, болезни и эпидемии – вот что предлагает нам природа в качестве лекарства…»[viii] Китайский сановник говорил о грядущем наступлении голода и предупреждал, что многие не согласятся тихо умирать на дорогах, что, в конце концов, начнутся восстания[ix].
Начало исследования проблемы перенаселения в новое время связано с именем основателя демографической науки Томаса Роберта Мальтуса. Главный постулат Мальтуса заключался в том, что «количество населения неизбежно ограничено средствами существования (means of subsistence)»[x]. Однако великий закон природы состоит «в проявляющемся во всех живых существах стремлении размножаться быстрее, чем это допускается находящимся в их распоряжении количеством пищи». Это приводит к нехватке продуктов питания, что отражается в развитых обществах в росте цен и ренты, падении реальной заработной платы и уменьшении потребления низших классов. Уменьшение потребления, в свою очередь, влечет приостановку роста населения или его сокращение до уровня, определяемого средствами существования (или ниже его). Пищи теперь становится достаточно, заработная плата возрастает, потребление увеличивается - но затем процесс повторяется: «возобновляются прежние колебания, то в сторону возрастания, то в сторону уменьшения населения»[xi].
Рис. 1 Демографические циклы по теории Мальтуса-Рикардо: рост населения вызывает рост цен и рент и падение заработной платы и потребления. Когда потребление становится ниже прожиточного минимума, начинается кризис и численность населения снижается, цены падают, потребление возрастает. Затем цикл повторятся.
Идеи Мальтуса были восприняты крупнейшими экономистами «классической школы» (А. Смит, Ж. Б. Сэй, Дж. Милль и др.). Давид Рикардо включил эти положения в разработанную им теорию заработной платы, вследствие чего вся теория получила название мальтузианско-рикардианской[xii]. Важно, что и Мальтус, и Рикардо изначально говорили о повторяющихся колебаниях численности населения, то есть о демографических циклах. При этом колебания численности населения должны были сопровождаться колебаниями цен, земельной ренты, прибыли и реальной заработной платы, что приводило к представлениям о колебательном характере экономического процесса в целом (рис. 1).
Первая мировая война, голод и революции 1917-1922 годов дали идеям Мальтуса новую жизнь. Выдающийся экономист Джон Мэйнард Кейнс, проанализировав данные статистики, показал, что накануне войны в Европе наблюдались признаки перенаселения, что именно перенаселение в конечном счете вызвало Первую мировую войну и революцию в России.
«Население европейской России увеличилось еще в большей степени, чем население Германии, - писал Кейнс. - В 1890 году оно было меньше 100 млн., а накануне войны оно дошло почти до 150 млн.; в годы, непосредственно предшествующие 1914 году, ежегодный прирост достигал чудовищной цифры в 2 миллиона... Великие исторические события часто бывают следствием вековых перемен в численности населения, а также прочих фундаментальных экономических причин; благодаря своему постепенному характеру эти причины ускользают от внимания современных наблюдателей... Таким образом, необычайные происшествия последних двух лет в России, колоссальное потрясение общества, которое опрокинуло все, что казалось наиболее прочным... являются, быть может, гораздо более следствием роста населения, нежели деятельности Ленина или заблуждений Николая... Голод, который приводит одних к летаргии и безнадежному унынию, вызывает в людях иного темперамента расстройство нервов и истерию, доходящие до безумного отчаяния. Доведенные до крайности, они могут уничтожить последние остатки организации и саму цивилизацию...»[xiii]
Кейнс призывал США ради спасения Европы от голода и революций оказать европейским государствам неотложную помощь - эта идея была реализована в так называемом «Плане Дауэса».
Сходных идей о причине Первой мировой войны придерживался известный социолог Питирим Сорокин. «Не требует доказательства тот факт, что Европа, взятая в целом, не была самодостаточна в продовольственном отношении: она не производила и не производит нужного ей количества ни хлебных продуктов, ни мяса. Недостаток покрывался ввозом из других частей света: Америки, Азии и т.д. Отсюда вполне понятным становится, какое значение для ряда государств имеют заморские колонии, служащие для них не только рынком, но, прежде всего житницей, без которой они существовать не могут. Этим и объясняется, почему такие государства, как Великобритания и Германия, заинтересованы в колониях, и почему борьба за них была одной из основных причин последней войны». Привлекая статистические данные, П. Сорокин показал, что душевое производство зерновых по всему миру перед войной не превосходило 18 пудов, а производство картофеля – 6 пудов, то есть потребление находилось на уровне голодного минимума. Если же учесть неравенство в потреблении, то это означало, что многие миллионы людей жили в условиях постоянного недоедания. «Помочь могло только уменьшение населения. И оно должно было произойти – в результате вымирания от голода и эпидемий, кровопролитных войн или, наконец, в результате всего этого вместе… Невидимый дирижер “господин Голод” сделал свое дело и еще продолжает его делать. Война же вызвана, если и не исключительно им, то все равно позволяет старику Мальтусу торжествовать: его теория, если и не в деталях, то, по крайней мере, в основных ее тезисах подтверждается»[xiv].
