Митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф (Чернов)

Митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф (Чернов)
(1893-1975)

Владыка Иосиф (в миру Иван Михайлович Чернов) родился 15 июня 1893 года в белорусском городе Могилеве, в семье военнослужащего сверхсрочной службы. Крестили его в полковой церкви.
Владыка Иосиф в трёхлетнем возрасте лишился матери, первые годы жизни провёл в роте, где служил его отец. Даже когда его отец женился второй раз, он некоторое время оставался «сыном роты».
Владыка так рассказывал своим духовным чадам о своём детстве: «Я — сын роты, сын солдат. С рук на руки, с рук на руки, Ванюшка да Ванюшка... И все офицеры меня знали. И командир полка меня знал и подарки мне всегда привозил в роту... Мои детские уши слышали в солдатских казармах все, но, по милости Божией, никакая зараза ко мне не пристала... Когда мой отец заканчивал семнадцатилетнюю военную службу и по порядку должен был пойти в отставку, он перешел жить в свой дом в Могилеве... И мне пришлось с отцом перейти к мачехе. Меня, восьмилетнего, товарищи по улице свозили в Архиерейскую церковь. Там в монастыре я засмотрелся: в задней части церкви кто-то стоит. Я обошел, а-а! — это человек, на нем мантия была и клобук. Тут я в монастырь влюбился навсегда. Это была моя первая любовь восьми лет. Полюбил монашество я. Домой только явился — сейчас же оделся в черную юбку со складками, судок синий на голову. И стали мы играть уже в попов и монахов...
Однажды мать и отец пошли в другой приход, на второй день Троицы, в гости. А я остался один дома. Четырнадцатилетний я был уже мальчик. Мы дружили с еврейскими детьми. Антагонизма не было, когда я «служил», то всех подряд — и своих, и их — «причащал» и всех «исповедовал» — епитрахиль свою на них клал... Это был один приход. Я, конечно, архиерей Могилевский и Мстиславский. Юбку надевал (мамина юбка с сорока складками саккосом служила), утиральник белый — омофор. Если к осени дело шло, мы у соседки тыквы воровали, митры делали. Если зимой, судок у нас был один, синий никелированный, как раз на мою голову. Так вот, детям говорю: «Хотите в Троицу гулять на чердаке? Собирайся, народ!» Ну, некоторые на чердак сами влезли, а некоторых надо было в корзине поднять наверх, как на Афоне... И началась «литургия». Какая литургия? У нас дикири и трикири были. Свечи — в монастыре огарки воровали. И вот, когда их зажгли и подали мне, и протодиакон сказал: «Повелите!»... И в это время, когда я поднял руки «народ» осенить, веники на чердаке загорелись. Веники еще не сухие, но последние листочки уже высохли. И так огонь по всему ряду прошел — пух-пух-пух. Я перепугался, разодрал «ризы своя» и стал быстро эвакуацию делать - детей с чердака спускать. Анечка, девочка, которая часто доносила на нас матери (мы ее просили, умоляли, пугали: маме ничего не говори, мы не гуляли на чердаке в Троицу, пожара не было, я народ не осенял!), — она же маму встретила еще на дороге и все ей рассказала. И сразу били меня. Мать меня очень била... Я вижу, что дело плохо, — не возьму ли я ее с религиозной точки зрения? Я уже соображал на провокацию маленькую. На колени перед иконой встал, руки поднял. Она по рукам, по рукам. Тогда я скорее руки в штаны спрятал: «Я только народ осенил, дикирем осенил!»
...Еще хуже била меня мать. Тогда мой брат Алексей, который (потом) прокурором стал советским, и которого немцы расстреляли (а тогда ему было десять лет), расстегнул пуговицу, к матери подошел и объяснился: «Мама, если ты Ваню бьешь за веру, то и меня побей, я тоже верую в Бога» — и в это время опустил штаны и показал ей заднюю часть. Тут мать остервенела, на Алексея напала. Тогда я быстро вполз под печку и стал дугой в устье печки, откуда выкатить меня кочергой мачеха не могла. В это время пришел отец, и вся эта сцена закончилась. Она молчала, и мы все молчали...
