– Рувим! Ну, кончай ты хныкать, как малолетнее дитя! Сказано тебе – нет Иосифа. Да, да, да! Мы его убили! Прикончили, как паршивого ягненка. И что теперь ты с нами сделаешь, а? Выдашь нас отцу? Ну, отвечай! Что?! Смотри, если так, то несдобровать тебе, так и знай! Тебя постигнет та же участь, та же участь!!! Всякий, кто встанет на моем пути, поплатится головой. Первородный сын! Как же... Не видать тебе первородства, как своих ушей! Понял? Понял, скотина? Только посмей...
– Хватит!!! – пророкотал Рувим и поднялся. Обеими ладонями он порывисто вытер мокрые щеки и уставился на сизого от ярости Симеона.
– Я ничего не скажу, – продолжал Рувим. – Только знайте, что грех за убийство брата будет тяготеть над вами всю вашу поганую жизнь!
– Ах, да ты еще и святоша? – прорычал Симеон сквозь зубы. – Ну, берегись!
И тут же тяжелый удар в челюсть заставил Рувима со стоном схватиться за ушибленное место.
– Ах так, значит?
Ответный бросок Рувима был еще более яростным, после чего Симеон мешком плюхнулся за землю. Пока он корчился внизу, делая попытки встать на ноги, Рувим разминал свои могучие кулаки, готовясь к борьбе не на жизнь, а на смерть.
Никогда раньше не дрались так между собой два старших сына Иакова. Не щадились ни зубы, ни глаза. Носы обоих были в крови. Обоюдные проклятия сыпались без остановки, всякий раз становясь все более изощренными.
Крепко спящие остальные братья не сразу смогли расслышать, что происходило снаружи. Но когда они повскакивали со своих постелей для того, чтобы разнять обезумевших от ненависти мужчин, те уже еле держались на ногах.
– Добейте его! Добейте! Чего вы еще ждете? Что, разве вам мало того, что он со мною сделал? Что вы, ослепли??! – кричал из последних сил Симеон, когда его оттаскивали несколько сильных рук.
– Нет уж. Даже с меня этого достаточно, – возразил Левий. – Уймись же ты, наконец, Симеон. Уймись! Если мы убили Иосифа, то неужели станем из-за этого убивать друг друга? Поразмысли своей бестолковой башкой.
Израненных и уже не сопротивлявшихся братьев разнесли по своим шатрам. Вновь воцарилась тишина.
Иссахар сидел у постели Рувима с опущенной головой. Его вздернутый нос повис сам собой, а поднятые плечи и ссутулившаяся спина то и дело вздрагивали.
Красивое лицо Рувима представляло из себя сплошную багровую опухоль. Его карие глаза заплыли воспаленными веками и почти не открывались, миловидный нос сильно увеличился в размерах, так как был перебит, полные губы, за которыми теперь не хватало нескольких зубов, выглядели, как кровавый кусок мяса. Но страшнее всего были муки совести. Они были ужаснее любых других страданий. И это было только начало.
Рувиму не сказали правду, чтобы он не наделал ненужных глупостей, и Иссахар был вдвойне отягощен этой мерзкой ложью, потому что любил Рувима больше остальных. Но раскрыть рот сейчас означало умереть. И поэтому он будет молчать. До тех пор, пока выдержит или пока ему не станет безразлична его жизнь.
Рувим сделал слабое движение рукой и, насколько смог, приоткрыл веки.
– Иссахар... – просипел он. – Ну... как?... Ну... как ты мог??...
И лишился чувств.
Прошел еще один бесплодный день. На ночь путники остановились в Вефиле. С ужасом и трепетом Иосиф заметил, что мадиамский караван идет тем же самым маршрутом, каким шел он сам, лишь в обратном направлении. Он приближается к дому! Неужели они не зайдут в Кириаф-Арбу? А если зайдут? Что ему делать? Что же ему делать?!! Иосифа охватила паника, вызванная ужасом собственной беспомощности. Может, Таппуах сможет чем-то помочь? Как странно, что Иосиф так быстро привязался к этому увечному юноше. Но ведь он был единственным, кто за последние дни проявил сочувствие к отверженному!
Таппуах не пришел, и от этого паническое состояние Иосифа еще больше усилилось. Всю ночь он не сомкнул глаз, в тщетной надежде найти какой-нибудь выход. Он уже не плакал – просто не было слез. Каждый мускул его тела был максимально напряжен. Его мозг пылал. Он думал, думал, думал... Что, если поговорить с измаильтянами по поводу перепродажи его Иакову? Ради сына отец не пожалеет никаких денег. А если они не согласятся? Глядя на жесткие веревки, обмотанные вокруг его запястий и вьющиеся узловатыми буграми в сторону ночлега измаильтян, Иосиф понимал, как трудно будет освободиться от них.
Иосиф превратился в ночного жителя. Только по ночам он ощущал себя тем самым, прежним Иосифом. Днем же он как будто не принадлежал самому себе – роль раба давалась ему с трудом.
Ночь в Ефрафе была последней перед Кириаф-Арбой. Иосиф все еще не спал, когда перед ним, словно из-под земли, вырос Таппуах. Пленник сделал вид, что ничуть не удивлен.
– Привет, – промолвил Таппуах.
– Ты даже ни разу не посмотрел на меня за все эти два дня, – проворчал Иосиф.
– А ты с характером, – совершенно не обидевшись, продолжил Таппуах. – Хотя, в подобных обстоятельствах я, наверное, вел бы себя так же, а может быть и хуже. А сейчас послушай, Иосиф. – Таппуах сделал многозначительную паузу, чобы привлечь внимание своего собеседника. – Я говорил со своим отцом по поводу тебя.
Иосиф мгновенно вспыхнул и подался в сторону Таппуаха, часто дыша.