Послевоенные годы ознаменовались попытками найти теоретическое подтверждение мальтузианской концепции. Мальтус полагал, что падение темпов роста населения с уменьшением потребления является законом природы, и в 1920-х годах эта связь была подтверждена биологическими экспериментами. Американский биолог и демограф Раймонд Пирл показал, что изменение численности популяций некоторых видов животных описывается так называемым логистическим уравнением (подробнее см. ниже, п. 2.1). Решением этого дифференциального уравнения является логистическая кривая (рис. 2.).
Рис. 2. Логистическая кривая и кривая душевого потребления.
Поведение логистической кривой показывает, что поначалу, в условиях высокого потребления, численность популяции быстро возрастает. При избытке ресурсов рост популяции может какое-то время не сопровождаться падением потребления, но затем появляется нехватка пищи и потребление начинает падать. Падение потребления приводит замедлению роста населения, и, в конечном счете, численность населения стабилизируется вблизи асимптоты, соответствующей максимально возможной численности при минимальном потреблении – так называемой емкости экологической ниши. Это состояние «голодного гомеостазиса» в действительности оказывается неустойчивым, колебания природных факторов могут привести к резкому уменьшению численности популяции, после чего начинается период восстановления в новом цикле[xv]. Таким образом, «логистические циклы» в популяциях животных имели, в принципе, ту же природу, что и мальтузианские демографические циклы. Впоследствии теория популяционных циклов стала одним из важных разделов новой науки, экологии[xvi]; она привлекалась последователями Мальтуса как один из аргументов, подтверждающих его теорию[xvii].
1.2. Обнаружение демографических циклов в истории Европы и Китая
Мальтус пытался выявить постулированные им циклы в реальной истории и, привлекая данные о реальной заработной плате в Англии в XVI и XVIII веках, утверждал, что падение потребления в эти периоды, должно быть, объясняется ростом населения[xviii]. Однако состояние демографической статистики в XIX веке не позволяло подтвердить теорию с помощью реальных данных о численности населения в странах Европы. Традиция проведения переписей населения с давних времен существовала лишь в Китае. В 1933 году работавший в Харбине русский экономист Е. Е. Яшнов опубликовал небольшое исследование «Особенности истории и хозяйства Китая»[xix]. Ссылаясь на выявленную Д. С. Ли[xx] цикличность внутренних войн в Китае, Е. Е. Яшнов объяснил эту цикличность действием демографического фактора и дал первое описание механизма демографического цикла в истории человеческого общества. «Совершенно очевидно, что за время длительных междоусобий и частых визитов голода и эпидемий, характеризующих заключительные периоды больших циклов, внутренний строй китайского хозяйства переживал большие изменения, - писал Е. Е. Яшнов. - Количество населения в центральной части страны более или менее заметно сокращалось, здесь немало засевавшихся ранее земель оказывалось заброшенными… В результате наступивший спокойный период (начало нового большого цикла) Китай встречал с уменьшившимся населением… Увеличивалось количество предлагаемой в аренду земли, и т.к. спрос на нее понижался, то арендные ставки заметно уменьшались. Вообще, эти моменты надо признать самыми благоприятными для крестьянства. Оно пользовалось сравнительным земельным простором, низкой арендной платой и льготным обложением… и сравнительно редко страдало от массового голода… Собственное землевладение крестьян в этот период возрастало. Но на сцену немедленно выступало действие прироста населения, стимулированное наступившим спокойствием и общим сравнительным достатком. Долгое время оно уравновешивалось приведением в порядок разрушенных за время предшествовавшего кризиса оросительных систем и устройством новых, возобновлением распашки заброшенных полей… Но в конце концов рост населения неизбежно начинал обгонять рост продукции. Налоговое бремя возрастало, благодаря увеличившемуся спросу на землю, возрастали и арендные ставки. Остававшаяся у крестьян часть их продукции медленно, но неуклонно начинала убывать… явно намечалось понижение жизненного стандарта деревни. Снова начинало процветать обезземеливание крестьян… Все большее число бедных, наименее устойчивых крестьянских хозяйств становились дефицитными. Их население уже не могло кормиться от земледелия и, за неимением другой работы, понемногу образовывало кадры, готовые стать источником внутренних потрясений. Таким образом, можно думать, что по мере углубления кризиса изменялся и состав населения в сторону более быстрого роста его внеземледельческих слоев. С одной стороны, деревня отслаивала лишние для сельскохозяйственного производства рабочие руки, с другой стороны, город, в результате постепенного усложнения правительственного и промышленно-торгового аппарата втягивал в себя все большие и большие массы населения. Следовательно, по мере течения цикла, плечи крестьянства оказывались обременены непрерывно возраставшей тяжестью… Оно вынуждалось отчуждать все большую и большую часть продукции на содержание внеземледельческих слоев, что прежде всего отражалось на росте налогов и арендной платы… В сфере идеологии это предопределяло тяготение к схемам более или менее социалистического характера, причем наблюдались попытки их претворения в жизнь. В конце концов, это неизбежно вело к гражданским войнам… В результате, во вторую (меньшую) половину большого цикла… Китай представлял собой как бы кипящий котел. Он горит в почти беспрерывном огне гражданской войны, распадается на ряд независимых, враждующих друг с другом государственных образований и даже завоевывается частично или полностью соседями. Население центра убывает, оросительные системы разрушаются, посевные площади сокращаются, число случаев массового голода угрожающе растет…»[xxi]
Е. Е. Яшнов полагал, что демографические циклы определяют ход не только истории Китая, но всей человеческой истории. «Здесь необходимо подчеркнуть следующее. Если наличие циклических тенденций в истории будет с несомненностью установлено хотя бы для одной какой-нибудь страны, то в силу этого придется признать, что они свойственны и человеческой истории вообще, так как их первопричина коренится в основных и всеобщих условиях жизни человеческого общества. Тот факт, что они не бросаются в глаза, доказывает не их отсутствие, а лишь их замаскированность посторонними влияниями… Работа в этом направлении обещает не только дать нам возможность глубже понять наше прошлое и настоящее, но и усилить способы предвидения будущего»[xxii].