Как теперь я вижу — дети играют в разные игры, всегда вспоминаю себя. Как иногда крестным ходом по улице шли. Подсолнухи вырвем с корнем — это рипиды, кукурузину вырвем жезл. Ну, идем, человек двадцать, по улице и поем. Что мы могли петь? «Тон деспотен...», или «поя-поя-поя», или еще что-нибудь такое. Вся ценность в том, что мы с еврейскими детьми не дрались, дружили. И они любили меня. И когда я после окончания пребывания в лагерях приехал в Могилев уже архиереем ..., все эти евреи, которые были тогда детьми, а теперь стали такими же старыми, как и я, приглашали меня в гости и угощали самым вкусным и лакомым кусочком у евреев — фаршированной щукой. Там многие евреи, уцелевшие от меча Гитлера теми или иными путями, меня вспоминают. Вспоминают, как руку мне целовали, как я их благословлял, маслом помазывал...
Та женщина, которую мы обижали, у которой тыквы воровали — митры делали, она всегда меня проклинала: «Чтоб тебя мать на куст положила...»
...Когда я получил священный сан, то вот на каждой проскомидии ее поминаю за то, что мы ее обижали, за то, что она нас проклинала. Я все время, 50 лет уже тетю Домну поминаю, поминаю Трофима, Домну, Марию-дочку... За тыквы и кабачки, которые мы воровали для игрушек»

В мае 1910 года в могилевском соборе находились святые мощи преподобной Евфросинии Полоцкой, которые перевозили из Киева в Полоцк. Простояв почти всю ночь в соборе, рано утром Ваня удостоился приложиться к мощам преподобной. А на следующую ночь видел во сне, как раку преподобной Евфросинии вынесли из собора, как она встает и благословляет его. Утром Иван твёрдо решил, что пришло время уйти в монастырь. По его просьбе дядя выпросил у директора мужской гимназии, при которой работал сторожем, рекомендательное письмо, мачеха дала денег на дорогу и хлеб. Иван с братом отправился в путь.
Когда они шли в Белынический Рождество-Богородицкий монастырь, их догнал ехавший на фаэтоне настоятель монастыря архимандрит Арсений, который поинтересовался, куда идут мальчики. Узнав о серьёзных намерениях Ивана, он прочёл рекомендательное письмо директора гимназии и сказал: "Мальчик, ты уже принят в монастырь". Так по благословению преподобной Евфросинии Иван и был принят в монастырь. Владыка вспоминал:
«Редко сходит такое счастье на землю с неба, какое я переживал в этот момент. Уже принят! Мечта многих лет исполнилась в мгновение ока!»
Через два дня Иван отвел младшего брата домой, и, получив благословение родителей на иноческую жизнь, вернулся в монастырь. Там архимандрит велел выдать ему подрясник и благословил на первое послушание – работу в трапезной.
В 1910 году в монастыре Ивану посчастливилось стать келейником архимандрита Арсения (Смоленца), а в 1912 году стал его иподиаконом, вскоре он вместе с отцом Арсением, ставшим епископом Пятигорским, уехал на Кавказ. В 1911 году настоятель Второафонского монастыря подарил ему икону Иверской Божией Матери, привезенную с Афона. Всю жизнь он почитал эту икону.
С 1912 по1917 год он был послушником Тверского Отроча монастыря.

*По преданию, монастырь основан между 1182 и 1205 гг. отроком Григорием, которого опекал тверской князь. Григорий собрался жениться на любимой девушке, но перед их вступлением в брак князь заставил священника обвенчать с ним невесту своего воспитанника, а отрок стал монахом. Впервые монастырь упомянут летописной строкой в 1206 г. В 1238 г. его разорили татаро-монголы, но в 1265 г. он был восстановлен при князе Ярославе Ярославиче. В монастыре в XVI в. в ссылке и заточении пребывали митрополит Филипп, открыто осудивший жестокость царя Ивана Грозного, и преп. Максим Грек.

В 1912 году в Твери послушник Иван был возведен епископом Старицким Арсением в сан иподиакона. Иподьякон Иван понравился Владыке Финляндскому Сергию (Страгородскому). Будущий Патриарх, пошутил, когда они собрались уезжать: "Преосвященнейший, может, Вы нам оставите Ваню, так как у нас лет через пятнадцать откроется вакансия игумена". Владыка Арсений ответил: "Нет, Ваше Высокопреосвященство, я не думаю, чтоб он задержался на этой степени". Предсказанию суждено было сбыться.
Шестого февраля 1918 года в Таганроге Владыка Арсений постриг молодого послушника в монахи с именем Иосиф, в этом же месяце состоялась и диаконская хиротония. В 1920 году он был рукоположен в иеромонахи, в 1924 году — возведён в сан игумена, в 1927 году — становится архимандритом, а 27 ноября 1932 года был хиротонисан в Ростовском кафедральном соборе во епископа Таганрогского, викария Ростовской епархии.