– Ты рано радуешься, Иосиф. К сожалению, он не согласился, чтобы я встретился с твоим отцом, Иаковом, и предложил ему выкупить тебя. Проблема в том, что мой отец хотя и верит в то, что сказанное тобою – правда, однако сомневается в положительной реакции твоего отца. В каком смысле? Он утверждает, что если Иаков – самый богатый и влиятельный человек в округе, то, купив тебя, безусловно, не оставит в покое и нас, потребовав ответа. К тому же, судя по твоим словам, тебя продали собственные братья и ясно, что они отрекутся от этого. Ну, а ты? Ты сам? Где гарантия, что ты расскажешь отцу все, как было? Что не станешь выгораживать и покрывать своих братьев? Мы можем оказаться в большой беде из-за этой сделки. Таково мнение моего отца.
– И твое тоже, – заключил Иосиф.
– Нет, мое мнение – несколько другое. Иначе я не стал бы разговаривать с моим отцом, – твердым голосом ответил Таппуах. – Я верю тебе. Верю в твою честность и порядочность. Несмотря на то, что мне не нравится твоя строптивость, – и, не дав Иосифу вставить ни слова, продолжил: – В Кириаф-Арбу мы заходить не будем. Из-за тебя. Отец боится, как бы чего не вышло. Так что от Ефрафы мы сразу поворачиваем на Египет.
Иосиф в отчаянии схватился связанными руками за голову:
– На Египет? Почему я ни разу не подумал об этом?... Несчастный я человек! Я этого не переживу! Не переживу! – застонал он.
– Остался единственный выход, – произнес Таппуах.
– Какой??...
– Побег. И немедленно. Боюсь, что отец может что-то заподозрить. Весь день сегодня за мной наблюдал. Опасаюсь, он сейчас может обнаружить мое отсутствие.
Иосиф не верил своим ушам. Свобода! Она была так близко, что можно было до нее дотронуться. Всю свою короткую жизнь он имел ее и поэтому не научился ценить. Но, оказывается, она необходима человеку больше, чем все остальное.
– Таппуах, почему ты хочешь мне помочь?
– Потому что... Потому что я всегда чувствовал себя одиноким и никому не нужным. Но проведя лишь немного времени с тобой, я... Ну, да что там... Нужно торопиться, знаешь... Отец может нагрянуть в любой момент.
С этими словами Таппуах извлек большой каменный нож. Упали веревки.
Поверив, наконец, в освобождение, Иосиф молниеносно вскочил и кинулся прочь. Но внезапно вспыхнувший впереди него свет заставил его свернуть в сторону. Совершенно неожиданно там тоже зажегся яркий свет. В его враждебных лучах Иосиф заметался во все стороны, как зверек, окруженный ловцами.
Наивный план Таппуаха провалился. Сына и раба не били: Таппуах был увечным, а Иосиф только-только начал оправляться после ран, нанесенных ему братьями, и новые побои могли испортить его товарный вид. Зато изобретательный отец-купец придумал другое наказание – не кормить провинившихся в течение трех долгих дней. Пить разрешено было только воду. Ко всему прочему Иосифа теперь на ночь связывали не только по рукам, заложенным за спину, но и по ногам, что было очень неудобно для сна. И один из слуг должен был всю ночь стеречь его.
Таппуах был прав в том, что караван не зайдет в Кириаф-Арбу. И все же, хотя измаильтяне держали свой путь на значительном расстоянии от города, можно было прищурившись, разглядеть вдалеке знакомые домишки, притаившиеся между холмами.
Иосиф вытянул шею, надеясь увидеть стан отца. Вот он, его дом. Совсем близко. Шатры Иакова хорошо выделялись на фоне окружающего ландшафта.
«Там мой дом! Мой отец! Пустите меня к нему! Пустите же! Ах, если бы он сейчас знал, что я здесь, если бы только знал!!! Ах, зачем я рассказал о себе правду этому Таппуаху, зачем открылся ему, поддавшись его настойчивости! Вот где была совершена роковая и непоправимая ошибка! Если бы измаильтяне ничего не знали обо мне, то непременно зашли бы в Кириаф-Арбу, где меня знает почти каждый!» Немой крик души... Кому он здесь был важен? Таппуах, сидя на верблюде, тоже смотрел в сторону города, но потом отвернулся.
Иосиф шел за караваном с повернутой влево головой, неотрывно глядя на родные палатки. Словно зачарованный, он даже перестал моргать. Постепенно шатры становились все меньше, меньше... А вскоре и совсем исчезли. Последняя нить с домом была прервана. Крупные слезы покатились из глаз Иосифа сами собой, без всхлипывания, без надрыва. Их было так много, что они залили ему все щеки и попали на пересохшие губы. Их горько-соленый вкус был отвратительным. Впрочем, как и его теперешняя жизнь.
Татьяна Осокина,
Буэнос-Айрес, Аргентина
Как велика любовь Господня!
Как высока и глубока!
Со всеми нами Он сегодня!
Простерта вновь Его рука! e-mail автора:tatosso@gmail.com
Прочитано 3246 раз. Голосов 3. Средняя оценка: 3.67
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Очень подробно описан эпизод, как Иосиф оказывается в рабстве, и очень прочувствован эмоционально тонко. Удивительно, в Библии практически таких подробностей нет. Как пришла автору идея ввести этот замечательный персонаж- Таппуах? Он так хорошо сюда вписывается! Мне очень нравится. Спасибо большое. Читается с большим удовольствием. Комментарий автора: Большое спасибо, Анна! Я действительно все это прочувствовала так, как будто была там наяву и страдала вместе с Иосифом. Таппуах - один из моих самых любимых персонажей. Его возникновение в моем воображении произошло естественно. Он просто возник и ожил.