Описание демографического цикла, данное Е. Е. Яшновым, в настоящее время можно считать классическим, однако с фактологической стороны идея цикличности не получила в работе Е. Е. Яшнова достаточного обоснования. Кроме того, опубликованная в Харбине книга Е. Е. Яшнова осталась вне поля зрения европейских историков и была незаслуженно забыта. Исследование демографических циклов проводилось в Европе независимо и основывалось на изучении материалов о хозяйственной жизни европейских стран.
Как отмечалось выше, для европейских стран имелось мало данных о численности населения, однако имелись данные о другом параметре колебательного экономического процесса – о ценах. Пионером статистического изучения ценовых колебаний стал французский исследователь Франсуа Симиан. В работе Симиана, опубликованной в 1932 году, было введено понятие «вековой тенденции», цикла, состоящего из фазы роста цен (фазы А или повышательной тенденции) и фазы убывания цен (фазы В или понижательной тенденции)[xxiii]. Симиан обнаружил в XVI веке повышательную тенденцию, а в XVII веке - понижательную тенденцию, но он не связывал эти ценовые тенденции с демографической динамикой. Продолжая разработку идей Симиана, Эрнест Лабрусс в 1933 году опубликовал более детальное исследование динамики цен и заработной платы во Франции - но так же вне связи с демографией[xxiv]. В 1934 году немецкий историк и экономист Вильгельм Абель установил, что в Европе имелся период «повышательной тенденции» в XIII - начале XIV века, сменившийся затем понижательной тенденцией в XV веке и снова повышательной тенденцией в XVI - начале XVII века. При этом повышение цен сопровождалось падением заработной платы и - как можно было судить по данным об отдельных областях - относительным ростом населения, периоды падения цен и роста заработной платы, наоборот, соответствовали периодам уменьшения численности населения[xxv]. В. Абель пришел к выводу, что эти процессы соответствуют положениям теории Рикардо, в том смысле, что именно рост населения вызывает рост цен и падение заработной платы, а уменьшение населения вызывает обратные следствия. Однако немецкий историк считал, что падение численности населения в середине XIV века было вызвано не перенаселением, а случайным и внешним фактором – эпидемией Черной Смерти 1348 года[xxvi].
Рис.3. Повышательная тенденция в 1450-1630 гг. в Германии по Абелю: рост населения вызывает рост цен на рожь (prix) и падение заработной платы (salaies). Цена ржи дана в рейхсмарках, а заработная плата (заработок дровосека в Геттингене) - в килограммах ржи. [франц. издание: Abel W. Crises agraires en Europe (XIIe –XXe siecle). Paris, 1973. P. 79].
Работы В. Абеля нашли широкий отклик в среде историков разных стран. Лондонский журнал «Ревю экономической истории» ввел рубрику «Ревизия экономической истории», в которой публиковались статьи, посвященные анализу экономических процессов XIII-XV веков и связи этих процессов с динамикой численности населения. Надо сказать, что до этого времени вопрос о масштабах потерь, принесенных Черной Смертью был далеко не ясным. В отсутствие статистических данных многие специалисты были склонны приуменьшать эти потери; преобладала точка зрения, что, несмотря на отдельные проблемы, экономика XIV столетия в целом развивалась поступательно. Работы М. Постана, К. Киполлы, К. Хеллинера, Д. Салмарша, Е. Перри, Ф. Лютге, Э. Кельтера и других историков на материале различных европейских стран показали истинные масштабы катастрофы. Прояснилась связь экономической динамики с ростом населения: было показано, что рост населения служил движущей силой роста экономики, что увеличение численности крестьян заставляло их производить распашки и осваивать новые земли; безземельные крестьяне уходили в города, что приводило к росту городов и ремесел. Сокращение численности населения, в свою очередь, вело к запустению деревень и сокращению пахотных земель[xxvii]. Возникло понятие «кризис XIV века», количество работ, посвященных данной тематике, быстро росло.