Владыка Иосиф всегда с большой любовью и благодарностью вспоминал архиепископа Арсения, который многому научил его. На фотопортрете архиепископа, хранившемся у него, Владыка написал своей рукой: " Промысл подарил мне встречу на моем жизненном пути с этим человеком, которого жизнь была почти легенда, но — реальность".**
Владыка Арсений был человеком неподкупной честности, высшей принципиальности и последовательности. От природы был одарен выдающимися математическими способностями и обладал феноменальной памятью, знал много иностранных языков...
В 1925 году Владыка Иосиф был арестован, приговорён к двум годам лишения свободы. Находился в заключении в Кол-Ёле (Коми область). С 16 февраля 1933 года Владыка управлял Донской и Новочеркасской епархией.
В 1935 году был вновь арестован. Приговорён к пяти годам лишения свободы по обвинению в «антисоветской агитации». Находился в заключении в Ухто-Ижемских лагерях Коми АССР.
Борис Филиппов, который отбывал срок заключения в этом же лагере, вспоминал следующее: «...Осень 1936 года. В Котласе нас, этап заключенных, направляемых в Ухтпечлаг, перегружают из забитых до отказа теплушек в трюмы огромных грузовых барж. Мы должны плыть до Усть-Выма, чтобы оттуда почти двести километров топать пешком — под конвоем уголовников и "бытовиков". Плыть нужно не один день, так как утлый, тщедушный пароходишко через силу тянет две гигантских баржи. В трюме нельзя протянуть ноги: забитый людьми и их немудреными вещами, удушливо-зловонный трюм — один из сквернейших кругов ... ада. Сидим впритык друг к другу, обливающиеся грязным потом... И мечтаем только об одном: хотя бы на полчаса прилечь, вытянуть ноги, как-то расслабиться. Только небольшое пространство в трюме не затолкано до отказа: это место, где расположилось духовенство, с большими сроками, направляемое в лагерь. Русские монахи и священники — и католические патеры, меннонитский пастор — и местечковые раввины, лютеранские пасторы — и старичок-мулла. И среди них — стройный, худощавый, в аккуратно подштопанном подряснике и черной скуфейке епископ Таганрогский Иосиф (Чернов). Любопытно, что к этой группе духовенства не пристают даже завзятые уголовники... И вдруг владыка Иосиф подходит ко мне и сидящему впритык со мною профессору-геологу Яковлеву... Владыка Иосиф ведет нас к своей группе и предлагает часок-другой полежать, отдохнуть, а он, владыка, и меннонитский пастор Герберт посидят в это время: они, мол, уже належались вдосталь. И также, после нас, были позваны еще и еще другие замученные вконец заключенные, а владыка Иосиф все сидел и сидел, и с ним вместе уступали место то раввин, то католический патер, то старенький мулла.
Трудно тому, кто не испытал прелестей советского этапирования заключенных, понять как следует — какое значение имел для нас этот двухчасовой отдых, эта возможность вытянуться во всю длину тела, эта возможность хотя бы немного побыть не в скорченном, сплюснутом другими грязными и потными телами состоянии!
По прибытии в Чибью (на Ухту) мы расстались. Владыку Иосифа направили на строительство тракта Чибью-Крутая... Владыка, всегда веселый, жизнерадостный, приговаривал, частенько повторяя слова старца Амвросия Оптинского: "От ласки загораются глазки", — и хорошо улыбался.
И в трюме, и в лагере владыка избегал разговоров о религии, о Боге. Он старался только деятельно помочь, а когда скажем, тот же Яковлев затевал разговоры о высоких материях, видимо стеснялся и нехотя отговаривался:
— Ну, что-то мы, бедолаги, о Боге рассуждать будем. Ведь нам Его все равно не понять, не охватить нашей куцей мыслью. А вы вот лучше потихоньку молитесь о самом насущном, сегодняшнем... и хорошо, ласково улыбался.
Был он несомненно умён — русским умом, открытым, чуть с лукавинкой, был по-хорошему простонародно остроумен и, главное, никогда не унывал. И соприкасающиеся с ним заражались его русским радостным умом сердца».
