Говорят, что если увидишь один раз, как борзая гонит по полю зайца – обязательно станешь борзятником. И со временем, наблюдая за такими моментами, тебе будет казаться, что это не борзая гонит зайца, а ты сам, в момент этой гонки за жизнью гончая будет становиться твоим воплощением.
Мне снился сон. Я видел джунгли. Вековые деревья, покрытые мхом и опутанные плющом, переплетены лианами, по которым весело прыгают мартышки. Внизу под серым заплесневелым камнем, в тени и сырости лежит старый удав. Слева и справа от звериной тропы мелькают неясные тени, прячась за деревьями. До меня доносятся неслыханные доселе звуки. Я иду по тропе, и вокруг меня распускаются пестрые, полные благоухания цветы, порхают окрашенные в яркие цвета бабочки, кричат что-то на своем языке попугаи. Я чувствую, что по этой земле никогда не ходил человек, на нее еще не была наложена безжалостная рука цивилизации. Для меня все ново и интересно, все в диковинку, но, когда проходит какое-то время, я начинаю замечать, что в джунглях слишком душно и темно. Солнце пробивается через кроны деревьев и освещает все пространство вокруг, но не достаточно. Хочется больше света вокруг и чистого воздуха. И я ищу выход из джунглей, бегу по тропе и выбегаю на поляну. Дальний конец ее я вижу с трудом, но по ширине она всего около тысячи футов. Я выхожу дальше из леса и наслаждаюсь чистым свежим воздухом и солнечным светом. Здесь мир совсем не такой как в джунглях, он одинаково прекрасен и там, и там, но, если можно так сказать, здесь он более большой: если в лесу я восхищался цветком и птицей, то здесь восхищаюсь пространством и небом. Возле себя я вижу своих друзей, они оказывается все время были рядом со мной, я их просто не замечал. Я смотрю на них и думаю: «Какие хорошие у меня друзья! Как далеко от дома они пошли со мной, оставили тепло и уют и пошли в джунгли». И сразу же я ощущаю усталость от долгого путешествия, и задаюсь вопросом: «А зачем мы здесь?» И вдруг справа из леса, очень далеко от меня, выбегает какой-то зверь. Сразу же, как это бывает только во сне, я оказываюсь рядом с ним и вижу, что это лань. Из левого бока у нее торчит стрела, пущенная рукой неумелого охотника. Я бросаюсь вперед, чтобы помочь ей, и мои друзья вместе со мной, но лань отскакивает в сторону, и хромая бежит дальше. Я огорченный поворачиваюсь к друзьям и вижу странное выражение на лицах некоторых из них. Лица нескольких человек исказились, стали злобными и жестокими, и, конечно, при этом ужасно некрасивыми. Потом в их руках откуда-то появляются луки, и они начинают стрелять в убегающую лань. Другая часть друзей пытается помешать им и забрать у них луки. Они сцепляются друг с другом, ругаются и дерутся. Я бегу к друзьям, чтобы разнять их, но на пол пути почему-то оборачиваюсь и вижу, что из леса, в том месте, откуда выбежала лань, выбегают шакалы. Я кричу тем, кто заступился за лань, что появились шакалы. Но никто из моих друзей не слышит меня, они слишком заняты борьбой друг с другом. Тогда я подбираю выпавший у одного из них лук и стреляю в стаю шакалов. Но толи я вообще не умею обращаться с луком, толи стрелы кривые, но все они летят не в хищников, а в убегающую лань. Тогда я отбрасываю лук и бегу на стаю с голыми руками. Конечно же, угнаться за ними мне не представляется возможным, но я бегу. Когда я бегу, ко мне в голову приходит странная мысль: «А ведь я же могу летать». Я подпрыгиваю и, оттолкнувшись от земли, лечу. Я как бы стал орлом. Быстро догоняю стаю и пытаюсь, спикировав вниз, поймать когтями одного зверя, но неудачно. Снова и снова повторяю я попытки, и снова и снова у меня ничего не получается. То шакал уворачивается в сторону, то он вжимается в слишком густую траву, через которую я не могу пробиться. А лань выбилась из сил и бег ее становиться все медленнее и медленнее. Я знаю, что должен что-то немедленно придумать, и я понимаю: чтобы победить или отогнать шакалов мне надо стать похожим на них, только сильнее. Я становлюсь волком. Большим, белым, красивым, гордым и справедливым, как вожак стаи. Я бросаюсь на шакалов, раскидывая их в стороны, как котят, топчу и рву на части, перекусываю их пополам и наслаждаюсь этим. Наконец-то, после стольких неудачных попыток, я мщу за лань и наслаждаюсь местью. Прыжок, удар, еще удар, челюсти смыкаются на горле, кровь, хруст костей… Как вспомню – жуть. Битва заканчивается и я вижу все как бы со стороны. Большой белый волк стоит на теле своей последней жертвы, вокруг множество дохлых шакалов. Волк стоит, озирается по сторонам, ища что-то. Постепенно из его глаз исчезает звериный огонь. Он продолжает оглядываться и вдруг прыгает в сторону и смотрит на то животное на котором только что стоял. Из-за высокой травы я не могу разглядеть кто это, подхожу ближе и вижу… Тут я проснулся.
Проснувшись я понял, что это была лань, которую я убил потеряв контроль над собой, озверев во время битвы, и нападая на все, что движется. Я долго не мог заснуть, но все таки заснув, снова увидел сон, очень похожий на слышанный мной где-то ранее.
В старом городе на центральную площадь собрались почти все жители. Это не праздник, потому что все стоят очень грустные. В центре площади стоит эшафот, и я понимаю, что это казнь. Звучат трубы, толпа расступается образовывая проход, и в дальнем конце этого прохода появляется приговоренный. Им являюсь я. Меня собираются казнить за убийство лани. К эшафоту меня ведут мои друзья. Спереди идут те, кто, как и я, вступился за лань, им стыдно передо мной, поэтому они не оборачиваются. Сзади идут те, кто в лань стрелял, на них мне смотреть противно, поэтому я тоже не оборачиваюсь. Я вглядываюсь в лица толпы. Все лица печальные, но мне кажется, что эта печаль лживая. Толпа в тайне радуется, что меня казнят. Я всхожу на эшафот. Там стоит палач, и я думаю, что он мне сейчас отрубит голову, но вместо этого палач объявляет, что за жестокое, заранее спланированное убийство я лишаюсь прописки в городе (что мне показалось очень глупым) и изгоняюсь в пустыню, окружающую его. В тот же миг я ясно понимаю, что этот палач и был тем «неумелым охотником» пустившим стрелу в лань, более того это он натравил шакалов на ее след и дал луки некоторым из моих друзей. Я сразу же начинаю говорить об этом, но все кричат на меня, кто-то злобно, кто-то с насмешкой. Я кричу, чтобы заглушить их, тогда они накидываются на меня и начинают бить… Я снова проснулся, на этот раз оттого, что меня нежно трясла мама.
В двух этих снах я был охотником и жертвой, убийцей и осужденным несправедливым судом, и эти сны можно считать бредовыми. И я не думаю, что в наше время сны бывают пророческими, но на некоторые вещи я взглянул по-другому именно благодаря им.
И еще. Я написал, что мне показалось глупым лишать меня «прописки». Просто я точно знал, что за городом Распрекрасный Сад.
Февраль 2003
|