Следующий шаг в апробации мальтузианско-рикардианской теории был сделан английским историком Майклом Постаном. М. Постан показал, что катастрофа середины XIV века не была случайностью, что уже в начале этого столетия сельское хозяйство не могло прокормить растущее население, и голод 1310-х годов был первым симптомом наступившего перенаселения. М. Постану и Д. Титову удалось доказать, что после 1300 года наметились рост смертности и замедление демографического роста, которые объяснялись падением уровня жизни, что именно падение уровня жизни и постоянные голодовки подготовили почву для губительной эпидемии[xxviii]. Позднее было показано, что сокращение численности населения в начале XIV века (до эпидемии) имело место и в других странах. Таким образом, демографический цикл XI-XIV веков получил вполне мальтузианскую трактовку, зафиксированную в недавно вышедшем в свет шестом томе «Новой кембриджской истории средних веков»[xxix].
Еще одна проблема, стоявшая перед историками, заключалась в том, как судить о численности населения в отсутствие надежных статистических данных. В работе 1950 года Майкл Постан приводит свидетельства о резком увеличении реальной заработной платы, о падении цен и ренты после 1348 года и затем делает вывод о больших масштабах демографической катастрофы[xxx]. Здесь мы впервые видим пример обращения теории Мальтуса-Рикардо, когда, исходя из поведения экономических показателей, делается вывод о динамике численности населения. Впоследствии этот вывод был подтвержден данными демографии[xxxi].
В 50-х годах исследованием вековых тенденций занималось большое число историков в различных странах. На X международном конгрессе исторических наук в 1955 группа исследователей - М. Молла, М. Постан, П. Иогансен, А. Сапори и Ш. Верлинден - представила новое видение истории позднего средневековья с точки зрения теории вековых тенденций[xxxii].
В 1953 году появилась капитальная работа Р. Мунье «XVI и XVII века. Прогресс европейской цивилизации и упадок Востока (1492-1715)”[xxxiii]. Р. Мунье указал на демографическую природу вековых тенденций. В конце XV и в XVI веках отмечался рост населения, сопровождаемый освоением земель, заброшенных в период «Великой Чумы». По мере роста населения и сокращения фонда свободных земель росли цены и падала реальная заработная плата. В конце XVI века вновь появились признаки перенаселения, участились голодовки и эпидемии, рост населения прекратился. В первой половине XVII столетия в некоторых странах отмечалось значительное сокращение численности населения; экономика Европы находилась в состоянии упадка. Во второй половине столетия возобладала понижательная вековая тенденция, цены стали падать, а реальные доходы – расти.
Характерной чертой работы Мунье является установление зависимости между экономическими и социальными процессами. Мунье показывает, как падение уровня жизни приводит к восстаниям, внутренним и внешним войнам – к так называемому «кризису XVII века». Главная мысль Мунье заключается в том, что спасителем от всех бед, принесенных кризисом, является абсолютная монархия. Абсолютизм изображается как носитель централизации, национального единства, народности, принципа эгалитарности, как единственный последовательный защитник общегосударственных интересов[xxxiv].
Одним из крупных достижений этого периода была работа Ф. Брауна и Ш. Хопкинс, построивших временные ряды цен и реальной заработной платы в Англии. График, построенный Ф. Брауном и Ш. Хопкинс был сопоставлен В. Абелем и Б. Слихером ван Батом с динамикой численности населения, и в результате получилась картина близко напоминающая теоретические построения Мальтуса и Рикардо[xxxv]. Мы приводим ниже (рис. 4) вариант графика Абеля с использованием последних данных о численности населения Англии[xxxvi]. П. Турчин добавил к этому графику кривую уровня мальтусовских «средств существования», или, на современном языке, емкости экологической ниши (К), которая равна тому количеству населения, которое может проживать на данной территории при распашке всех пригодных для обработки земель, средней для данного периода урожайности и потреблении по минимально возможной норме[xxxvii].
В традиционном обществе урожайность и емкость экологической ниши остается постоянной на протяжении многих столетий, и это жесткое ограничение придает демографическим кризисам характер катастроф.
Рис. 4. Численность населения и уровень потребления в Англии XII-XVIII вв. За уровень потребления взят усредненный по 30-летиям уровень реальной заработной платы лондонского каменщика (средний уровень XV века принят за 100).
Как показывает рис. 4 первый глобальный демографический кризис (обозначенный на графике буквой А) разразился в середине XIV века, он был ознаменован голодом, страшной пандемией чумы и крестьянским восстанием 1381 года. Кризис привел к гибели более чем половины населения Англии; в результате сокращения населения уровень потребления увеличился почти вдвое. После того как утихли эпидемии и стабилизировалась политическая обстановка (примерно с 1480 года), население стало расти, и участок С на графике подобен классической картине демографического цикла: население растет, а потребление падает.