Архимандрит Наум Свято-Троицкой Сергиевой Лавры при своем посещении митрополита Иосифа в Алма-Ате слышал от него следующее:
«Был в республике Коми главный чекист, который ведал ссыльными. Тетя этого генерала упрашивала племянника не стеснять осужденного епископа. «Ну ладно, — соглашался тот, — можно молиться ему, сколько он хочет, но чтобы собиралось не больше трех-четырех человек. И посылки, и письма пусть получает, и еще что потребуется — разрешим».
Владыка говорит ему однажды в его приезд, полушутя, прикрывая свою прозорливость:
— А что, если тебя, генерала, на высокую должность в Москву вызовут?
— Да как это меня из провинции в центр возьмут? Там много ученых.
— Ну, если тебя переведут на эту должность, то дай обещание, что освободишь меня и моего соседа ксёндза (и еще одного заключенного назвал).
Уехал. Через несколько дней — приказ: сдать дела и ехать на руководящую должность в Москву.
Генерал приехал к Владыке, долго ходил вокруг него и удивлялся, и думал: человек, который как пророк.
— Да, Иван Михайлович, Вы действительно непростой человек, Вы связаны с Богом.
Через несколько месяцев пришли бумаги об освобождении владыки Иосифа и тех людей, за которых он просил».

После освобождения в декабре 1940 года Владыка Иосиф вернулся в Таганрог, затем был выселен в Азов. В этом период принимал участие в деятельности нелегальной общины верующих «Белый дом», тайно служил, совершал священнические хиротонии и монашеские постриги. После того, как во время Великой Отечественной войны Таганрог был оккупирован немецкими войсками, возобновил открытое служение в качестве епископа Таганрогского (с августа 1942). Отказался от участия в пропагандистских акциях нацистов, несмотря на предложения с их стороны, продолжал поминать на богослужениях митрополита Сергия (Страгородского). В октябре 1943 года прибыл в Умань, где 6 ноября 1943 года был арестован гестапо по обвинению в том, что «…прислан митрополитом Сергием для работы на оккупированной территории в пользу СССР». Кроме того, подозревался немцами в работе на английскую разведку.
Владыка Иосиф спустя годы расскажет будущему протоиерею Владимиру Ригину о том, что ему пришлось пережить в эти годы: «В Таганроге в архиерейских покоях висела икона сорока мучеников, в Севастийском озере мучившихся. Я, будучи еще молодым иеродиаконом и келейником владыки Арсения, часто проходил мимо этой иконы, но не оказывал должного почитания этим страдальцам, и даже немного сомневался в их существовании: то ли были они, то ли их не было... И вот, зимой 1943 года, в Умани я сидел в гестаповской тюрьме, где окна были без рам, а на улице стояли страшные морозы. Я был почти раздет - на мне только подрясник. Я замерзал в этом каменном мешке... Не было сил терпеть эту стужу, тогда-то я вспомнил о сорока мучениках Севастийских и стал им молиться, просить прощения за то, что не почитал их, не понимал их мученического подвига. Молился горячо, усердно, и вскоре от души отступило отчаяние, по телу разлилось тепло, и я согрелся. И когда холод и отчаяние отступили, открылась дверь камеры и мне принесли передачу - Святые Дары, хлеб и теплую одежду.
К городу подступали советские войска, и немцы стали расстреливать заключенных. Верующие Умани собрали золото и подкупили помощника начальника тюрьмы. Он дал слово, что оставит меня в живых. И вот, я взял в ладони Святые Дары и всю ночь перед ними молился, думал: как ключом зашевелят в двери камеры, причащусь, и с Богом пойду на расстрел - значит Его воля. Слышу - ключом открывают дверь, я причастился Святых Таин. Меня вывели из камеры и поставили последним в числе заключенных. Когда проходили по какой-то лестнице, помощник начальника тюрьмы просто затолкнул меня в коморку под лестницей и сказал: «Сиди здесь!» И тогда, как пленных немцы - одних расстреляли, других угнали с собой, я единственный остался жив. Но вскоре пришли советские войска, и вместо свободы меня уже советские власти посадили в тюрьму».
