Черная точка, появившаяся на горизонте, заставила Симеона прищуриться. Что бы это могло быть? Незатейливый и однообразный пейзаж был уже настолько привычен, что даже малейшее отклонение от обыденного сразу же привлекало внимание.
– Эй, Левий! Что это там такое?
Пришедший на зов брат тоже вгляделся вдаль. Затем оба многозначительно переглянулись.
На фоне оранжевых предзакатных всполохов черная точка приближалась, становясь все больше.
– Надо позвать остальных. По счастью, все здесь... – неуверенно произнес Симеон. – Рувим, Иссахар! Эй, быстро зовите всех! – вдруг истошно закричал он.
– Завулон, Иуда! – подхватил Левий. – Остальные! Где же вы?
Через несколько мгновений десять пар глаз, не моргая, впились в одну-единственную точку. Обладатель каждой из них не осмеливался признаться даже самому себе в том, что он видел. Тем не менее десять сердец единодушно начали стучать с повышенной частотой. Дыхание учащалось. Внутренность была готова закипеть. Десять пар глаз, налившихся кровью, уже не сомневались.
– Сновидец, – тихо сказал Иуда.
– Убьем его, – неожиданно заключил Левий.
Все неслышно, но облегченно, вздохнули. Запретный барьер был преодолен. Никому не хотелось первым высказывать эти страшные слова, беря на себя таким образом ужасную ответственность за последствия. Даже Левию. Но почему он это сказал, он и сам не знал.
– Да, да, убьем его и бросим его в какой-нибудь ров, и скажем, что хищный зверь съел его; и увидим, что будет из его снов*, – выдохнул Симеон.
Братья оживились. Они принялись суетливо предлагать способы убийства.
– Прежде, чем он приблизится настолько, чтобы поприветствовать нас, мы должны пустить в него несколько лучших стрел, – нетерпеливо говорил Иссахар.
– Нет, пусть он приблизится и увидит наше истинное отношение к нему. Пусть умрет, сознавая ненависть, которую возбудил в нас, – Иуда плюнул на землю.
– Перережем ему горло, – сказал Асир с таким чувством, будто говорил о ягненке.
– Нет! – прогремел Рувим. – Не убьем его!
Все враждебно посмотрели на старшего брата. Он величественно стоял среди них, как воплощение первенства и превосходства. Все же он был старшим.
– Не убьем его, – властно повторил он. И, прежде чем расторопные братья смогли что-нибудь возразить, добавил более мягко: – Не проливайте крови; бросьте его в ров, который в пустыне, а руки не налагайте на него**. Конец-то нашему меньшему будет все равно один – смерть.
С этим нельзя было не согласиться. Довод казался убедительным. К чему напрасно проливать кровь Иосифа? Зачем обрекать себя на неприятные воспоминания о его предсмертной агонии? И решение было принято.
Иосиф приближался к своим братьям. Изможденный дорогой и переживаниями, он сидел на своем осле, который, несмотря на то, что сам еле перебирал ногами, все же был покрепче юноши. Оба хотели есть и пить, так как весь этот день с самого рассвета они нигде не останавливались. Иосиф различил вдалеке знакомые силуэты и приветливо замахал рукой. Он не увидел ответного приветствия и подумал, что просто-напросто братья еще не заметили его. «Им будет сюрприз», – по-детски подумал он. Богатое воображение Иосифа уже рисовало радостную сцену встречи, сытный ужин и долгожданный отдых. Но надолго задерживаться он здесь все же не собирался. День-другой, – и назад, к отцу.
Внезапно дивные образы начали рассыпаться под неумолимым натиском беспощадной действительности.
Выражение лиц братьев было незнакомо Иосифу. Он предполагал все, что угодно: насмешки, едкие колкости и даже открытые нападки. Все это, по его мнению, вполне могло составлять большую часть «радушного приема». Но за этим должна была неотъемлемо следовать теплота домашнего очага. И как раз в этом он уже начал сомневаться.
Ах, если бы можно было повернуть назад это чудное золотое солнце, которое вот-вот коснется горизонта... Если бы можно было вновь оказаться при рождении этого беспокойного, утомительного и... упоительного дня! В таком случае Иосиф бежал бы прочь без оглядки от этого места!!!