К 1600-1630 годах потребление упало примерно на 40%, до критического уровня, на котором начался предыдущий кризис. Однако в это время начались аграрные преобразования, сопровождавшиеся повышением урожайности и расширением экологической ниши (участок D). Потребление стало увеличиваться – но экосистема все же не успела выйти из зоны неустойчивости, и Англии не удалось избежать кризиса, который ознаменовался гражданской войной середины XVII века и последующими эпидемиями (этот кризис обозначен на графике буквой В). Однако благодаря расширению экологической ниши катастрофы на этот раз не произошло, имело место лишь небольшое уменьшение численности населения, а затем - длительная демографической стагнация. За счет продолжающегося увеличения урожайности уровень потребления в этот период значительно возрос и почти достиг уровня, установившегося после первой катастрофы. Увеличение потребление способствовало возобновлению быстрого роста населения после 1730 года. В этот период рост урожайности уже не мог компенсировать рост населения и уровень потребления стал падать[xxxviii].
1.3. Неомальтузианство во второй половине ХХ века
В 50-х и 60-х годах XX века мальтузианская теория циклов нашла подробное отражение в обобщающих трудах Б. Слихера ван Бата, К. Чиппола, Д. Гласса и Д. Эверслея и других авторов[xxxix]. Большую роль в разработке этой теории играла французская школа «Анналов», в частности, работы Ж. Мевре, П. Губера, Ж. Дюби, Э. Лабрусса, Ф. Броделя, Э. Ле Руа Ладюри, П. Шоню[xl]. В 1958 году, подводя итог достижениям предшествующего периода, редактор «Анналов» Фернан Бродель заявил о рождении «новой исторической науки». «Новая экономическая и социальная история на первый план в своих исследованиях выдвигает проблему циклического изменения, - писал Ф. Бродель, - она заворожена фантомом, но вместе с тем и реальностью циклического подъема и падения цен»[xli]. В 1967 году вышел в свет первый том фундаментального труда Ф. Броделя «Материальная цивилизация, экономика и капитализм в XV-XVIII веках»[xlii].
«Если необходимы какие-либо конкретные данные, касающиеся Запада, - писал Фернан Бродель, - то я бы отметил длительный рост населения с 1100 по 1350 год, еще один с 1450 по 1650, и еще один, за которым уже не суждено было последовать спаду - с 1750 года. Таким образом, мы имеем три больших периода демографического роста, сравнимые друг с другом... Притом эти длительные флуктуации обнаруживаются и за пределами Европы, и примерно в то же время Китай и Индия переживали регресс в том же ритме, что и Запад, как если бы вся человеческая история подчинялась велению некоей первичной космической судьбы, по сравнению с которой вся остальная история была истиной второстепенной..» [xliii]
Из других наиболее известных изданий 60-х годов следует отметить книгу Эммануэля Ле Руа Ладюри «Крестьяне Лангедока», которая является наиболее полным исследованием социально-экономических процессов во французской деревне на основе концепции демографических циклов и вековых тенденций[xliv]. В 1967 году вышел в свет четвертый том «Кембриджской экономической истории Европы», в котором теория вековых тенденций представлена в разделах, написанных Ф. Броделем, Ф. Спунером и К. Хеллинером[xlv].
В 70-х годах теория демографических циклов получает освещение в энциклопедических многотомных изданиях, таких как «Экономическая и социальная история Франции», «История Италии»[xlvi]. В это время выходят в свет обобщающие работы М. Постана «Средневековая экономика и общество», «Очерк средневекового сельского хозяйства и общие проблемы средневековой экономики»[xlvii]. В 1976 году известный историк и экономист Рондо Камерон в своем обзоре достижений экономической истории писал о циклах европейской истории как о теории, получившей общее признание[xlviii].
В 70-80-е годы теория демографических циклов рассматривалась в рамках «неомальтузианства», однако необходимо отметить, что приверженцы этой теории в разных странах так и не выработали общей терминологии: они называли циклы «демографическими», «логистическими», «общими», «большими аграрными», «вековыми», «экологическими», подразумевая под ними одни и те же циклы, описанные Мальтусом и Рикардо.
Большое теоретическое значение имело появление в 1981 году исследования А. Ригли и Р. Шофилда «История населения Англии»[xlix]. Авторы восстановили динамику численности населения Англии с 1541 года и использовали полученные данные как экспериментальный тест для проверки теоретических положений мальтузианской теории. В результате этого исследования было подтверждено математическими методами наличие постулированной Мальтусом и Рикардо тесной связи между темпами роста населения, ценами и реальной заработной платой вплоть до времен индустриализации. Однако после того как английская индустриализация сделала заметные успехи, и был налажен массовый ввоз продовольствия из других стран в обмен на промышленные товары, эта корреляция исчезла. Таким образом, заключают А. Ригли и Р. Шофилд, сфера приложения мальтузианской теории должна быть ограничена традиционным допромышленным обществом[l]. Это важное обстоятельство отмечалось историками и раньше, и в частности, Э. Ле Руа Ладюри называл Мальтуса «пророком прошлого» – в том смысле, что его теория перестала действовать вскоре после опубликования его книги[li].