В январе 1944 года после освобождения Умани частями Красной Армии Владыка выехал в Москву для встречи с Патриархом Сергием, но по дороге был арестован в Киеве 4 июня 1944 года. Содержался в Москве в Бутырской тюрьме, затем был переведён в Ростов-на-Дону. В феврале 1945 года приговорён к 10 годам лишения свободы. Срок заключения отбывал в Челябинском лагере особого назначения, где некоторое время выполнял самые низкие работы и при этом не роптал, а, как Иоанн Дамаскин, который тоже нужники чистил, смирялся и спокойно относился к этому послушанию. С 1948 года Владыка Иосиф работал в посёлке Спасск в Карагандинском лагере на строительстве кирпичного завода, был санитаром. С 1954 находился в ссылке в посёлке Ак-Кудук Чкаловского района Кокчетавской области. Несмотря на пожилой возраст, был вынужден работать водовозом. В 1956 был освобождён из ссылки.
В марте 1956 года Владыка Иосиф стал настоятелем Михаило-Архангельского храма города Кокчетава, затем — почётным настоятелем Петропавловского собора в городе Петропавловске. С 25 ноября 1956 года — епископ Петропавловский, викарий Алма-Атинской епархии. С 14 марта 1957 года — епископ Петропавловский и Кустанайский. 27 февраля 1958 года он был возведён в сан архиепископа. С 28 сентября 1960 года — архиепископ Алма-Атинский и Казахстанский; в этот период Петропавловская епархия был ликвидирована, а её приходы переданы в Алма-Атинскую. Возглавил Алма-Атинскую епархию в трудной ситуации, когда после смерти уважаемого прихожанами митрополита Николая (Могилевского) в ней происходили конфликты. Владыка Иосиф смог успокоить волнения и заслужить доверие паствы, став достойным преемником владыки Николая. 25 февраля 1968 Владыка Иосиф становится митрополитом.
Вспоминает протоиерей Владимир Ригин: «Митрополит Иосиф был первым архиереем, которого я увидел в своей жизни и с которым непосредственно общался. Я приехал к нему в Алма-Ату, на улицу Минина 10, в маленький скромный домик. Митрополит Иосиф выглядел, как библейский старец, одет он был в простой подрясник. Он сразу поразил меня своей добротой, доброжелательностью... Митрополит Иосиф был человеком могучего ума, одаренным от природы. Как сам он говорил: «Семинарию-то я не заканчивал. Но чтобы получить образование, перечитал все книги святых отцов, подвижников благочестия, все жития святых. Даже всю классику, всю советскую литературу перечитал». Он на любые вопросы мог ответить, дать мудрый совет.
Митрополит Иосиф был благодатным архиереем, молитвенником, к людям относился с добром, с любовью. И людей, как магнитом, к нему притягивало. Владыку любили не только люди, но и животные...
Однажды, когда я гостил у Владыки, он показывал мне домовый храм и попросил меня перенести аналой с одного места на другое. И я с таким страхом и трепетом поднял и понес этот аналой, что батюшка, стоявший рядом, стал меня подгонять: «Ну что ты, неживой, что ли? Неси!» А Владыка говорит: «Не делай ему замечания. Он с благоговением относится к церковному предмету». И добавил: «И всегда так относись: и к аналою и к облачению. Все, что церковное - все несет на себе благодать Божию. Всегда очень осторожно и с благоговением относись к церковным вещам».
Поразило меня то, с каким благоговением митрополит Иосиф совершал богослужения - это стало для меня образцом. Поражали меня и его проповеди...»
То, что Владыка Иосиф был талантливым проповедником отмечали многие его современники, при этом добавляли, что он от природы был одарен удивительной памятью, умел найти общий язык с любым по званию и возрасту собеседником, но при этом был очень скромный человек, доброй и отзывчивой души. После кончины Патриарха Алексия I его имя называлось в качестве кандидата в Патриархи, однако, он отказался. Митрополит Иосиф участвовал в архиерейской хиротонии епископа Токийского Николая... Владыка участвовал в интронизации Патриарха Пимена 3 июня 1971 года.
Архимандрит Свято-Троицкой Сергиевой Лавры Наум (Байбородов), рассказывая своим духовным чадам о владыке Иосифе, говорил: «Таких архиереев, как Владыка Иосиф, я никогда больше в своей жизни не встречал». Приведём его рассказы, которые сам он слышал от митрополита Иосифа:
«Интересные были беседы в Москве с Тучковым Евгением Александровичем, который после смерти Патриарха Тихона подбирал архиереев с большевистской ориентацией. Вызывал и беседовал в Троицком подворье. От владыки Иосифа он требовал признания обновленчества и сотрудничества с новой властью. Владыка пытался в разговоре уйти от этих тем и уводил разговор на другое. Он начинал рассказывать Тучкову, какая у него была хорошая бабушка, как она хорошо умела работать, как она пекла хлеб – из какой муки, как замешивала, сколько дрожжей клала… и таким образом Владыка отвлекал и тянул время на допросах. И в конце говорит: «Так вот, бабушка-то моя мне говорила, будут архиереи женатые, в галифе ходить, так ты с этими архиереями дела не имей»...