Глубочайшее презрение и лютая ненависть дохнули на него своей смертельной обреченностью.
Иосиф остановился и, часто моргая, в растерянности смотрел на приближающихся братьев.
Братья не медлили. Как стая диких хищников, выскочивших из засады, они набросились на того, кто был их плотью и кровью. Одним рывком его стащили с осла, который в этом случае уже ничем не мог ему помочь. Первым делом сорвана узорчатая туника, разорвана на клочья и грубо кинута на землю. После чего наступила очередь ее трепещущего обладателя.
Безжалостные и хладнокровные удары, сопровождаемые самыми жестокими и обидными выражениями, на которые только способен человек, шквалом обрушились на тщетно пытающегося защищаться Иосифа. От одного из них, по голове, перед его глазами засверкали звезды. Но на этот раз они были безумными, мелькающими, беспорядочными и звенящими.
«Не может быть, что все это происходит со мной наяву... Наверное, я схожу с ума...» Эти мысли были последними перед тем, как Иосиф потерял сознание. Он бессильно упал, и вид его полуобнаженного тела, с беспомощно раскинутыми руками, был настолько жалок, что у любого человеческого существа должен был бы вызвать естественное чувство сострадания.
– Хватайте его за ноги и тащите ко рву, – скомандовал Иуда.
Вперед ногами, как если бы он уже был мертв, братья быстро потащили Иосифа к одному из ближайших рвов, в котором не было воды. Пучки колючей травы и мелкие камни оставляли на голой спине длинные ссадины, а руки, как плети, покорно волочились по земле. Прибыв ко рву, который находился за станом, они пинками скинули Иосифа вниз.
Теперь они были удовлетворены. Отряхнув ладони, как после прикосновения к какой-нибудь мерзости, сообщники торопливо зашагали обратно, к своим палаткам.
Иосиф остался лежать на дне рва, который не был настолько глубок, чтобы упав, разбиться насмерть. Однако мелким его тоже нельзя было назвать. Поэтому Иосиф только чудом не переломал себе кости. От удара о землю он очнулся и медленно открыл глаза. Ныло все тело, особенно голова и левая нога. Он попробовал привстать на локтях и оглядеться. Сквозь узкое отверстие рва не было видно абсолютно ничего. На кожу налипли влажные, холодные комья грязи, которые, смешиваясь с кровью от многочисленных ранок, вызывали болезненное жжение. Пахло сырой землей. Запах был противным до тошноты. Это был запах свежевыкопанной могилы. И тут душераздирающий вопль, вырвавшийся из самых недр этого юного существа, в своем всепоглощающем отчаянии вознесся к самому Небу, оставляя позади себя пустоту полнейшей безысходности.
Потом он успокоился. Безнадежность, с нежностью мачехи, убаюкала его в своих холодных объятиях. Он умрет молодым. Значит, так ему суждено. Смерть приближается широкой хозяйской поступью. Он спокойно смотрит в ее темное лицо, отчетливо сознавая, что уже ничего нельзя исправить. И все же... И все же, если бы до того, как иссякнут последние силы, сверху, с края этой могилы, протянулась бы рука...
Тем временем сообщники возвратились в стан. Они были сильно возбуждены, однако хранили торжественное молчание. Свершилось!!! Все оказалось так поразительно просто! И вот его уже нет... И никто никогда не узнает, что произошло. «Главная помеха устранена», – Симеон с удовольствием потянул носом. Он учуял любимый им аромат жаркого. Тут и там сновали рабы. Скот, приведенный с полей, уже был возвращен в свои загоны. Вот оно – наследство в атмосфере прочно налаженного быта, умножающееся день ото дня. Охваченный легкой эйфорией, Симеон слегка зевнул и окинул взглядом своих братьев, рассаживающихся вокруг костра для ужина. «Бравые ребята. Не подвели. Вот Левий, мое второе «я», почти неразлучные Иуда и Завулон, Иссахар, четверо от наложниц... Иссахар... Постойте, а где же Рувим??»
Как будто почувствовав обращенное на него внимание и не в силах больше сдерживаться, Иссахар тяжело охнул, всплеснул руками и метнулся в сторону, в надвигающуюся темноту. Там, в оглушительной истерике, он кинулся на землю.