Тем не менее, авторы «Истории населения Англии» подчеркивали исключительную ценность мальтузианско-рикардианской теории для понимания динамики социально-экономического развития в доиндустриальную эпоху. «При отсутствии какой-либо теории, объединяющей социальные структуры и их динамику, историческое объяснение обречено быть неформальным и эклектичным… - писал Р. Шофилд. – Теория Мальтуса особенно хорошо подходит для объяснения исторической динамики, потому что она не только объединяет концептуальные элементы в структуру, но и явно рассматривает природу динамики этих структур. Теория не просто говорит, что демографические и экономические элементы, такие как прирост населения, цены продуктов питания… связаны, она изучает, как изменения в каждом из этих элементов воздействуют на изменения в других элементах»[lii]. Это важное преимущество теории Мальтуса делало возможным аналитическое описание постулированных закономерностей и построение экономико-математических моделей, описывающих реалии прошлого[liii]. В 1978 году известный экономист Рональд Ли провел экономико-математический анализ данных Ф. Брауна и Ш. Хопкинс и пришел к выводу о том, что они соответствуют постулатам Мальтуса[liv]. Постулаты мальтузианско-рикардианской теории были использованы в ряде появившихся в это время глобальных экономико-демографических моделей, в том числе в моделях Д. Форрестера, Д. Медоуза, М. Месаровича и Э. Пестеля[lv].
Рис. 5. Население и потребление в Центральной Африке[lvi].
Обостренное внимание уделялось связи мальтузианской теории с проблемой аграрного перенаселения в развивающихся странах. В капитальном исследование Д. Григга были проанализированы процессы перенаселения в западноевропейских странах в XIV и в XVII веках, исследовано их влияние на различные аспекты социально-экономического развития и проведено сопоставление с социально-экономическими процессами в странах третьего мира[lvii]. Как видно из графика на рис. 5, построенного нами по данным ФАО, динамика населения и потребления в обширном регионе Центральной Африки во второй половине XX века имела мальтузианский характер: рост населения сопровождался падением потребления.
Среди изданий 80-х годов мы можем отметить также книгу Ф. Броделя «Что такое Франция? Люди и вещи» и популярный учебник Р. Камерона «Краткая экономическая история мира» - обе эти книги переведены на русский язык[lviii]. Помимо трех описанных выше демографических циклов, Ф. Бродель и Р. Камерон рассматривали демографические циклы античности и раннего средневековья, таким образом, была сделана попытка представить всю историю Европы в виде чередующихся демографических циклов и объяснить социальные явления, исходя из демографических закономерностей.
Как отмечалось выше, Ф. Бродель утверждал, что Восток колебался в ритме демографических циклов синхронно Западу. Основанием для этого утверждения было обнаружение турецким историком О.Барканом демографического цикла в Османской империи, синхронного европейскому циклу конца XV – начала XVII веков[lix]. Однако Р.Камерон подвергал критике этот тезис Ф. Броделя, указывая на недостаток исследований по этой тематике[lx]. До сравнительно недавнего времени изучение этого вопроса ограничивалось работами израильского ученого Елеаху Аштора, исследовавшего циклы цен и заработной платы на Ближнем Востоке в раннее средневековье[lxi], а также несколькими исследованиями, с разной степенью детализации, рассматривавшими демографические циклы в Китае[lxii]. Далее, в главе III, будет подробнее рассказано о результатах автора в изучении демографических циклов на Востоке.
В 1996 году вышла в свет книга Дэвида Фишера «Великие волны», которая исследует ценовые волны не только в Европе, но и в Азии – но вне связи с демографическим фактором[lxiii]. Заметим также, что элементы мальтузианского подхода используются в теории мир-систем Иммануила Валлерстайна[lxiv]. Относительно недавно А. Франк и Б. Гиллс предприняли попытку продлить теорию мир-систем вглубь веков и выделили четыре больших цикла роста-упадка: доклассический (1700-100/50 гг. до н.э.), классический (100/50 гг. до н.э. – 200-500 г. н.э.), средневековый (200-500-1450/1500), и современный (с XVI в.)[lxv]. Это выделение также предполагает постулированную Ф. Броделем синхронность циклов на огромных территориях Евразии. Однако Дж. Ричардс, П. Турчин и Т. Холл убедительно показали, что синхронность в действительности отсутствует, например, в кризисном для Европы XVII веке Индия переживала подъем, а кризис наступил позже[lxvi].
В последнее время проблема влияния демографического фактора на исторический процесс разрабатывается группой российских историков, возглавляемой Э. С. Кульпиным. Э. С. Кульпин и его последователи создали новое научное направление, называемое социоестественной историей - эта научная дисциплина призвана изучать исторические события в неразрывной связи с экологией и демографией. Отдельные работы, выполненные в рамках социоестественной истории посвящены некоторым аспектам истории Китая, Египта и Японии[lxvii]. Группой Э. С. Кульпина была предпринята первая попытка создания социоестественной истории России[lxviii].