Владыка Иосиф много последований церковного круга богослужения знал наизусть и даже, будучи в тюрьме... на память вычитывал наизусть многие службы. Так же в лагерях Владыка совершал службы на память. Сказалось то, что он еще мальчиком определился к архимандриту Арсению (впоследствии епископу Таганрогскому) и у него годами пребывал на церковных службах, служа и иеродиаконом и иеромонахом непрерывно. Так же любил службу Божию...
Слово и проповедь его были простые – Владыка прививал любовь. «Для нас Бог как бы с неба послал кусочек рая – чудесную Алма-Ату – будем трудиться – какие плоды земные земля дает, будем молиться, детей воспитывать, за весь мир молиться, милосердие ко всем проявлять»...
Любил сам начинать Всенощное бдение, в полном облачении кадил весь храм. После Литургии часто всех служащих и гостей угощал, и угощал многих. Шофера и сторожа только ради Владыки трудились, а после его смерти разошлись – их держала любовь Владыки. Часто дети – соседи казахи спрашивали конфеты, стуча в стену. Он отвечал, и угощал, и выносил им кульки.
Владыка Иосиф говорил, что «…В молитве я не всегда беспокою просьбами Господа, но обращаюсь часто к Святителю Николаю, и он исполняет мои прошения».
Юродство иногда проявлял с мудростью. Однажды бедному студенту подарил брюки. Нашлись злобные и пришли его ругать: «Что Вы заманиваете к себе?» Он так мудро ответил, что они рассмеялись и тихо ушли. Вроде бы то некультурно было: «Смотреть на блистающее открытое нечто, на котором сидишь, прикрыть-то нечем» (в рифму стихом)...»
Приведем несколько свидетельств прозорливости подвижника.
Из воспоминаний протоиерея Александра Хаустова:
«... Митрополит Иосиф – чтобы не открывать свою прозорливость, свою мудрость – немного юродствовал, как бы скрадывал. Кто не знал его – ну, старичок веселый такой, а на самом деле он был очень высокого духа, и свою прозорливость он облекал в некоторое юродство. Сейчас, у современных духовников, все более от ума получается. А владыка Иосиф, он именно силой Духа, силой любви все делал. За что Владыку любили? За то, что именно был пастырь добрый и для своих овец он готов был отдать все, что можно... Среди его окружения были люди, вхожие к уполномоченному. Он это знал. Он старался больше молиться.
Владыке предлагали Патриаршество, он отказался: «Я не хочу у коммунистов быть на поводке». «Мне осталось, – говорил, – немного, зачем я буду на поводке, я так послужу». Вот такое он мне раза 3-4 говорил. Он свою версию им давал, но было так. И владыка Иосиф много мне сказал о моей жизни, о священстве. Владыка меня рукополагал в Алма-Ате в начале 1974 года.
Вот еще прозорливость его, когда проявлялась: тогда много кляуз писали на священников. И он, не читая писем, сразу говорил: «Это жги, это – клевещут. А на это надо ответить то-то, то-то». Это при мне было...»
Отрывок из воспоминаний архимандрита Иосифа (Пустоутова): «Владыка обладал тонким внутренним зрением. Он ни разу в жизни не выезжал за рубеж, однако, когда мне предстояло в первый раз ехать служить за границу (я был уже сотрудником Отдела внешних церковных сношений), он дал мне очень дельный совет. В те годы я носил длинные волосы, ходил в подряснике - все как полагается. На это митрополит Иосиф заметил: «Европа требует иных правил, и им нужно подчиняться. Внешний вид не должен доминировать, бросаться в глаза. Внешне ты должен соответствовать установленным там нормам, тогда сможешь хорошо послужить. Такова церковная необходимость». И он оказался прав! Как я впоследствии понял, какие-то вещи Владыка знал из литературы, иное чувствовал интуитивно. Но он рассуждал так реалистично, будто сам прожил в Европе несколько лет.