– Нет, нет! Я так не могу!!! – неистово закричал он. – Я так больше не могу! О, горе нам! Проклятье!!!
– Поздно ты спохватился, – каменным голосом сказал Симеон. – Обратной дороги уже нет. И где же Рувим?
– Он будет счастливее нас, – захлебываясь слезами, простонал Иссахар. – Потому что он спасет его, спасет! А мы? Что будет с нами, несчастными? – В его глазах вспыхнул безумный огонь. – Пойдемте же, сейчас, вытащим его, пока еще не слишком поздно!!
И он тут же вскочил на ноги и дернулся по направлению ко рву, в котором лежал Иосиф, однако был удержан своими непреклонными братьями.
– Ты что, рехнулся? – гневно сказал ему Иуда. – Совсем ничего не соображаешь?
Иссахар медленно сел на землю, поджав под себя ноги и низко опустив голову.
– Я видел, как Рувим уходил, – подавленным голосом продолжал он. – И как же я сейчас завидую ему, как я хотел бы быть на его месте... Клянусь, что мы будем мучаться и жалеть об этом всю жизнь, если сейчас ничего не сделаем!
– Если ты не одумаешься, то пожалеешь уже сейчас, – спокойно, будто говоря о чем-то обыденном, пригрозил Левий.
– Иссахар, послушай... – продолжал Симеон. – Ты думаешь о каких-то душевных муках, а не беспокоишься о том, что если мы сейчас его вытащим и вернем отцу, то он обязательно выдаст нас. Даже если мы возьмем с него клятву молчать, все равно выдаст. И тогда нам конец, – он сделал особый акцент на последнем слове.
Иссахар, сжав кулаки, бессильно повалился на землю. Братья украдкой переглянулись между собой. Каждый из них, включая даже самых решительно настроенных, жаждал увидеть в другом укрепившую бы его поддержку. Но к своему великому удивлению ни один, столкнувшийся с горящим взглядом другого, ожидаемой поддержки не получил. Смутившись от этого ужасного открытия, они потупились и замолчали. Наступил кризис положения. Мысль, что уже ничего нельзя исправить, неожиданно испугала их. Кажется, они зашли слишком далеко... Что же теперь делать? Они уже наигрались в месть и хотят поскорее закончить эту опасную игру. Разве это невозможно?
Тут один из них пришел в себя. Это был Левий, всегда выделявшийся хладнокровием и самообладанием.
– Итак, посмотрим в лицо реальности. Что мы имеем? Иосифа, лежащего во рву и Рувима, готового прийти ему на помощь. И разве вытащить Иосифа изо рва не то же самое, что оставить его во рву? Рувим планирует вновь снискать благоволение отца, вызволив его любимца, и нам необходимо помешать ему, чего бы это ни стоило, иначе эти двое завладеют всем, а нас сделают своими рабами.
Немногословный Левий на этот раз сказал слишком много.
– Каков же выход? – он сделал паузу.
Симеон понял, к чему клонил Левий, и тут же произнес:
– Необходимо вернуться к первоначальному варианту. А именно – убить Иосифа. Кто не согласен, тот должен высказать свои обоснованные возражения. Итак...
Ух... Сейчас осуществить это будет гораздо труднее. Недавний пыл уже успел угаснуть. Настрой не тот. Однако же возражения, которые так хотелось высказать, застряли в горле. И, перехватив инициативу в свои руки, Симеон распорядился:
– Итак, нечего медлить! Иуда! Завулон! Иссахар! Гад! Неффалим! Асир! Дан! (Левия не было нужды упоминать). За мной!!!
Никогда еще собственное имя не звучало для них столь трагически. Будто бы над ними самими вскоре должен был свершиться этот страшный приговор.
Они все еще пребывали в нерешительности. Как съежившиеся птенцы, эти взрослые мужчины жались друг к другу, цепенея от страха надвигающегося возмездия и обуреваемые сомнениями, одновременно наблюдая за Симеоном и Левием, размашисто шагающими вперед. Что происходит? Им уже казалось, что Небо вот-вот разверзнется у них над головами...
– О, Боже!!! Если бы можно было избавиться от Иосифа, оставив его в живых! – наконец возопил Иуда.