Однако объект изучения социоестесвенной истории иной, нежели у мальтузианско-рикардианской теории, и исследователи из группы Э. С. Кульпина не ссылаются на упомянутые выше работы западных специалистов. Социоестественная история изучает, главным образом, динамику населения в условиях экологических кризисов, то есть в условиях сокращающейся экологической ниши, в то время как классическая теория не рассматривает этот случай, полагая емкость экологической ниши примерно постоянной или увеличивающейся. В этой связи характерно, что Э. С. Кульпин, несмотря на фиксируемые переписями резкие колебания численности населения Китая, называет период I-XVII веков (поскольку в это время не было экологических кризисов) «временем относительной социально-экономической стабильности»[lxix].
В последнее годы изучение демографических циклов проводится с широким использованием экономико-математических моделей. Это новое направление исследования представлено, в том числе, в работах Дж. Комлоса, П. Турчина, А. В. Коротаева, С. Ю. Малкова, С. В. Циреля, а также в работах автора[lxx]. Особое значение имееет недавно вышедшая в свет монография А. В. Коротаева, А. С. Малкова и Д. А. Халтуриной, в которой авторы на основе математического моделирования дали общий анализ демографической динамики человества, а так же предствавили ряд конкретных прогнозов, в том числе касающихся социально-экономического развития стран Тропической Африки[lxxi].
В заключение необходимо упомянуть также и об основных направлениях критики неомальтузианства. Основное положение Мальтуса и Рикардо о том, что «количество населения ограничено средствами существования» и при ограниченности ресурсов рост численности населения вызывает падение потребления, редко встречает возражения. Однако некоторые авторы указывали на то обстоятельство, что рост населения даже в традиционном обществе влечет за собой совершенствование технологии и увеличение ресурсов[lxxii]. Кроме того, историки-марксисты отмечали, что количество «средств существования», находящихся в распоряжении населения, зависит от общественной системы, и в некоторых случаях государство и элита отнимали у народа до половины ресурсов[lxxiii]. Таким образом, мальтузианское ограничение «means of subsistence» – на современном языке, емкость экологической ниши – имело некоторую эластичность, что было существенно для анализа ситуации в определенный момент времени. Однако в принципе, (как отвечали на критику мальтузианцы), резервы совершенствования технологии или социальной системы в традиционном обществе, так или иначе, были ограничены и рано или поздно должно было наступить перенаселение.
Другое направление критики неомальтузианской концепции было связано с относительно слабой верификацией причин уменьшения численности населения. Многие критики полагали, что главной причиной упадка было не перенаселение и не долговременное падение потребления, а случайные факторы, такие как неурожаи, губительные эпидемии или вторжения завоевателей. Д. Григг указывает, однако, что неурожаи и пандемии бывали во все времена, но они оказывались катастрофическими лишь в периоды перенаселения, когда население не имело запасов продовольствия и было ослаблено постоянным недоеданием – то есть случайные факторы лишь усиливали эффект перенаселения[lxxiv].
Более важную роль могли играть долговременные климатические колебания, расширяющие и сужающие экологическую нишу. В одной из моделей Р. Ли было показано, что периодические колебания такого рода, в теории, могли объяснять уменьшение и увеличение численности населения, а через демографическую динамику – также и колебания в ценах и заработной плате[lxxv]. Однако Э. Ле Руа Ладюри показал, что реально зафиксированные климатические колебания не в состоянии объяснить демографическую динамику[lxxvi]. В дальнейшем (в п. 5.5) мы коснемся этого вопроса более подробно.
Еще одно направление критики было связано с «немальтузианским» объяснением сокращения численности населения – с тем обстоятельством, что фактором, резко увеличивавшим губительную силу эпидемий, было, возможно, не сколько недоедание, сколько характерная для периодов перенаселения скученность населения в городах[lxxvii]. Эта критика, однако, не опровергает мальтузианского положения о сокращении численности населения как реакции на перенаселение, а лишь показывает необходимость учета дополнительных факторов, ограничивающих экологическую нишу.
Библиографию работ, посвященных критическому анализу неомальтузианской концепции можно найти в книге Д. Фишера[lxxviii].
Глава 2. Теоретический анализ демографических циклов
2.1. Демографическая динамика земледельческого общества
Как отмечалось выше, в обсуждении демографической динамики аграрных обществ присутствует математический и экологический аспект. Этот аспект связан с тем обстоятельством, что мальтузианско-рикардианская теория (в отличие от многих других исторических концепций) допускает формализацию в виде экономико-математических моделей, то есть ее обсуждение может происходить на более высоком формально-логическом уровне. Проблемы, обсуждаемые в этом параграфе, касаются важнейшего для мальтузианской концепции вопроса: может ли эта теория в принципе объяснить наблюдаемые колебания численности населения и, в частности, уменьшение населения в последней фазе цикла? Как упоминалось в п. 1.3, критики неомальтузианства настаивают на том, что уменьшение населения имеет не эндогенный, а экзогенный характер.