То же касается и его замечаний относительно нашей семьи. Я очень переживал, что в вопросах веры и будущего церковного служения не нахожу поддержки со стороны своих близких. На что митрополит Иосиф сказал: «Не волнуйся, учись спокойно. Мама, когда состарится, это примет. А дядя и тетя тебя вообще поддержат». А ведь он в глаза не видел моей семьи, знал о ней лишь по моим рассказам! Но Владыка оказался прав. Дядя и тетя, у которых я жил, спокойно приняли мое решение - быть священником и бесконечно тепло ко мне относились. Хотя дяде пришлось из-за меня пострадать - как я говорил, он занимал высокий пост в КГБ, и его понизили во всех должностях. И примирение с мамой тоже совершилось, хоть и не так скоро.
И еще пример. О своем отце я практически ничего не знал. Мне говорили о нем разное, много нехорошего. Но прав оказался лишь митрополит Иосиф, который, не будучи с ним знаком, как-то заметил: «Твой отец - очень порядочный человек, благородного происхождения». Через много лет у меня появилась возможность встречаться с отцом, и я понял, что он действительно исключительно порядочен. А перед самой смертью отец признался, что родом мы из курских мелкопоместных дворян... Такое «совпадение» меня поразило».

Вспоминает архимандрит Макарий (Веретенников):
Владыка Иосиф отличался жертвенной любовью к людям. Очень трогательно он относился к детям, к молодежи. Для детей, которые жили рядом с архиерейским домом, каждое утро он оставлял на заборе небольшой пакетик с конфетами. Сам митрополит Иосиф, вспоминая о своем детстве, говорил, что когда мальчиком он ходил в Могилевский Кафедральный собор и, как все дети, стоял впереди у амвона, Архиерей Могилевский ни разу не обратил на него внимания, не обласкал, не сказал приветливого слова. Поэтому, будучи уже иерархом и пройдя через различные испытания, Владыка старался выражать любовь к детям и к молодежи. Особую заботу проявлял к студентам Духовной Семинарии, всячески их поддерживал. За каждым богослужением митрополит Иосиф старался проповедовать, его проповеди отличались особой живостью. Он желал донести до слушающих, прежде всего, смысл Евангельского повествования, которое читалось за Литургией, раскрыть его содержание более широко, более картинно... Митрополит Иосиф производил впечатление очень жизнерадостного человека, хотя прошел через все возможные жизненные испытания. Я помню его слова: «Четверть века за колючей проволокой»...
Вспоминая лагеря, митрополит Иосиф говорил, что это было, конечно, тяжелое время. Он много голодал, умирал от жажды, чудесным образом избежал расстрела. Только по милости Божией Владыка остался жив. В годы войны он служил в неимоверно сложных условиях на оккупационной территории, и был нехорош немцам, потому что за богослужением поминал митрополита Сергия. Потом он оказался нехорош и нашим властям, Владыку обвиняли в том, что он якобы является немецким шпионом и снова отправили в лагеря. Но, при всех испытаниях он сохранял живую веру. Эта вера укрепляла его на жизненном пути, согревала, а он согревал ею всех, с кем соприкасался в этой жизни. Многие люди, потеряв веру или вовсе не имея ее, попав в лагеря, оттуда не вышли. Но, несомненно, именно глубокая вера была тем стержнем, благодаря которому митрополит Иосиф в суровых лагерных условиях сохранил не только жизнь, но сохранил присутствие духа. И когда он вышел, то оказался закаленным, как драгоценный металл, от которого отошли все шлаки...
... В Караганде при Богородице-Рождественском храме было много монашествующих - матушек, которые до революции подвизались в различных российских монастырях, а затем, в смутное время их раскидало по всей стране. Все они, как и отец Севастиан (ныне прославленный), прошли через лагеря, и теперь жили при церкви под его духовным руководством. Среди матушек особо выделялись своими благодатными дарованиями две подвижны нашего времени - схимонахиня Анастасия (Шевеленко) и монахиня Агния (Стародубцева). Мать Агния была иконописицей, она украсила своими иконами Карагандинские храмы. Этому мастерству мать Агния училась в Тамбовском Сухотинском монастыре, где несла послушание в иконописной мастерской. Владыка Иосиф, бывая в Караганде, старался посещать мать Агнию. Она уже с трудом передвигалась и не могла приходить в храм на службы, поэтому Владыка сам навещал ее. Мать Агния написала для него несколько икон, в частности, икону великомученика Иакова Персиянина. У владыки Иосифа была частица его мощей, а в 1942-м году, будучи в Азове, он составил акафист святому Иакову Персиянину. Общался Владыка и с матушкой Анастасией, которая несла подвиг юродства. В последнее посещение Караганды митрополитом Иосифом летом 1975 года, мать Анастасия сказала ему на прощание: «Владыка, больше не увидимся». Эти слова оказались пророческими - митрополит Иосиф вскоре скончался, так больше не побывав в Караганде...»