Это просто удивительно, как быстро некоторые получают ответы на свои молитвы. От чего это зависит? От особо близких отношений с Всевышним?... От острой нужды?... Или?... Или от чего-то еще, неведомого и недоступного пониманию простого смертного существа?...
Как бы то ни было, сразу же вслед за этим, вдалеке, в зеленовато-фосфорической пыли, появился караван. Он был едва заметен и на расстоянии казался скорее одиноким, бесплотным призраком. «Призрак» приближался. Важно и деловито мимо проплывала вереница верблюдов.
Тот, кто только что молился, среагировал мгновенно.
– Есть идея! В этом наш выход! Спасение!!! – победно и облегченно вскричал Иуда и, как безумный, ринулся в сторону каравана. – Срочно остановите Симеона с Левием! – бросил он на ходу, обернувшись.
Мадиамские купцы, хозяева верблюдов, были несколько обескуражены поведением человека, догнавшего их. Он что-то путано говорил о неком молодом рабе, которого он мог бы им продать, но что сперва ему нужно посоветоваться с остальными. Поодаль виднелась группа мужчин, что-то наперебой обсуждающая.
Почтенные измаильтяне торопились, чтобы до наступления полной темноты добраться до Дофана, но они приостановились, так как несмотря ни на что предложение странного незнакомца заинтересовало их. Торжествующий Иуда пообещал тотчас же привести им обещанного раба. Уверенно подойдя к братьям, он разгоряченно изложил им свою идею:
- Что пользы, если мы убьем брата нашего и скроем кровь его? Пойдем, продадим его измаильтянам, а руки наши да не будут на нем; ибо он брат наш, плоть наша***. Измаильтяне отведут его в Египет, и так мы навсегда избавимся от него.
Когда Иосиф заметил руку, спускающую вниз веревку, слабая надежда вновь ожила в его сердце. Не веря до конца в избавление, он вскарабкался наверх. Там, наверху, еле держась на ногах и нерешительно озираясь, юноша застыл на месте. То, что он увидел, убило в нем последнюю надежду. Его обреченный взор простерся дальше обезображенных страхом и ненавистью лиц братьев и остановился... на торговом караване. В миг Иосиф осознал весь ужас своего положения. Он содрогнулся настолько, что чуть не упал. Нет, лучше смерть, чем рабство! В тысячу раз лучше смерть!!! И, недолго думая, он кинулся в ноги к своим братьям, горячо умоляя их делать с ним, что угодно, только не продавать в постыдное рабство. Он стал перед ними на колени, сложив перед собой руки, и зашептал дрожащими губами: «Только не это... Пожалуйста, только не это... Лучше убейте меня... Лучше убейте!» Нужно быть дьяволом во плоти, чтобы не дрогнуть от такого излияния!
О, мера унижения... и отчаяния человеческого! Как глубока бывает она, а порой и бездонна... Тот, кто когда-либо испытывал отказ в своих насущных просьбах, сможет понять ее лишь отчасти. Но многим ли довелось прочувствовать до конца всю горечь отвергнутой мольбы о пощаде?
Нет, они не были дьяволами. Их сердца сжались при виде этого уничиженного и трепещущего создания. Но изменить решение в подобной ситуации означало поставить крест на собственном будущем.
Отсчитаны монеты. Двадцать сребренников. Иосиф отдан во власть купцов-измаильтян. Его руки сразу же туго связаны по запястьям прочной бечевой, конец которой крепко прикреплен к седлу одного из верблюдов.
Иосиф перестает что-либо соображать. Сознание помутняется, и все плывет перед его глазами.
Караван трогается в путь. И уже вскоре едва можно разглядеть трогательную, полуобнаженную фигурку, которая, прихрамывая, бредет вслед верблюдам.
Девять человек, как вкопаные, застывают на месте. Они следят за караваном, пока он, постепенно превращаясь в маленькую черную точку, не скрывается из вида.
Татьяна Осокина,
Буэнос-Айрес, Аргентина
Как велика любовь Господня!
Как высока и глубока!
Со всеми нами Он сегодня!
Простерта вновь Его рука! e-mail автора:tatosso@gmail.com
Прочитано 3192 раза. Голосов 3. Средняя оценка: 3.67
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