В обычной методологии научного исследования в решении теоретических вопросов важную роль играет эксперимент. Однако поскольку эксперименты с численностью населения возможны только при изучении популяций животных, важную роль приобретают данные экологии; при этом демографы исходят из положения Мальтуса о том, что демографическая динамика в человеческом обществе в принципе является такой же, что и в сообществах животных, что естественный прирост увеличивается при росте потребления и уменьшается при его уменьшении. Это предположение, по-видимому, не справедливо для современного промышленного общества, но считается справедливым для традиционных аграрных цивилизаций.
Исходя из этого предположения, американские демографы Р. Пирл и Л. Рид провели комплекс экологических экспериментов и показали[lxxix], что для некоторых видов животных и насекомых процесс роста популяции в условиях ограниченности ресурсов описывается так называемым логистическим уравнением:
(1)
Здесь N(t) – численность популяции в момент t, r – максимальный естественный прирост в благоприятных условиях, K – максимально возможная численность популяции при данных ресурсах (вмещающая емкость экологической ниши), эту величину можно трактовать также как количество продовольственных ресурсов, деленное на минимальную норму потребления. Как отмечалось выше, решение логистического уравнения называется логистической кривой (см. рис. 2). Логистическая кривая сначала возрастает довольно медленно, потом рост ускоряется, но через некоторое время кривая приближается к асимптоте N = K , поворачивает и далее движется вдоль асимптоты. Поскольку продовольственные ресурсы остаются ограниченными, то по мере роста населения соответственно убывает душевое потребление (вторая кривая на рис. 2). В целом поведение логистической кривой соответствует мальтузианскому постулату о том, что при уменьшении душевого потребления рост замедляется.
Поскольку логистическое уравнение было выведено, исходя из многочисленных экологических экспериментов, то оно стало классическим инструментом экологии. Однако логистическое уравнение объясняет замедление роста, но не объясняет уменьшения численности популяции, поэтому экологи и демографы были вынуждены искать объяснения этим (наблюдавшимся как в популяциях животных, так и в человеческом обществе) явлениям во внешних факторах – в климатических изменениях, неурожаях, эпидемиях, войнах. Это была одна из главных причин того, что экзогенное объяснение колебательного процесса стало основой критики неомальтузианской теории. Как упоминалось выше, в одной из работ Р. Ли была построена математическая модель, в которой случайные воздействия объясняли демографические колебания в Англии[lxxx].
Таким образом, при исследовании демографических процессов математическими методами необходимо, в первую очередь, показать возможность эндогенных колебаний в системе, поведение которой описывается логистическим уравнением. При этом важно привлечь для объяснения этих колебаний специфику земледельческого общества, характер потребления которого отличается от характера потребления животных тем, что земледельцы потребляют производимые ими же ресурсы, то есть К не является постоянной величиной, а зависит от посевных площадей, которые, в свою очередь зависят от численности населения. Изучению динамики населения в земледельческом обществе с помощью математических моделей посвящено значительное количество работ[lxxxi]. Однако большинство их этих моделей достаточно сложны и включают в себя неопределенные параметры, изменение которых существенно влияет на поведение модели. В этом пункте мы предлагаем вниманию читателя простейшую дифференциальную модель, не имеющую неопределенных параметров, и поэтому однозначно описывающую поведение исследуемого объекта.
Пусть K(t) - запасы зерна после сбора урожая, исчисляемые количеством минимальных годовых пайков (один паек - это примерно 240 кг зерна), это то же самое, что и максимальная численность населения, которая может прокормиться на существующих запасах до следующего урожая. Площадь посевов, а следовательно, и урожай зависит от численности населения и при возрастании населения стремится к некоторой константе a, определяемой максимальной посевной площадью, находящейся во владении земледельческого сообщества. Мы будем считать, что урожай определяется формулой P=aN/(N+d), где a и d - некоторые константы. Для описания динамики населения используем логистическое уравнение (1), но добавим к нему еще одно уравнение для K(t). Поскольку за год расходуется N пайков, то прирост запасов будет равен
(2)
Итак, мы имеем простейшую систему двух дифференциальных уравнений (1)-(2). Эта система имеет положение равновесия, когда население и запасы остаются постоянными - это точка K0= N0 = a-d.
Если в формуле для dP/dN устремить N к 0, то мы получим a/d - урожай (в количестве пайков), получаемый одним земледельцем в благоприятных условиях (когда население мало и он может обработать максимальную площадь). Таким образом, величина q= a/d, показывает, сколько человек (включая и себя) может в благоприятных условиях прокормить один земледелец (или сколько семей может прокормить одна земледельческая семья). Из истории аграрных обществ известно, что q обычно колеблется в пределах 1.2< q 0 приводят к требованию
(5) N1 = (p-a) < N0 < (p-a)+c = N2
Обычные методы исследования динамических систем позволяют установить, что система (1)-(2) имеет характеристическое уравнение λ2 +rλ +q = 0, где
(6) q = rN0b2(N2 - N0)2/acf.
Дискриминант этого уравнения равен D = r2/4 – q. При этом возможны два случая.
1). Если q > r2/4, то D0, то q >0 и D
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