В письмах последних лет Владыка нередко упоминал о своих недугах. "Почти не хвораю, а если немножко, то по закону уже". "Мы живем, служим, немножко летаем и чуточку для порядка хвораем"... "А нам, старикам, пора вещи чемоданить в невозвратный путь. Такова Богом установленная природа земнородным! Там счастья много увидим, а как получить его, хотя частицу, зависит от наших еще на земле, здесь дел... О чудесе!".
Скончался митрополит Иосиф 4 сентября 1975 года. Возглавил его отпевание Архиепископ Ташкентский и Среднеазиатский Варфоломей. Отпевание было совершено по чину святительского погребения, составленному митрополитом Мануилом (Лемешевским). В своей жизни митрополит Иосиф с особой силой чтил Божию Матерь. Об этом говорит и такой факт, что он старался никогда не разлучаться с Иверской иконой Богоматери. Во время отпевания в надгробном слове священник Валерий Захаров сказал о Владыке: "Он так возлюбил с детства Матерь Божию, и Она полюбила его. Он осыпал Ее Пречистыя образы цветами, и сам был осыпан ими во всей своей жизни. Разве это не знаменательно, что его смерть наступила после славного Успения Пресвятой Девы Марии?"

Высказывания Владыки Иосифа (Чернова)

"Царица Небесная в мир пришла, как утренняя звездочка, возвещавшая: вот-вот будет восход солнца. Рождение Царицы Небесной — как настоящая утренняя звезда. И в Писании это воспоминается Священном, Она предшествовала вечному Солнцу, пришедшему в мир — Иисусу Христу, вечному Теплу, вечному Свету и вечной Жизни. Как без солнца жизни на планете не могло быть, так и без воплощения Сына Божия все б замерзло на разуме и сердце было б замкнутое на большой замок и не могло быть бы красоты и лучезарности и тепла христианства". "Кто читает акафист иконе Божией Матери, тот должен быть почитателем иноческого равноангельского жития. Так как здесь связано оно с девством Владычицы".
"Св. Евангелие не только иметь, — но и знать надо! — Обязанность христианина!".
"Ленивому мозгу и само Евангелие не дается!". "Лентяев не любит и Сам Бог!". "Читающему Св. Евангелие Бог посылает дивное равновесие мысли и движение сердца к радости и перенесению временных земных невзгод!".
"Монашество — преломление самой природы! Монашество — игольное ушко! надо войти через него в рай! "
"Исповедуйте свои ошибки тем, кому доверите сердце Ваше! "
"Если преподобный Сергий — духовный игумен земли русской, то преподобный Серафим — духовник. Отец Иоанн Кронштадтский - святитель Николай нашей эпохи".
"Ничто так человека не калечит, как если он начнет колебаться между своим разумом и чувством, тогда и воле — грош цена. Разум и чувство нераздельно должны функционировать в человеке, быть человеком земным и небесным, а то — беда".
"Разум и свобода, свобода чувств и разум! О, если бы эти три чувства заказать или повенчать! Между телом и духом должна быть полная гармония — и будешь с большой буквы человек! "
Когда уполномоченный до делам религии потребовал отреагировать в проповеди на полет Гагарина в космос. Владыка Иосиф с этим согласился и в проповеди сказал: «Юрий Гагарин [в космос летал и] Бога не видел… а Бог его видел! И благословил!».

** Архиепископ Арсений (1873-1937) (в миру Александр Иванович Смоленец) с 11 августа 1931 года по 27 июля 1932 года был правящим архиерей Орловской епархии.

Составлено по материалам книги «Свет радости в мире печали»
Королева В. Свет радости в мире печали: Митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф. – М.: Паломник, 2004.
Использовались очерки с сайта «Православие и современность» и Официального сайта Орловско-Ливенской епархии
http://krotov.info/history/20/1950/chern_00.htm
http://www.pravoslavie.ru/smi/39021.htm
http://russian-church.ru/viewpage.php?cat=tver&page=47
http://www.orel-eparhia.ru/heritage/bishops/arseniy_smolenets

Митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф (Чернов)Публицистика

Митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф (Чернов)

Митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф (Чернов)
Публицистика